***
— То есть, ты хочешь, чтобы я вырядился в этот каратэ-костюм? — наехал Игорь снова. Даже по тону было слышно, что ни в какой костюм, — будь то каратэ, дзюдо или огромный банан, — выряжаться он не собирается. «Особенно в эту фигню на два размера меньше!», как сообщил Лавров, стоило Диме только перешагнуть порог студии. Разговаривать с Игорем по утрам было занятием неблагодарным и бесполезным. Угрюмый мудак умудрялся доебаться до любой мелочи, и так уж Фадею свезло сегодня, что это было гребанное кимоно. Ему хотелось просто скрыться от июльской жары, может, выпить чего холодного. Он не успел даже сигарету утреннюю выкурить, еб вашу мать. — Это не костюм, это кимоно, — вздохнул Дима, — И мы его уже купили. — Мне эти штанцы почти по колено, братан! — возмутился Лавров, вдруг съехав взглядом куда-то за Димино плечо. На его и без того хмуром от природы лице появилось напряженное выражение. Он меланхолично продолжил, — Я уж молчу про другие места, если ты понимаешь, о чем я… Фадеев втянул медленно носом горячий и спертый воздух. Дышать было нечем, и здесь, и на улице. И вообще в Москве. В рот он ебал тут обсуждать, где у Игоря че жмет, если честно. Они это уже обсуждали, вчера, и он просто не понимал, ну почему он не может зайти нормально внутрь, а не топать порог, скинуть тяжелую сумку с камерами, оттягивающую плечо, сходить покурить и не разговаривать, блять, с Лавровым хотя бы полчасика. Они еще толком ничего не начали снимать, только получили финансирование, вся эта хуйня блогерская из смутных идей начала превращаться в реальность, и Дима понимал, что Игорь очкует. Побольше каждого из них. А кимоно…это так, предлог. Лавров даже не улыбался толком всю эту неделю, что для него было, мягко говоря, нехарактерно. А уж столько претензий Дима от него не слышал за все эти годы концертов вместе взятые. Тем более, что Стас смог приехать только вчера ночью, и это был тот еще адок. Игорь же, кажись, сместил свой фокус внимания окончательно на нечто за Диминой спиной, резко потеряв желание обсуждать размеры штанов. Фадеев даже оглянулся с интересом, вдруг Титьки жалоб и предложений решили окончательно оголиться в честь гребанной жарищи, чем так сильно заворожили Игоря, что тот аж забыл про кимоно. Но нет. В противоположной углу съемочного павильона обнаружилась только вешалка с треклятыми реквизитными костюмами и шубами, толкающиеся с гримершей Виталик и Стас, — уже в маске, готовый к съемкам. Хоть кто-то здесь работает, блять, — а больше там абсолютно ничего не было. Фадеев нахмурился устало, повернулся снова с Игорю и картинно задрал бровь. — Я могу идти? Лавров, кинув на него короткий взгляд, проигнорировал фразу полностью, не отступаясь. Дима здесь, вообще-то, пытался в раздражение. Игорь, сука такая, мог бы и отреагировать. Возможно, кстати, он там как раз на вешалку-то и пялился. Выглядывал то самое кимоно. А то и планировал совершить нечто ужасное с белой тряпочкой самого большого, нахрен, размера, который они только, блять, смогли найти за вчерашний вечер. — Пожалуйста, — взмолился Дима жалобно и поспешно, — Пожалуйста, не порти его только! Мы другой сегодня уже не найдем, а снимать надо. Игорь дернулся, отвлекаясь, моргнул непонятливо на Фадеева, словно тот хуйню какую-то сморозил, и вдруг включился обратно в спор, возмущаясь пуще прежнего: — Это я его не портить должен?! А о яйцах моих ты не думал? Дима не думал о яйцах Лаврова примерно, блять, никогда. О чем тут же и поспешил сообщить. — Ну хоть на этом спасибо, петушара, — буркнул Игорь, снова глядя куда-то вдаль. И вдруг свистнул так лихо и заливисто, что половина съемочной группы обернулась, а Фадеев слегка оглох на правое ухо, — Слышь, мудень, подойди-ка! С того самого угла, куда Игорь так настойчиво пялился, раздалось гнусавое и заебанное «Да ты охуел, что ли, блять?», и Диме снова пришлось оборачиваться, чтобы воочию, так сказать, понаблюдать за тем, как Стас лениво шуршит до них через всю студию. Сегодня утро не задалось у всех, включая Конченкова. Он едва переставлял ноги, и выглядел в целом так, словно его на эшафот позвали. Свистом. Дима хотел было под шумок съебаться, но Игорь остановил его коротким «ща, погоди, он дотопает». Как Стас мог помочь Лаврову с проблемой коротких штанишек, Фадеев вообще не понимал. — Ебанный копуша, — обреченно вздохнул Лавров, когда Конченков все же дошел и встал в позу, сложив тощие руки на груди. Фадеев хмыкнул весело. Слово-то какое отрыл, господи. Он его в последний раз от бабки своей в детстве слышал. — Я тебе не проститутка, чтобы на свист отзываться, понял? — возмутился Стас в ответ. — Ну-у, ты же все равно отозвался, братишка, — вдруг мягко и довольно хмыкнул Игорь, уложив огромную ладонь на острое плечо Стаса, затянутое в толстовку. Подтолкнул его слегка к Диме, видимо, чтобы окончательно отрезать все пути к отступлению для них обоих. Конченков дернулся было, но Лавров рыкнул, — Да встань ты ровно, бля, и грабли свои опусти. Дима не понимал, че происходит вообще, как и Стас. Но теперь они оба были в ловушке, и Стасу пришлось подчиниться. Руки повисли вдоль тела, чтобы Игорь мог придвинуться ближе и развернуть его лицом к одинокой тусклой лампочке, жужжащей над их макушками. — У меня с лицом че-то? — заволновался Конченков, неосознанно пытаясь отстраниться и протягивая, — И-игорь? — Господи, да заткнись ты, ебанный Пемп, — беззлобно попросил Лавров, оттягивая край маски Стаса к себе. Его пальцы нырнули ловко под ткань, скользнули вперед и вверх, расправляя пошедший буграми шов от затылка до основания шеи, заправили торчащий ярлык толстовки под капюшон. Стас же послушно и терпеливо, даже не спросив, что за нахрен там Лавров делает вообще, заткнулся и позволил все эти манипуляции, наклоняя голову так, как его направляли ладони. Не дернулся даже тогда, когда пальцы Игоря вцепились в язычок молнии и потянули вверх, до упора. Только привычным жестом поднял подбородок, чтобы не прищемило. По скромному мнению Димы, уж толстовку застегнуть Стас точно смог бы сам. Но его никто не спрашивал. Это все заняло каких-то полминуты, не больше. Ничего совсем уж из ряда вон выходящего не произошло. Он не раз видел, как они поправляют друг друга перед концертами. Сам, бывало, корону Игорю придержит, или еще там че. Но это было там. В темноте клубного закулисья. Сейчас же, при свете дня, в окружении десятка-другого людей, Фадееву захотелось неловко оглянуться по сторонам. Убедиться, что никто не смотрит. Что никто, кроме Димы, не заметил. — Ну, вот, — удовлетворенно выдохнул Лавров и хлопнул сразу обеими ладонями по хрупким плечам Стаса, с силой, словно пытаясь пригвоздить его к месту, — А то как чушка какая-то ходишь. — Ага, — цокнул языком Стас и отодвинулся, наконец, в сторону, чтобы не загораживать больше Диме белый свет своим живописным профилем. Только уходить обратно он как-то не спешил. Подстроился Лаврову под бок, подтолкнул локтем в ребра, поднырнул под внезапно и лениво поднятую руку, которой его тут же притянули за плечи поближе. Они вообще всегда так близко стояли, или это все из-за студии Диме кажется? Вроде всегда. О гребанном кимоно все как-то позабыли. — Мог бы и «спасибо» сказать, гнида неблагодарная, — хмыкнул Игорь, наклоняясь и заглядывая Стасу в лицо, ну точь-в-точь ребенок, выпрашивающий у матери игрушку в магазине. Или щенок. Огромная такая псина. Конченков картинно отвернулся в другую сторону от этого пристального взгляда и безразлично, на одной ноте, выдал: — Ага, спасибо. Лавров только закатил глаза и повернулся к Диме: — Так че там с каратэ-костюмом? — Это кимоно, — раз в десятый только за этот час повторил Фадеев, отчего-то вдруг чувствуя себя в разы более раздраженным, чем пять минут назад, — И у них не было, бля, твоего размера! — Ну и че, ты как мне предлагаешь в этом ногами махать? Димон, оно врезается прямо в… — Это кэйкоги, — вдруг вставил Стас. — Че? — в один голос спросили Дима с Игорем, отвлекаясь от своей охуительно интересной дискуссии о яйцах Лаврова. — Это кэйкоги, — громче и медленнее повторил Стас, словно от этого становилось, блять, понятнее. — Кэй?.., — попытался Игорь. — Коги. У кимоно нет штанов. Если оно для каратэ, но это каратэги. — То есть, оно кэйкоги, но каратэги? — Ага. — Откуда ты ваще, нахуй, это знаешь? — возмутился Лавров, и впервые за три гребанных дня за его наездами послышалось искреннее веселье. Стас только многозначительно пожал плечами и не ответил, чем только разжег интерес. — Не, ты занимался, что ли? — втиснулся Дима, — Я вообще про эти коги впервые слышу. — Он нихуя не занимался. Давай колись, — поддержал Игорь. Конченков, уже видно жалея о том, что вообще открыл рот, неловко заерзал под тяжелой рукой Игоря, шаркнул скромно ножкой и нехотя признался. — Я видел это в аниме. В повисшей после этого признания тяжелой тишине, Диме только и оставалось, как смотреть на дрожащие от еле сдерживаемого хохота губы Лаврова. Буквально за секунду, у него в голове пронеслась неоформившаяся в слова мысль, как это удивительно: целая неделя гребанного ада, тяжелого процесса подготовки к съемкам, закупки реквизита, выебонов Игоря. Его кто только не пытался рассмешить за это время. А он будет ржать над аниме. Потрясающе. Игорь все-таки не выдержал и расхохотался раскатисто в голос, да с такой силой, что его аж пополам сложило. Но он все равно стойко продолжал держаться за плечо недовольного Стаса, которого потянуло вниз и в сторону. — Да че ты ржешь-то, мудак? — обиженно спросил Конченков, — Вообще не смешно! — Ты и твой ебанный Наруто, — продолжил хихикать Игорь, и только после попыток Стаса доказать, что это было вообще не в Наруто, подуспокоился кое-как. Шмыгнул носом, картинно стряхнул якобы выступившие от смеха слезы и дал отмашку, — Лады, хуй с ним. Пусть будут кэйкоги. Так Диму, наконец, отпустили делать его важные операторские дела, а благодаря аниме и кэйкоги, — с которого Игорь каждый раз подхихикивал, — первый съемочный день прошел хорошо. А это странное чувство, — желание отвернуться от лучших друзей из-за того, что они просто трогают друг друга, — к вечеру Фадеев совсем забыл.***