I
9 марта 2017 г. в 22:41
Агилар размял затёкшие плечи. С крыши собора, где он сидел, открывался великолепный вид на Севилью, испещренную улицами и оазисами зелени, проглядывавшими среди каменных домов. Мужчина поглубже натянул на голову капюшон: солнце нещадно палило, норовя выжечь всё то немногое, что ещё зеленело в городе и за его пределами.
По крышам к Агилару стремилась тень. Ассасин незаметным движением вытащил метательный нож и крепко сжал его в руке. Тень приземлилась на противоположный скат крыши, превратившись в фигуру мужчины в белом одеянии. Агилар ослабил хватку и также незаметно убрал нож.
– Значит, ты не передумал? – поинтересовался он у тени.
– Нет.
– И всё ещё хочешь услышать мою историю?
– Именно так, – не отступала тень.
– Тогда предупрежу: история моя не из счастливых, а рассказчик я никудышный. Ты будешь разочарован.
Ответом ему было молчание.
– Что ж, – пожал плечами Агилар, присаживаясь обратно. – Тогда садись рядом, странник, и слушай.
Белая фигура опустилась в нескольких метрах от ассасина и замерла, словно статуя, вся обратившись в слух.
– Я родился в городе Нерха, – начал свою историю Агилар, – это на юго-западе от Гранады. Маленькое поселение, насквозь продуваемое песчаными суховеями.
Мой отец – потомок арабов, которые поселились здесь задолго до появления Кастилии и Арагона. Мать – испанских кровей. К моменту моего рождения такие браки вошли в привычный порядок вещей. Необычным было то, что мой отец был мусульманином, а мать в силу большой своей любви к нему, приняла ислам.
У меня была сестра, младше меня на семь лет. Прекрасная малютка. Помню, она любила играть с мамиными локонами, но всегда отвлекалась от игры, чтобы улыбнуться мне, когда я приходил домой, – легкая улыбка тронула губы ассасина.
– Я с юных лет начал помогать отцу – он торговал изделиями из шёлка, славившимися своим качеством и красотой. Но не подумай, я не был далёк от всех прелестей детства. С моими друзьями мы лазали по крышам домой и дрались на деревянных мечах. Среди нас были и испанцы, и евреи, и арабы, и полукровки, как я. Тогда это не имело никакого значения.
Агилар на секунду остановился и взглянул на своего слушателя. В его глазах он увидел понимание и интерес.
– Тучи над нашим домом начали сгущаться незаметно для меня. На тот момент мне было около двадцати лет. Земля слухами полнится, и вся Нерха гудела о том, что войска Кастилии взяли Малагу, что теперь и наш городок перешёл под владычество испанцев. Мне было не до этого. Молодости вообще мало до чего есть дело, согласен?
Белая тень кивнула.
– Мне не было дела даже до странных незнакомцев в капюшонах, которых я, однажды вернувшись раньше обычного, застал в комнате отца. Они о чём-то оживленно спорили. Заметив, что я невольно подслушивал, отец тут же выгнал меня и никогда о них не говорил.
В то время я много путешествовал по окружным деревням, выставляя на базарах наш товар. И вот однажды к моему прилавку подошла она. Я не могу сказать, во что она была одета, не могу сказать, кто был с ней. Единственное, что я запомнил – это её глаза, самые красивые, самые яркие, что я видел в своей жизни. В сравнении с теплотой её взгляда солнце казалось холодным и бесчувственным камнем.
Скажи, чужеземец, была ли в твоей жизни такая любовь, без которой, ты это знаешь точно, весь мир мог разрушиться в одно мгновение, а тебе бы и дела не было?
– Нет, – покачал головой странник, – я не знал такого счастья.
– А я знал, – с горечью в голосе ответил на не заданный вопрос ассасин, – пусть недолго, но знал.
Она занимала все мои мысли, поэтому ничего, что творилось вокруг никак не касалось меня. Даже увидев впервые в нашем городе испанского солдата, такого неуместного и иллюзорного в этом спокойном маленьком мире, я не придал этому никакого значения. Очень зря.
После короткой паузы ассасин продолжил:
– Она была той же веры, что и я, поэтому наши родители с лёгкостью дали согласие на наш брак. Я был влюблён, и счастье затуманило мой рассудок. Я не заметил, как всё большее число арабов стали покидать Нерха, как в городе стали появляться всё разрастающиеся отряды солдат, как всё чаще стал я слышать в спину, подобно плевку, пренебрежительное «мавр».
Под давлением испанской короны и для того, чтобы обезопасить себя, мусульмане и иудеи Аль-Андалуса стали повально принимать христианство. И пусть моя семья никогда не выставляла на показ свою веру, отношение к исламу мы начали скрывать. Но, как я уже говорил, для меня это не имело никакого значения.
Наступил день моей свадьбы. Камила, так звали мою избранницу, была прекрасна: её волосы были покрыты лучшим шёлком, что нашёлся в запасах моего отца. Это было моим свадебным подарком. А её глаза из-под густых ресниц смотрели на меня с неземной нежностью и надеждой, – лицо Агилара, наполовину скрытое капюшоном вновь озарилось мимолётной улыбкой. – Мне пошёл двадцать шестой год, и не было на свете человека счастливее меня.