Одного поля ягоды

      Люси шесть, когда она впервые слышит о соулмейтах. Ребёнок ещё мало что понимает в этом мире, однако её, как впечатлительную, мечтательную натуру, очень привлекает мысль о проведении всей своей жизни с тем, кто, как любит выражаться мать девочки, «предначертан тебе судьбой».       По вечерам Лейла рассказывает малышке сказки о пресловутых принцах на белых конях, о прекрасных принцессах и, конечно же, об их утопически-романтических отношениях. И маленькая Хартфилия охотно верит ей на слово.       По ночам она любит опираться на широкий подоконник и, кутаясь в разноцветное одеяло, смотреть на яркие звёзды. По ночам она любит гладить мягкие переплёты и листать странички детских сказок, пряча карие глаза от тусклого света бра над головой. По ночам она любит мечтать.       Люси десять, когда ребяческому любопытству перестаёт хватать банальных рассуждений о «долго и счастливо» и родительских «всё будет хорошо». Ведь не всё же так просто.       — А как я узнаю, кто моя вторая половинка?       Лейла хмурится, поворачивается к дочери и по-домашнему тепло улыбается, присаживаясь напротив.       — Понимаешь, солнышко… — она поджимает накрашенные бледной помадой губы, наблюдая за заинтересованным взглядом по-детски наивных карих глаз. — Когда люди осознают, что готовы к такому виду связи, на их телах появляются… метки..? — немного неуверенно заканчивает женщина.       — Метки? — переспрашивает блондинка, приподнимая светлую бровь.       — Да, метки, — твёрже отвечает Лейла. — В любом месте на твоём теле могут появиться слова. Те, что самыми первыми скажет тебе твоя родственная душа.       Первая влетевшая в голову фраза, произнесённая твоим соулмейтом в твой адрес? Звучит немного… приземлённо?..       Младшая Хартфилия остаётся в комнате одна и, стирая со лба следы помады, не может перестать думать о странном методе нахождения своих «истинных».       Еще недавно ей до дрожи в коленях хотелось найти своего суженого как можно скорее, а сейчас, будто ударяясь о черепную коробку, отдаваясь пульсирующей болью в висках, в голове летает навязчивая мысль, что всё это…       — Глупо.       Люси четырнадцать, когда окончательно и бесповоротно рушатся стены её детской наивности, когда мечты рассыпаются на мелкие кусочки, оставляя на рёбрах опустошающие разум рубцы.       Родители Люси не были соулмейтами.       — Я не говорила, что человек, не нашедший свою родственную душу, не может быть счастливым. Некоторые так и умирают без метки. Ты должна понимать, что сама можешь построить свою жизнь такой, какой тебе хотелось бы её видеть. И тебе для этого вовсе не обязательны какие-то там знаки на коже.       Блондинка понимающе кивнула, устало потирая переносицу.       — Но они же одержимы идеей найти свою вторую половинку… — поморщилась она, вспоминая своих знакомых, на телах которых уже появились заветные слова.       У нее есть другие заморочки, а вот времени на создание лишней головной боли, так отчаянно давившей на виски, как раз таки нет.       Хартфилия купит себе новую юбку, получит пятёрку по физике, возможно, сменит прическу, наладит отношения с обидевшимся другом и сделает ещё много чего куда более полезного для развития своей личности, чем трата времени и нервов на поиски человека, который сейчас, вероятно, находится на другом конце земли и даже не подозревает о ней.       Абсолютно.       Ей всего четырнадцать, а она уже ненавидит эти грёбаные метки, из-за которых страдает столько людей. Их не принято показывать всем подряд, однако она знает, что по улицам ходят сотни тысяч людей с до ужаса банальным «Привет» на коже.       Абсурдно.       Люси восемнадцать, когда она впервые по-настоящему осознаёт, что её не тянет ни к одному из полов. Она в самом деле правда пыталась присматриваться к симпатичным юношам и даже к девушкам, однако на душе было глухо, как в танке.       — У тебя так и не появилось парня, — тихо вздыхая, констатирует факт Мираджейн.       — Ровно как и метки, — светловолосая закидывает рюкзак на плечо и встаёт со скамейки, пытаясь улыбаться подруге как можно более правдоподобно.       И Штраусс верит. Верит этим ямочкам на щеках и лучикам в больших, но уже не наивных карих глазах, а у самой на душе кошки скребутся. Мысли её путаются в один большой вязальный клубок, нитями цепляясь за громко стучащее сердце.       — Может, ты асексуальна?       Такое предположение вызывает только искренний тихий смех и мотание головой — как способ вытряхнуть мешающие доводы из головы.       — Асексуалы не испытывают полового влечения, но могут любить. Моя проблема в обратном, — пожимает плечами Хартфилия и щурится, подставляя лицо солнечному свету.       И почему это считается ненормальным?       Карьера сейчас волнует первокурсницу больше. Для блондинки куда важнее штудировать учебники биологии и химии, нежели искать кого-то для удовлетворения примитивных животных потребностей.       Люси не бежит от себя. Нет, ни в коем случае. Люси бежит от общественного мнения, от позиции родственников, от собственных размышлений.       Сбивая ноги в кровь, оставляя на костяшках царапины, затупляя чувства; она погрязла в этом дерьме еще сильнее. И уже никто не может спасти.       Забиваясь в угол, выстраивая невидимую стену между собой и окружающим миром, девушка всхлипывает и хватается за волосы, но не плачет. Она слишком сильна пуста для слёз.       Люси двадцать, когда под её правой ягодицей появляются выжигающие кожу слова. Она может поклясться — задница горела так, будто её облили керосином и подожгли. Сердце перекачивало кровь слишком быстро, наливая красным цветом постылые буквы.       Хартфилия сама виновата. Она сама согласилась на это где-то в подкорке своего сознания, когда после долгих ухаживаний приняла предложение стать девушкой того пятикурсника с юридического. Она сама всё для себя определила.       — Подумать только, ты наконец-то влюбилась! — сжимая кулаки от радости, выдохнула Мираджейн. — А он симпатичный, — изменившись в лице, она серьёзным взглядом пронзительных голубых глаз уставилась на подругу, — мне нравится, что Локи с тебя чуть ли не пылинки сдувает, цени его.       Когда он держит её за руку, по телу разливается приятная истома, когда он обнимает её, немеют пальцы, когда он целует её, у неё кружится голова, перед глазами танцуют круги, а сердце болезненно ноет, трепыхаясь как птичка в клетке.       Люси хорошо.       Нацу двадцать пять, когда…       — Чёрт возьми, она не имела никакого права появляться именно сейчас!       Он рвёт и мечет, пытаясь сцарапать с рёбер горящие буквы. Ощущает себя не иначе как в жаровне с раскалёнными углями, оставляющими на сердце полыхающие ожоги.       Вчера у него было всё — стабильный доход, любящая жена и уверенность в завтрашнем дне. Сегодня у него нет ничего. Ничего, кроме чувства абсолютного опустошения и слов на коже, от одного взгляда на которые взрослого парня пробивала дрожь.       Семейное счастье продлилось недолго — всего года два. Мелди решает всё за двоих, не оставляя Драгнилу даже права голоса. И Мелди совсем не слушает его речи о любви к ней и о том, как мало значит для него появившаяся метка. Мелди верит в то, что когда-нибудь он будет куда счастливее.       Его личная идиллия разрушилась в один момент, заставляя оставить по умолчанию ненависть к девушке, которая сама виновата.       Внутри всё будто обрывается, разлетается вдребезги, рассыпается на тысячи мелких осколков.       И от обиды хочется плакать. И от досады хочется выть.       Нацу плохо.       И Люси двадцать пять, когда она, кажется, счастлива. У неё есть всё — контракт с дорогой частной клиникой в Женеве, любящий парень и уверенность в завтрашнем дне.       В новом коллективе её принимают радушно, особенно диетолог Грей, который с удовольствием проводит ей экскурсию в обеденное время. Что примечательно, многим здешним специалистам не было и сорока, из-за чего Хартфилия легко находила с ними общий язык.       А дома ждёт Локи, и у неё всё хорошо, считая даже едва ощутимые поглаживания кожи под её правой ягодицей каждый раз, когда Нацу касался своих рёбер. А делал в последнее время он так довольно часто, должно быть даже зная, как это влияет на его вторую половинку.       Но блондинка, казалось, уже очень давно свыклась с извращённой в некотором смысле фразой на своём теле. И уже ничего не пыталась сделать, чтобы от неё избавиться. Ничего не саднило, не свербило и не горело, скорее иногда покалывало, щекотало и приятно согревало, оставляя тёплый отблеск на душе.       А Нацу почти тридцать, когда он, кажется, снова тоже счастлив.       — У нас новый кардиохирург? — открывая бутылку коньяка, спросил он. — Кто-то шептался, что стервозная.       — Судить по внешности в наше время — это как моветон, не находишь? — как-то даже весело фыркает Фуллбастер, расстёгивая белый халат.       — Да ну? Опиши её.       — Среднего роста блондинка с каре. На губах красная матовая помада, на безымянном пальце нет кольца. Надо вас познакомить, — подмигивает ему брюнет. — На самом деле очень общительная и милая девушка. Обещала заглянуть как-нибудь на огонёк.       Сероглазый усмехается, пожимает плечами и разливает алкоголь по бокалам. Если бы пару дней назад ему сказали, что свой юбилей он будет отмечать в кабинете диетолога, он бы только посмеялся. Но даже особенно для такого экстраверта как Нацу, в маленькой компании есть что-то по-своему волшебное, уютное и родное.       — Если тебе здесь неудобно, можем перебраться в твой кабинет.       — Ага, чтобы ты опять залез на кресло? Гинекологическое, между прочим. Снова кто-нибудь зайдет не вовремя, а мне объясняться за тебя. Нет уж, сидим тут, — хмыкнул розововолосый, провоцируя очередной приступ хохота.       А решение нагрянуть к новому другу в гости приходит в голову как-то слишком внезапно и неожиданно даже для самой Хартфилии. И подходя к кабинету, она слышит только цокот собственных каблуков о больничный керамогранит и мужской смех, звуки которого пробивались сквозь ненавязчивую игру гитары. Коротко постучав костяшками пальцев по двери, Люси заходит внутрь, а Нацу, прежде чем замереть, успевает спросить выжженное на бледной девичьей коже:       — Третьей будешь?       И когда весь мир перестаёт существовать, оба знают, что никогда не забудут образы, навсегда оставшиеся на обратной стороне век, в мозгах, костях, сердцах друг друга.       Вот он — сообразительный, сильный и внимательный мужчина, её идеал. Вот она — умная, эффектная и искренняя девушка, его идеал.       И когда длинные пальцы Нацу соскальзывают, ударяя по струнам, и когда бутылка вина выпадает из трясущихся женских рук, и когда Грей удивлённо присвистывает, кидаясь убирать осколки, вокруг них тишина.       Метки не горят, как обещалось, при встрече; метки захлёстывают энергией, теплом, любовью.       Их накрыло с головой.       Пара.       Тандем.       Одно целое.       Им ещё так много предстоит узнать друг о друге. Изучить привычки, вкусы, желания, темперамент и характер. Пройти огонь, воду и медные трубы. И всё это вместе.       Неважно, сколько им, когда они счастливы. И ещё…

Сегодня ночью Люси не вернётся домой.