Детка

Слова «Мне нравятся парни» сорвались нечаянно, неосознанно и вообще по-глупому. Но всего три этих слова перечеркнули всю праздную жизнь Артема, перевернули ее с ног на голову, буквально вышвырнув на обочину веселой школьной жизни. Они зависали, как всегда, у Кольки, что был заводилой в их разношерстной компании, и в который раз рассматривали порножурналы. Эту бумажную продукцию Николай стащил у своего старшего брата Кирилла. И теперь, листая фото с разношерстными тетками во всевозможных позах, парни заинтересованно тыкали в них пальцами и пытались найти сходство со своими одноклассницами. — Смотри, титьки как у Ольги! Такие же тяжелые и отвислые, — заметил чернявый верткий Лешка. — Не, эти больше, — хмыкнул Колька, а потом добавил, — мне не нравится отвислое вымя. Эта беленькая самый смак — классная кобылка, да и попка вообще отпад! Колька, Лешка, Степан и Темка. О их дружной четверке уже слагали легенды. А ведь был только десятый класс. — А мне рыженькие нравятся, — Степан был самым крупным из них, с русыми волосами и карими углями глаз. — Слышь, Темка, чего сам не свой? Неужели тебе не интересно? И ни одна не приглянулась? Карие глаза вляпались в щуплого пацана, что сидел от них сбоку и старательно пытался занять себя хоть чем-то. — И то верно. Тут нечего стесняться! Скоро у всех у нас будет по сногсшибательной телочке. Ну-ка, глянь! Колька подтащил его за руку к пестрому богатству раскрытых во все стороны бритых пизд. И Артем сщурил глаза, тошнота накатилась так, что еще секунда и его вырвет на все эти напечатанные на глянцевой бумаге фотографии. Лучше бы вырвало! И тогда можно было бы сослаться, к примеру, на больной желудок и отравление. Но когда ему в нос начали пихать стоящую раком блондинку, Артем не выдержал: — Мне... нравятся... парни. И прежде, чем осознал, что такое ляпнул, Темка понял, что это вот точно настоящий и окончательный конец, отсвечивающий еще тем пиздецом. Конец всему: дружбе не разлей вода, веселым будням, счастливому детству и юности. И кто мог подумать, что всего несколько слов могут вот так перечеркнуть буквально все? Вот дурак, не мог стерпеть. Подумаешь, ткнули носом в пизду. Так ведь не в настоящую, а картинку. И правда, лучше бы тогда вырвало. Но ляпнуть такое... — Ты шутишь? — первым отреагировал Лешка, разбивая гробовую тишину. — Ну, блин, и отколол. Я на такое бы не решился! Степка заржал, вроде все превращалось в шутку, да вот только Колька был не таким наивным и простачком: — Ты это серьезно? Темка поднял серо-синие глаза в теплые светло-карие друга, зависая. И тут можно было соврать, просто отбрехаться, что он сказал неправду или пошутил по-глупому. Но была одна неприятная черта характера для Артема — он не умел лгать, никогда не пробовал и не хотел. Да и не смог бы, только не этим теплым и столь любимым глазам. — Да. Всего две буквы и затянувшееся молчание. Все парни замерли в гротескных позах, как в долбанной детской игре про волнующееся море. — Значит, все это время ты на нас смотрел именно так? Выбирал кого трахнуть? И кто же из нас фаворит у тебя, мальчик-гей?! «Гей!» резануло по ушам, и Артем усиленно замотал лохматой головой. Лица друзей вдруг стали каменными, а взгляды... он не мог посмотреть больше в эти глаза, которые смотрели на него и так и говорили, что он их всех предал. Он больше не имел права быть с ним на равных. — Нет... никто. Это были последние два слова, сказанные его уже бывшим друзьям, и первые, когда он соврал. То, что ему нравится сам Коля, Артем не прошептал бы и под пытками, и даже на краю жизни. Он еще раз затравленно зыркнул на всех, перед тем как выскочить из Колькиного дома и убежать от них, и видно теперь уже навсегда. *** Информация всплыла через неделю полного бойкота со стороны Коли и его поредевшей банды. Кто из них проговорился об этом вечере Артем не знал, но его кроссовки вдруг оказались приклеены к потолку клеем "Момент" и на них фосфоресцирующим фломастерами было выведено красочно и жирно — «ГЕЙ». Потом испохабили футболку, затем исписали парту, которую учитель заставил оттирать после уроков и именно Артема. И тот драил, с пастой и усиленно, так как оставлять кучу начерченных волосатых членов всех конфигураций с пошлыми надписями «Детка, отсоси мне. Давай трахнемся!» и прочим дерьмом было погано. В душевых на голову вылили банку клея, ладно канцелярского для бумаги. Но пришлось два часа вымывать эту чертову субстанцию из своих буйных светлых волос, а потом совершенно голым объясняться перед тренером, почему он застрял в душевых и вовремя не забрал из раздевалки одежду. Трусы и полотенце к тому времени куда-то странным образом испарились из его шкафчика. Девицы в ужасе косились на него, парни прыскали и шептались. Коля и компания сухо игнорировали, как будто Темки и не существовало вовсе. Хорошо что хоть морду не разбили, но Артем на дальнейшее такое везение не надеялся — все просто выжидали решение Николая. Ведь именно он был у них в классе заводилой, а Артем был его другом, конечно, все это в прошлом — но был. Это походило на стаю волков, которые окружили загнанную добычу, болеющую невыводимой заразой, и игрались с ней, выжидая, когда на нее первым прыгнет вожак. Его толкали в толпе больно плечами, ставили подножки, портили бесконечно вещи, ломали ручки, карандаши, выливали в сумку на переменах помои, выплескивали в лицо томатный сок и прочее... Конечно, учителя видели, что творится что-то непонятное. Особенно, когда он «случайно» расквасил свой нос по ступенькам. Оставляли Артема после уроков, пытались поговорить по душам. Но что он мог сказать учителям? Я — гей, и мне нравится мой бывший друг, который теперь меня травит со всем остальным классом? Бред! Еще неизвестно, как в таком случае повели бы себя его бравые педагоги и во чтобы это все вылилось? В скандал на уровне директора? Вызов родителей в школу? Позорной линейкой? Чем? Артем отмалчивался. Впрочем, ученики тоже дураками не были и никто учителям не проболтался, продолжая травлю исподтишка, но не переходя определенные границы дозволенного. А затем Коля пришел в школу под ручку с Наташей из десятого «А» класса. И их бурный роман обсуждали все, кому не лень, на время позабыв о придурковатом, резко поголубевшем Артеме. Девица показно надувала губки, строила из себя целку и уничтожающе зыркала в сторону Артема. И как понял он, теперь, что он изгой, будет известно не только его классу, но и всей параллели. И так оно и вышло, когда его пуховик прибили гвоздями на деревянной двери подсобки, красочно его расписав маркерами: «Артем Нежнов — гей». Учителя доложили директору, толстому потеющему дядьке, тот вызвал Артема к себе и долго втирал о правильности полового воспитания. Хорошо хоть родителей не вызвал тогда, правда уточнив, знают ли его папа и мама о том, что их сына травят в школе? И почему травят? Конечно, Артем все отрицал, а когда директор спросил в лоб, гей он или нет, соврал во второй раз, отбоярившись прекрасным словом «не знаю». — Да где тебе знать? Мал еще! Ладно, орел, учеников я на линейке приструню, но все теперь будет зависеть только от тебя. Проколешься, вышибу из школы с позорным письмом и штампом «гомосексуалист». Ибо мне прецеденты не нужны и тем более проблемы с сексуальными меньшинствами. И помни, любой прокол и твои родители узнают о твоих предпочтениях первыми. Артем и подумать не мог, что директор школы — этот простодушный дядька, сам его будет шантажировать. И кем — его же родителями. Полный коллапс мозгов. Хорошо, что маркеры отстирались от пуховика, и просто замечательно, что в это время никого дома не было. Теперь и учителя в школе все были настроены против него. Хотя беседа директора с десятыми классами все же возымела действо. Портить вещи Артему перестали, но бойкот стал еще глубже и буквально со всех сторон, включая и учителей. С ним никто не сидел за партой и никто не разговаривал, даже не здоровался. Словно все замерло вокруг и наблюдало — когда же он оступится, когда сделает неверный шаг, следя за ним бесчисленным количеством чужих мерзких глаз, как за самым опасным, чумным, экзотическим зверьком, покрытым злостной проказой. Учителя вызывая его к доске, ставили ему тройки независимо от того, что говорил Артем, а ведь он был неглупым и учиться ему нравилось. Но даже его замечания на то, что он не совершил ни одну ошибку в примерах, игнорировались. И он снова пошел разговаривать с директором и уже сам с глазу на глаз. Директор хмуро глянул на него, но зашел уже на следующем уроке и как раз, когда Артем стоял у доски. Учитель попытался сразу посадить своего ученика на место и вкатать ему, как и обычно, трояк. Но директор тут же заметил, переспросив: «Почему? Ведь мальчик ответил правильно?». Учитель юлил, оправдывался, но все же поставил четверку. Теперь его старались к доске вообще не вызывать, но и занижать оценки перестали, так как письменные работы легко можно было проверить и опротестовать через того же директора. Время катилось очень быстро, вот и новогодние праздники промелькнули словно их и не было, зимние каникулы, морозы. Весна подошла как-то незаметно, словно выпрыгнула из-за угла. И Колька расстался со своей навязчивой Наташкой. Артему было больно смотреть на их ритуальные ухаживания, если еще учесть, что именно с подачи Наташки вся школа узнала какой он на самом деле. Он как одержимый помнил тот день перед самыми оттепелями, когда Колька впервые переспал с этой девицей. Еще бы, дружки всю пару перед ним перешептывались, как это классно по-настоящему драть девку, хоть и в гондонах. И как это смотреть на колыхающиеся буфера в такт движения потных бедер и прыгающей мягкой девичьей задницы. Ему было просто муторно слышать, что Коля делал такие грязные вещи и не с ним, а с какой-то левой девкой. И ведь чего греха таить, ему очень хотелось хоть раз оказаться в постели со своим бывшим другом, даже не взирая на всю травлю и тот пережитый позор, через который ему пришлось пройти последние месяцы. Но вряд ли Коля захочет пачкаться об него. Даже мечтать о таком было страшно, если учесть, что произошло только от простых нескольких слов. И как отреагирует Николай, если Артем ему предложит переспать? Нежнов был рад хотя бы тому, что его домашние пока не знали, какая хрень творится в его расчудесной школе. А если узнают? Что скажет отец? А мать? Как посмотрят старший брат и сестра? Антон уже учился в аспирантуре после армии, а Анна была на втором курсе медицинского. У них были разные отцы, мама вышла второй раз замуж и родился он. Отличающийся как внешне своей светлой шевелюрой, так и внутренне. Как они посмотрят на то, что он гей? Будет ли себя винить отец за то, что у него родился такой дефектный сын — единственный ненормальный в семье? А может мама бросит его папу, ведь Антон совершенно нормальный и встречался всегда с девушками, а у Анны не переводились женихи, только в этом году она поменяла третьего парня. Артем все гадал и поглядывал украдкой на притихшего после разрыва с Натальей Колю. А потом Николай пришел к нему домой сам. — Сынок, к тебе Коля. Господи, вымахал-то как! И чего раньше не забегал? Поругались? Мама радостно вытирала руки об передник, в столовой пахло жареными пирогами. Артем совсем на нее не походил, черноволосую, мягкую, добрую. Впрочем, он и на отца не смахивал, у того тоже были темные волосы. В деда — хмыкала его мать, а когда он не поверил, показала фото. «У него глаза были такие же голубые, как озера, а вот у моей мамы карие, ты глянь в мои — сущая мешанина: серого, зеленого и коричневого. Даже не думай сомневаться — ты наш сын!». «Наш сын!» звучало гордо, но ведь они не знали, что теперь он гомосексуалист. Наверное, он и это потеряет, когда мать проведает, какой ее сынишка. — Давай, проходи! Он в своей комнате. А потом за стол, скоро пироги будут готовы. Николай сглотнул голодные слюни, он и забыл, как классно мать Артема готовит, но, вежливо отказавшись, пошел искать Нежнова. — Привет. Артем не верил своим глазам, перед ним стоял Николай. Все такой же смазливый и привлекательный, с теплым лучистым взглядом светло-карих блядливых очей. — Привет... — выдавил из себя Артем, он хотел многое спросить, но не стал, боясь спугнуть это чудо. Ведь ненужные слова могут снова разрушить все. Хотя ничего уже не осталось того, что было раньше. Но минута тянулась за другой, а Коля молчал, задумчиво поглядывая на него и подпирая косяк комнаты, не заходя вовнутрь. Становилось невыносимо, и Артем, проклиная свой мягкий характер, начал первым: — Зачем пришел? — Поговорить. — О чем же? — Да так... — Коля замялся и, пройдя в комнату, закрыл плотнее дверь. — Обо всем. Артем поднялся из кресла, встал сбоку от торшера, что заливал полусумрак его комнаты мягким светом, наблюдая за кошачьими движениями Коли. Тот ходил бесцельно по его комнате, рассматривая вещи, дотрагиваясь до поцарапанных корешков потертых книг. — А у тебя все также, ничего не изменилось... Анна? — Учится, приезжает совсем поздно, впрочем, как и Антон, а что? — Ничего... знаешь, в последнее время ты на меня странно смотришь. Артем застыл внутри, неужели заметил? — И как я на тебя смотрю? — Как Наташка, — и, увидев удивленно распахнутые глаза Нежнова, понимающе хмыкнул. — Прости, не так выразился — как влюбленная девица. Я раньше и не замечал, даже после того, как ты нам сказал, что предпочитаешь парней. Опыта не было, да и желания особого обращать внимание на тебя тоже. Колька, ухмыльнувшись вновь, сел в нагретое кресло хозяина комнаты: — А тут уютно. — И что, теперь ты опытный? — Конечно, и знаешь что? — перед Артемом склонили игриво голову. — Я тут подумал, и чего добру пропадать? Хочешь отсосать мне, а? Не отрицай, я же тебе нравлюсь. — А не боишься, что все узнают, кто тебе сосет твой прыщавый член? — А кто скажет? Ты? Не думаю. Да и потом, кто поверит? — перед Артемом звякнула пряжка пояса и вжикнула ширинка, показывая темную ткань трусов. — Ну, а если проболтаешься Степке и Лешке... Я тебя урою. Артем затравленно смотрел на этого наглеца и бессознательно облизывал свои мягкие горящие от предвкушения губы, он очень хотел прикоснуться к тому, кто его уже несколько лет сводил с ума, кто его буквально уничтожил и кто продолжал унижать. По большому счету послать бы нахала и дело с концом. Но что будет дальше? Снова один? И опять без кого-либо, кто захочет с ним перекинуться даже простым словом? — Ты же не хочешь, чтобы твоя мама узнала, что ты предпочитаешь сосать вместо леденцов? — игриво склонили голову к плечу. Артем отрицательно замотал светлой шевелюрой. — Тогда возьми его в рот. Николай выпростал из ткани свой полу-возбужденный член, расставил шире ноги, давая пространство для действий, и похабно усмехнулся замершему от такой нереальной картины бывшему другу. И Артем встал перед ним на колени, осторожно огладил дрожащими руками через штанины раскрытые бедра, словно они были из прозрачной ломкой бумаги, а потом с придыханием коснулся губами дрогнувшей ярко-красной плоти. — Полный улет... А Наташка так и не взяла в рот, даже в гондоне побрезговала. Колька чуть прикрыл глаза, посматривая, как губы Артема нежно касаются его бархатистой головки, как розовый язык обводит край плоти и как его бывший друг погружает весь его облизанный, словно сладкий леденец, член глубоко себе в рот, усиленно стараясь делать плавные движения головой. — Ты точно гей... Раз прешься от чужого члена. Колька нагло надавил на натянутую ширинку Артема, вызывая у того постыдный стон. — Будешь мне сосать каждый день, пока я не найду следующую девку. И тебе хорошо, и мне замечательно. Но помни, в школе мы с тобой больше не друзья, я сам тебя найду. О, Боже! Он изогнулся и, схватив за волосы Артема, натянул его горло на себя до упора, изливаясь глубоко в глотку. — Какой же ты жалкий, гомик, и как же меня от тебя тошнит. Артем пришел в себя, когда уже Кольки и след простыл. Как ни странно, но его даже не вырвало от чужой спермы, более того он кончил в свои штаны только потому, что Колька нажал ступней ему на зажатый, перевозбужденный член. Но даже несмотря на все отрицательные нюансы Артем в этот момент был по-настоящему счастлив. Сосать этот прыщавый подростковый огрызок, пахнущий опрелостями и мочой. Кисло-горький на вкус, так как Колька явно не принимал перед этим душ. Но он, и правда, чувствовал себя на седьмом небе, потому что это был Колькин член, человека, которого Артем любил всей своей издерганной душой. Теперь его жизнь приобрела другой оттенок, можно сказать, разноцветной радуги. Артем уже не обращал внимания на косые взгляды одноклассников, поджатые губы учителей, потому что каждый день Колька находил для него время, утаскивая Нежнова то в школьную подсобку, то в мужской туалет, то на склад спортивных принадлежностей. И там ему давали припасть к этому ненаглядному прыщавому члену всем своим существом, душой и губами. Колька с каждым разом становился все наглее и требовательнее. Он заставлял себе вылизывать яйца или грубо трахал Артема прямо в его жаркое горло. И было просто шедеврально, как на их пососушки нарвался Лешка. Парень вылупил свои убойные зенки на сосущего Кольке Артема и выдал торжественно вслух: — Коля... ты что, тоже того?.. Гей? Артем тогда улетел от пинка Николая далеко за маты, охреневая от шума в голове, так как здорово приложился затылком об трубу, отрешенно слушая, как срутся в полный голос Николай и Лешка. — Он мне просто сосет, коль ему так прет с этого! А мне нужен секс! Знаешь, у меня яйца не железные. А после Наташки дрочилово уже не помогает. — Но сосет-то он у тебя?! А не ты ли был зачинщиком, что вся школа ополчилась на Артема? Может ты и тогда хотел его трахнуть сам?! — Я не собираюсь спать с ним! — Заткнись! Может я пришел раньше ваших совместных потрахушек?! — Степану не говори. — Обязательно, как только увижу. Ему вот вообще было по барабану кто Артему нравится — парни или девки. — А тебе? — И мне тоже! — А чего тогда молчал, когда я подкалывал ребят для травли? Тебе же это тоже перло, не отрицай? Колька со спущенными штанами тряс своим обслюнявленным членом и сжимал кулаки. Лешка наскакивал козликом, хмуря брови. — Я просто испугался! Ты бы и меня в геи записал, если бы я тогда вступился за Артема. А теперь так и знай, если еще кому вякнешь про него, между нами все кончено. Задрало выносить этот ебнутый балаган. И еще, Степан об этом узнает уже сегодня. И если ты Артема шантажировал и принудил к этому, тебе не поздоровится! Лешка выскочил из подсобки, за ним вылетел, натягивая штаны на свой опавший член, орущий Колька. Артем же еле поднялся с пола, пощупав у себя затылок. Крови не было, но голова гудела словно стальное ведро от наплывающей на виски боли. Степан пришел к нему с Лешей тем же вечером. Боже мой, как мама Артема была рада его поздним гостям. И когда парни с плюшками и чаем расположились в комнате Артема, настал не очень приятный разговор. — Этот ушлепок сказал, что ты был влюблен в него, это так? — Степка бычил пухлые губы, посматривая на осунувшегося Артема. — Так и есть... — А сейчас любишь? — уточнил Лешка. — Вроде того... — Ну и дурак! Вот увидишь, он завтра подцепит очередную девку, — вставил свое мнение Степан. — Ты это... прости, что мы оба промолчали. Просто Колька говорит здорово и слаженно, уболтает кого угодно и на что угодно. Мы и предположить не могли, что все это выльется в настоящую травлю тебя. — И нам по-настоящему стыдно. Мы завтра с классом поговорим, про тебя больше никто не ляпнет дурного слова. Если что — морду набьем! Так и знай, — скрипнул зубами Лешка, а потом уточнил. — Он тебя точно не шантажировал? Артем устало опустил глаза, врать не хотелось, но говорить правду о Коле тоже: — Нет. Он снова сказал неправду, словно перечеркнул все в своей душе. А на следующий день, когда Колька пришел в класс с их первой красавицей Ирой, от души Артема остались только мелкие осколки. Поэтому, наверное, когда после уроков Лешка и Степан пригласили его прогуляться вместе в кафе-мороженое, он согласился, совершенно не задумываясь о том, почему его бывшие дружки такие добренькие сегодня и готовы перед ним распахнуть все двери. Вечером же дело стало проясняться. Лешка привел их к себе домой, говоря о том, что мать с отцом сегодня ночуют у бабки. Степан тогда уж слишком нежно приобнял за плечи неуверенного в себе Артема. Еще бы, он не общался с ними чуть ли не полгода, а тут... А когда его неумело чмокнули за ушко и душно прошептали, путаясь в словах: — Ты же не против отсосать и нам с Алексеем? Тебе же нравятся члены, так? Да и не впервой, а, детка? Артема словно окатили холодной водой, погружая в обжигающий прорубь. — Да ладно, не жмись! С нами же лучше, чем с Колькой. Тебя же он в кафе-мороженое не таскал, не угощал, в кино не водил. Так в чем проблема? Лешка приглушил основной свет, оставив только мягкий уютный от торшера. — Да и защита тебе не повредит. А уж за нами не заржавеет! И Артем... согласился, вставая на колени перед своими бывшими друзьями, оглаживая их бедра, целуя набухшие ширинки через штаны. У Лешки был тонкий и бордовый, у Степки толстый, обвитый крупными венами. Привкус мочи, прогорклый запах, они и не думали, как и Коля, мыться перед тем, как засунуть в рот Артема свои мелкие огрызки. Зато хвалили его на все голоса и не заставляли глотать сперму. — Слушай, Темка, наверное с девкой так вообще в кайф, а? Лешка принес пиво из холодильника и легкую закусь. Если они со Степкой и были удовлетворены по полной, и, как понял с их слов Артем, это был их первый настоящий минет, то у Темки внизу все ныло, да и яйца скрипели, словно набитые стеклянным крошевом, от того, что он так и не слил. Более того, острого возбуждения не было, как, к примеру, с Колей, раскаленный пах тянуло от неудовлетворенности. А ведь Кольке хватало только коснуться к его промежности ступней, чтобы Артем выплеснулся себе в труселя. С этими же не было никакого смысла. Разве что только парни теперь от него не шарахались и не избегали. Выдали порцию пива как равному и тарелку с закусками. А то до этого обхаживали как девицу: мороженое, кино, ладно хоть цветов не подарили. Хотя... мороженое эти сурки жрали не меньше, да и фильм выбрали боевик, в котором дермищи и кровищи было столько, что на такое точно любимую девушку не поведешь. Если, конечно, не хочешь, чтобы она от страха не разродилась гипотетическими младенцами прямо там раньше времени, минуя пресловутое зачатие, у тебя же на коленях. Так с этого вечера у них и повелось. Парни снова стали зависать вместе, Кольку тоже не гнали, правда он к ним присоединялся очень редко, да и на минете не настаивал, так как девицы у него не переводились. Смеялись, баловались, играли в компьютерные игры. И только было одно но, что отличало их новые посиделки от тех прежних. Обычно чуть позже, когда Николай, пошло намекая на своих девиц, уходил по «делам», Артем отсасывал оставшимся. Как будто это стало его обязанностью в их небольшой группе по интересам. Да и в классе стало очень даже сносно, как только все остальные поняли, что Артема опять приняли обратно в банду к Николаю. Последний же к концу учебного года слыл на всю школу первым бабником среди всех парней и лучшим неутомимым трахалем женского населения. Десятый класс закончился и после экзаменов началось жаркое лето. Артем с компанией брата и сестры отправились на два месяца в Крым. Таким образом практически на все лето исчез, вырвавшись из-под влияния группы Николая. Отдыхая на югах, он и не понял, как пролетело его бурное лето. Между дискотеками, отпадными девчонками, что висли на нем охапками, теплыми бархатными ночами и морским прибоем. Наверное, хорошо отдыхать в шумной компании, в которой все отпетые натуралы? Тем более под усиленной опекой навязчивой сестры и властного брата. Во всяком случае глупостей он не наделал. Наплавался, загорел, выбелив на солнце свои отросшие лохмы, да и вытянулся на славу, превращаясь за пару месяцев из забитого замухрышки в ослепительного по красоте отвязного блондина. Но все хорошее рано или поздно подходит к концу. Сентябрь наступал на пятки ускользающему лету. Вот он и дома, а завтра опять в школу — начинался новый учебный последний год.