Ликантроп

      — Нет, Сев, ни она, ни ее сестра мне ничего плохого не делали, — тяжело вздохнув, в очередной раз ответил я будущему гениальному зельевару, при этом не удержался и взглянул на него самым жалостливым из своих взглядов. — Прекрати уже, а? Мне она просто не нравится!       Северус в ответ насупился, но промолчал, продолжая идти рядом со мной, хотя все равно он вскоре вернется к теме Эванс. Вот же въедливый клещ! Ну не хочу я даже рядом находиться с этой парией, и Сева от нее стараюсь оттащить подальше, но только толку от этого фиг да маленько.       С того дня, как я поселился в рабочем городке, который назывался Коукворт, прошла неделя, и за это время я не только сдружился с Северусом, успел разнюхать все маршруты передвижения местных парий в виде Эвансов и старшего Снейпа и расписание полицейских патрулей, но даже подзаработать, общипывая понемножку местных пьянчуг и беспечных сутенёров. Все это я делал, не отрываясь от основной задачи, а именно убийства старшего Снейпа.       Понаблюдав за этим алкашом, я еще больше уверился в необходимости его прикончить как можно быстрее, причем то, что он пария, как-то отошло на второй план. Он был просто самым распоследним мудаком. Думаете, бедственное положение Снейпов объяснялось их низкой зарплатой? Ха-ха три раза. Во всем виноват этот жирный боров, который мало того что пропивает, проигрывает или спускает на дешёвых шлюх всю свою зарплату разнорабочего на фабрике, так еще и отбирает деньги у жены! А чуть набравшись, начинает не только поносить супругу, но и бить несчастную женщину, да так, что той приходится сводить многочисленные синяки и ссадины магией, которая ее очень плохо слушается и лишает части и так недолгого срока отпущенной ей жизни.       Причина мне непонятна, но аура урождённой Принц не может сформировать ни одного мало-мальски сложного заклинания, как бы та ни пыталась. Удивительно, любопытно и интересно, но ни знаний, ни времени, ни возможностей на подробное изучение данного феномена у меня нет.       По идее, со Снейпом-старшим я уже давно мог расправиться, но решил перестраховаться. Никаких многоходовочек я не придумывал, а вот разнюхал об этом ублюдке все, что сумел. Начиная от привычных маршрутов передвижения и заканчивая списком закадычных собутыльников и недругов. Именно руками недругов я и планировал прикончить хмыря. Для этого я даже сварил относительно простенькое зелье агрессии и собираюсь сегодня его подлить нужным людям. Дальше дело за малым: дождаться, пока Снейпа-старшего хорошенько изобьют и вышвырнут из паба, и если он к тому моменту будет еще жив, то добить. Я спер в доме одного из недругов Снейпа-старшего обычный кухонный нож, который обязательно окажется у того в печени. В результате все будет выглядеть как заурядная бытовуха, и ни простые полицейские, ни магические, которые могут заинтересоваться смертью мужа колдуньи, моих следов не обнаружат, уж об этом я позабочусь.       — Ладно, Сев, мне уже пора, — сказал я Снейпу-младшему, взглянув на клонящееся к горизонту солнце, мне не нужны часы, чтобы определить, что сейчас без десяти семь, через десять минут пунктуальные рабочие завершат смену на ткацкой фабрике. Среди этих самых рабочих будет и Снейп-старший.       — Ну ладно, — огорчился парнишка, но уговаривать меня поиграть с ним еще не стал, ибо этому дурню охота с Эванс пообщаться, а меня к ней и на пушечный выстрел не подтащишь. Но с этим я уже смирился, ибо запарился. Чего мне стоило заинтересовать Сева играми со мной больше, чем развлечениями с Эванс — ни словом сказать, ни пером описать.       —Бывай, — махнул я ему на прощанье и трусцой побежал прочь с Паучьего. Пять минут на путь до моего схрона с чудо-будочкой, две на смену одежды на более подходящую, ругань с жалобно мяукающим, заталкиваемым в капюшон Паразитом и упаковывание реквизита — и вот в десять минут восьмого я уже наблюдаю из соседней подворотни за главным входом в излюбленный Снейпом-старшим бар.       Я не зря для расправы выбрал именно сегодняшнее число. Дело в том, что совсем скоро начнется трансляция футбольного матча: не знаю, какой лиги, какие команды сходятся на поле, мне это неинтересно, — зато я знаю, что и сам Снейп-старший, и его недруги, и добрая половина смены сегодня набьются в паб. В толчее мне, маленькому, легко затеряться, и со стороны грядущая драка выглядеть будет совершенно обыденно, ибо англичане, особенно подвыпившие, любят помахать кулаками как во время, так и после игры.       Дождавшись, когда в паб явился Снейп с собутыльниками и те, кого я избрал на роль агрессоров, я прошмыгнул внутрь. Там было душно, шумно, воняло пивом, табаком и немытыми мужскими телами. Свет был, для удобства наблюдения игры на приличного размера черно-белом телике, притушен, и это оказалось мне на руку.       Забравшись под не очень чистый стол в нескольких метрах от избранных мною недругов Снейпа, я дождался начала игры и того момента, когда мужики закажут себе пива, и начал действовать.       — Пора тебе отрабатывать свое проживание, — прошептал я котейке, которого до этого за шкварник вытащил из своего капюшона. Тот на меня лишь жалобно и обреченно взглянул. — Давай-давай, знаю, что неохота и тяжело, но надо.       Мне показалось, что цветастый глюк тяжело вздохнул и, дождавшись, пока я достану и откупорю небольшой кувшин с зельем, щелкнул хвостом. Прямо передо мною пространство исказилось, и из выстроившихся в ряд пяти небольших пространственных воронок выступила пивная пена. Не теряя времени, я, стараясь не расплескать, влил примерно по сто граммов зелья в каждую воронку. Стоило мне закончить с последней, как те с тихим хлопком закрылись, а сидящий у меня на на коленках кот шумно выдохнул, устало взглянув на меня. Его взгляд был настолько замученным, что мне стало немного совестно, совсем чуть-чуть.       — Ну все, ты молодец. — Убрав кувшин с остатками зелья, я, поддавшись порыву, почесал за ушком у кота. Тот устало удивился, но нехитрую ласку принял с энтузиазмом. — Хватит с тебя, — пробурчал я, когда кот вовсю стал ластиться к моей руке, и, вновь схватив его за загривок, отправил к себе в капюшон, благо Паразит сейчас был чуть крупнее котенка и туда влезал. Подобное обращение глюку явно не понравилось, он недовольно стеганул меня по голове хвостом и принялся тихо ворчать. Действительно ворчать, пусть и мявками.       — А ну цыц, — шикнул я, засовывая в капюшон ломтик сушёного мяса, которое завалялось у меня в кармане. Жалко, конечно, переводить его на Паразита, но он заслужил и сил прилично потратил.       Дело в том, что волшебство духов, к которым и относится Паразит, зависит не только от их собственной силы, но и от степени замагиченности окружающей среды. Чем мощнее магический фон, тем меньше нужно его собственных сил, и наоборот, если вокруг разлито магии с гулькин нос — ворожба из духа вытягивает все соки. Именно поэтому рядом с взбесившимся алтарем Морриган цветастый глюк был способен скручивать пространство в трубочку и телепортироваться на сотни километров, а тут на пять небольших червоточин выжал из себя все до донышка.       Теперь оставалось только ждать, но это можно было делать и вне шумного и провонявшего паба, так что я, лавируя в толпе, быстро удалился прочь, укрывшись в подворотне, из которой совсем недавно наблюдал.       Ждать пришлось недолго, и через полчаса разгорячённые игрой и зельем мужики начали махач все против всех. Обычно подобное оперативно разгоняется полицией, но сегодня до нее никто из соседей дозвониться не сможет, ибо совершенно случайно вчера на телефонной станции случился пожар. Разумеется, этот пожар подстроил я, но все укажет на короткое замыкание — создать магическим способом электрическую искру несложно.       Но случилось непредвиденное: драка в пабе без вмешательства полиции быстро переросла в беспорядки с битьем окон в соседних домах, ором на всю улицу и поджогами. Особенно в этом усердствуют опоенные мною мужики. М-да, как-то не ожидал от работяг за тридцать подобных действий, благо то, ради чего я их и опаивал, они совершили: Снейп-старший и еще несколько неудачников валяются в лужах крови либо пытаются отползти прочь от разъяренного люда. Снейп, кстати, полз, судя по направлению, к себе домой. Э-э-э, нет, милок.       Я молниеносно выскочил из подворотни и, не снижая скорости, лавируя меж ног лютующих мужиков, помчался к Снейпу. Тот, встав на четвереньки, явно не ожидал — ощутив легкое беззвучное дуновение ветерка от моего передвижения — обнаружить у себя в удобно для удара подставленном боку кухонный нож. Я бил наверняка, так что одного удара хватило, этот ножик я никогда голой рукой не держал, только через тряпочку или в перчатках, так что в летальном исходе и отсутствии своих следов уверен.       Того, что кто-то мог увидеть мой удар, я не боюсь, ибо никто из присутствующих не успел бы его разглядеть, а пытающийся сбежать от толпы парнишка, случайно пробежавший мимо и так плохо выглядящего Снейпа, ни у кого подозрений не вызовет и значит в памяти не отложится.       Спустя всего десять минут я был в трех кварталах от места побоища и, сидя на крыше двухэтажного дома, наблюдал за заревом разгорающихся пожаров и затягивающим вечернее небо черным дымом.       Дела-а-а-а. Ну, кто же знал, что так получится? Хотя это даже хорошо, ведь в случае большого числа пострадавших и погибших, как бы это цинично ни звучало, внимания каждому отдельному мертвецу уделят меньше. Теперь главное, чтобы не пострадали ни Северус, ни его мать, ни, как ни странно, чета Эвансов. Ох, вот не было печали.       Далее до трех часов ночи я нарезал по городу круги, старясь направлять толпу прочь от Паучьего тупика, и это у меня получилось, хотя парочку мужиков и пришлось, обратившись в здорового черного то ли волка, то ли пса, покусать. В конце концов я вернулся домой, усталый, но довольный.       Снейп труп, я не поленился и проверил. Он так и валяется в луже собственной крови неподалеку от паба возле контейнеров для мусора. Этот идиот по собственной глупости вынул нож из раны и позволил крови свободно вытекать. Хотя на его месте, наверное, так поступил бы любой, ибо с посторонним предметом в печени жить не получится и болевой шок наступит быстрее.       Сегодня я решил лечь спать пораньше, ведь мало того, что я подустал, так еще и завтра дел предстоит вагон и маленькая тележка, чего только стоит поддержать Сева, который, несмотря на нелюбовь к отцу, его смерть будет переживать. Я бы и его мать поддержал как-нибудь, но с ней все сложнее, к тому же с ней я официально не знаком. Не ходил я к Севу в гости. Всегда отлавливал его на пути от школы. Отчасти это было обусловлено опасением за сохранение моего инкогнито, мало ли, вдруг его мать меня запомнила; отчасти так было просто удобнее: будущий мастер-зельевар постоянно, возвращаясь из школы, проходил мимо подворотни, где я обосновался.       Как я и предполагал, на следующий день мне пришлось работать плакательной жилеткой для малыша Севи. Нет, в прямом смысле он мне в толстовку не рыдал, но вот выговориться, как и всегда, ему нужно было, и он выговорился. Ох, не подозревал я, что можно одновременно с такой ненавистью, презрением и жалостью говорить об одном и том же человеке, тем более парии. Благодаря этому я узнал еще больше подробностей их семейной жизни.       Оказывается, отец Сева не всегда был козлом и поначалу, когда будущий мастер-зельевар был совсем крохой, выглядел вполне вменяемым человеком, а Эйлин, мать Сева, действительно его любила, но после, совершенно внезапно для юного волшебника, он начал сначала часто задерживаться где-то после работы, а потом и вовсе пить не просыхая. Так он лишился и считавшейся в городе престижной работы клерка при заводоуправлении, и любви жены, которая с каждым годом все больше отдалялась от него и замыкалась в себе.       В конце концов выпивоха стал винить в своих неудачах несчастную женщину и часто поколачивать ее и ее «отродье». Почему ведьма не приложила или не припугнула колдовством этого ополоумевшего, я не знаю, тогда волшебство еще должно было даваться ей сносно, могла бы даже что-нибудь из Непростительных применить, но она упорно терпела, а позже попросту потеряла возможность ответить.       Весь этот день я провел с Северусом, выслушивая сбивчивый рассказ о его жизни и пытаясь хоть как-то подбодрить. Ради этого я не поскупился купить ему сладостей, хотя гордый неряха отказывался их брать, пришлось буквально насильно заталкивать в него шоколадку, попутно устроив шуточный бой. Ну, для меня бой вышел шуточным, но вот Сев после выглядел слегка помятым, но главное, удалось запихнуть в него сладкое.       Зачем я это делал? Ну, дабы отвлечь паренька, всяко лучше, если он будет дуться на меня, а не безостановочно переживать из-за смерти отца. Но самым главным своим достижением за сегодняшний день считаю то, что не допустил до него Эванс и не позволил ей проявить сочувствие, пусть мелочь, но она внесет холодок в их взаимоотношения.       Поздно вечером, распрощавшись со Снейпом, я растворился в сумерках и решил немного развеяться. Отдохнуть, так сказать, морально, ибо последняя неделя высосала из меня все душевные силы, особенно трудно дался сегодняшний день. Пусть я умом понимал, что малолетнему волшебнику нужна опора и поддержка, которую он нашел в моем лице, но от этого его ежедневные «выгуливания» менее утомительными не становились. Моя волчья суть бьется в припадке и требует не возиться с бестолковым детенышем, а мчаться по полям, вдыхать свежий лесной воздух и ощущать на языке кровь добычи. И сегодня я решил, наконец, поддаться ее позывам.       Для этого я и вышел за город, не забыв прихватить с собой чудо-будочку, спрятал ее под приметным пнем, перед этим складировав в нее все свои вещи, и перекинулся в волка. Мое волчье обличье не сильно-то внешне и отличалось от обычных лесных собратьев, только я чуть крупнее их, да и шерсть чисто-черная. Вот на пике своего развития я буду размером с крупного коня, а сейчас мелковат.       Но несмотря на внешнее сходство, я значительно отличаюсь по содержимому даже от магических, или, как их тут называют, серебреношерстных. Я сильнее, быстрее, может, даже умнее, но самое главное — это то, что в зверином обличье мое родство с Тьмой и ее производными достигает апогея. Сейчас я способен не только погрузить все вокруг в непроглядный мрак, который для меня помехой не будет, совершить через тени небольшие, метра на два-три, прыжки и породить парочку теневых фантомов, но я могу растворяться в ней! Точнее, не совсем растворяться, ибо все же полностью слиться с тенями я не могу, голова у меня в любом случае остается материальной, как бы я ни старался, может, позже и получится. Но даже сейчас, максимально слившись с тенью, я выгляжу эпично и устрашающе. Сами представьте летающую волчью голову с призрачным, сотканным из Тьмы, телом.       Шумно втянув воздух и взглянув на почти закатившееся за горизонт солнце, я оскалился и, более не сдерживая свою звериную натуру, ринулся прочь от опостылевшего города, в сторону магического леса. Туда, где меня ждет славная Охота и богатая добыча.       Ближайший к Коукворту магический лес был достаточно крупным, но, к несчастью, из него за долгие годы повыбили всю мало-мальски интересную дичь. Не водятся тут ни пегасы, ни единороги, даже фестралов и тех нет! Максимум, на что из магических существ я могу рассчитывать, это зайцелоп, и то не факт. Вот с обычными животными дела обстоят лучше. Так как опасных магических хищников в лесу нет, они тут, под благостным воздействием живой магии леса, расплодились, загонять их не столь интересно, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.       К несчастью, охота не задалась с самого начала: зверье было распугано, а в воздухе витал запах крови. Очень сильный запах крови — от парочки задранных оленей подобного точно не было бы, а вот от вырезанного стада…       Крадясь в тенях и держа нос по ветру, я не спеша продвигался к источнику запаха. Было любопытно, а так как я в принципе охотиться вышел не столько ради добычи, сколько ради отдыха, то и противиться любопытству не стал. На место резни — а по силе запаха иначе не скажешь — я вышел через полчаса и сразу же впал в ступор.       Как я и предполагал, здесь задрали целое крупное стадо оленей, их разорванные на части тушки были разбросаны на участке леса площадью примерно в гектар. Рогатых методично загоняли и особо зверски и жестоко убивали, бросая туши валяться на земле, удобряя ее кровью. Такое отношение к добыче было не просто глупым, оно было аморальным! Даже безмозглая нежить и та жрет тела своих жертв, пока из тех совсем не выветривается жизнь, а тут просто разорваны и раскиданы.       После этого весь мой благодушно любознательный настрой как рукой сняло, сумрак вокруг меня сгустился, в нем стали периодически мелькать неуловимые силуэты, а тихий ветер стал нашептывать что-то сотнями безумных голосов. Я знал, кто убивал ради самого убийства и делал это именно так, это не какие-нибудь безумцы, поехавшие крышей. О-о-о, нет, это кое-что куда опаснее.       Проклятые.       Ликантроп — это собирательное название всех магических народов, в крови которых присутствует волчье начало. Можно сказать, что это наиболее широкое понятие, которым можно описать любого, способного хоть частично оборачиваться волком, даже, наверное, анимаг, обращающийся в волка, может считаться Ликантропом.       Среди Ликантропов можно выделить несколько групп. Истинные — звери, что смогли перейти на иную ступень бытия, обрести не только человеческий разум, но и второе обличье. Подобных немного, и все они поголовно являются скорее духами, нежели полноценно живыми, из чего вытекают их абсолютное долголетие и уникальные возможности.       Чистокровные — потомки Истинных, что смешали свою звериную кровь с кровью людей. Они не могут называться ни зверями, ни людьми, ибо содержат от обоих своих ипостасей ровно по половине, от своих звериных предков они унаследовали магию, невосприимчивость к болезням и немагическим ядам, повышенную сопротивляемость физическому урону, которая в полнолуние у некоторых сильных особей перерастает в полную неуязвимость, обостренные чувства, регенерацию и некоторые инстинкты, от людей же у них вполне живое, материальное смертное тело и гораздо меньшая, нежели у Истинных, зависимость от магического фона.       Последней группой являются вервольфы, именно их обычно называют оборотнями. Как они зародились, не знаю, ибо они появились уже после того, как мой источник информации, Морриган, залегла в долгую спячку. Они — отвратительное порождение химерологии и малефики, те, в ком суть волка и человека смешиваются насильно, причём идет смешение именно сути обыкновенного волка и человека. Из-за этого вервольфы не получают дополнительных магических способностей, хотя их тела, чувства и регенерация сильнее, чем у простых людей.       Я бы сказал, что они идеальное пушечное мясо, которого, благодаря самовоспроизводящемуся контактному проклятию, можно очень быстро наклепать тысячами, закидав их телами своих врагов, и такое применение, скорее всего, и предполагалось, но человеческие маги не учли того, что даже обычные волки неразрывно связаны с Луной. Идеальные и исполнительные солдаты стали бесполезным медленно звереющим и дичающим балластом, что раз в месяц слетает с нарезки и начинает крушить все на своем пути, особенно стремясь полакомиться человечиной, ну или теми, кто на людей похож хотя бы внешне. Не будь верфольфы ограниченными и неспособными заражать маглов, они давно бы уже захватили весь мир, но не судьба, обратить в себе подобного они могут лишь сквиба или мага.       Несмотря на оплошность создателей, вервольфы далеко не все конченые маньяки или потекшие крышей психи. Некоторые из них научились жить со своим внутренним Волком, нашли с ним согласие и взаимопонимание, что преобразило их и значительно приблизило к чистокровным, правда, при этом они все равно уступают тем по всем фронтам, обращаться в зверя они способны лишь по ночам, да и дети их являются людьми, а не Ликантропами. Таких, как они, называют Обращенными       Тех же, кто окончательно потерял себя, растворившись в волке, оставив от себя-человека лишь многократно усиленную жестокость и кровожадность, называют Проклятыми. Они, как и Обращенные, способны перекидываться в зверя каждую ночь, волчьи черты сохраняются у них даже днем. Из-за этого все показатели их дневного облика лучше, чем у Обращенных, но зато их легко отличить от обычных людей.       Здесь, судя по всему, поработали именно Проклятые, достаточно крупная стая, следы явно указывают минимум на десяток. Какое безобразие!       Из самых глубин моего «я» поднялась первобытная ярость, инстинкт санитара магического мира требовал истребить эту мерзость, отравляющую мир своим безумным и бессмысленным существованием.       Моя шерсть стала еще чернее, чем была раньше, при этом казалось, что с нее на землю тяжелыми маслянистыми каплями стекает сама Тьма. Моя душа жаждала крови Проклятых, и я готов был продемонстрировать эту жажду миру.       Небеса прорезал леденящий душу вой, который совсем скоро подхватили сотни и тысячи голосов, в тенях стали зажигаться кроваво-красные огоньки, окаймлённые золотым орнаментом. Огоньки глаз пришедших из-за грани бытия.       Кровавый Гон вновь вышел на охоту.       На этот раз пришло не так уж и много гончих, всего десяток, но и этого количества жаждущих крови порождений Тьмы вполне хватит, чтобы за ночь уничтожить все живое в лесу, однако у них, как и у меня, иная цель — Проклятые.       Взять след воняющих кровью безумцев ни составило труда, десяток гончих во главе со мной, выстроившись в цепь, рысцой мчались по лесу, распугивая окутанными тьмой силуэтами и горящими кровавым огнем окаймлёнными золотом глазами всех тех, кого не отпугнули Проклятые. Я как-то не уделил должного внимания тому, что следы, оставляемые Кровавым Гоном и мной, словно въедаются в дерн, оставаясь на нем заметными, словно источающими тьму отпечатками, это было нехорошо, ибо по такому следу даже самый распоследний магл сможет нас найти, но это было не важно. Важна была лишь Охота.       С каждым шагом наша ярость росла, ибо путь Проклятых был устлан телами волчьих братьев, и стоило нам встретить первое растерзанное тельце совсем еще молодого волчонка, она переполнила нас, лишая чувства страха, усталости и придавая сил, и, несмотря на полуторачасовую погоню, нагнали Проклятых мы свежими и готовыми к бою. Перед тем как броситься на эту мерзость, Кровавый Гон выстроился полумесяцем, обходя Проклятых и отрезая им пути к бегству. Эти глупцы настолько увлеклись, загоняя свою жертву, что не заметили, как сами стали дичью.       Первым сдох отставший слегка подраненный Проклятый, ему я, воспользовавшись своей способностью и неожиданно выпрыгнув из тени прямо пред ним, откусил голову. Это произошло для меня самого неожиданно, я намеревался разодрать ему горло, но инстинкты не дали мне растеряться, и я, вновь нырнув в тени, взял след другого Проклятого, покатившийся же кубарем обезглавленный труп неудачника разодрали на мелкие ошметки гончие.       Еще один Проклятый, чуть замедлившийся и обернувшийся на шум завалившегося тела, умер так же, успев заметить лишь мою раскрытую пасть, что в следующее мгновение перекусила ему шею, заляпав его дрянной кровью соседние деревья и кусты. Тело и отскочившая голова упали совершенно беззвучно, ибо Мрак, следующий по пятам за Гоном, накрыл их раньше и пожрал все звуки.       Испив крови первых жертв, я лишь раззадорил себя и следующих за мной гончих, которые успели нагнать и задрать еще троих, но тут Проклятые прекратили свою погоню, начав собираться вокруг настигнутой жертвы.       Что же, Охота закончилась…       Да начнётся резня! ***       Пытаясь экономить силы и дышать как можно ровнее, молодая Чистокровная волчица, еще совсем волчонок, бежала, стараясь оторваться от преследователей. Она слышит их, они радостно воют и, несмотря на все ее усилия, настигают ее.       Ее первая самостоятельная охота обернулась полным провалом, и юная хищница, сама того не желая, переквалифицировалась в дичь. Им всем не повезло, совершенно случайно в их лес, именно в тот район, где должна была проходить первая охота молодняка, забрела стая Проклятых. Потерявшие себя в ярости звери вышли на них внезапно, как они смогли обойти дозоры их стаи, молодая волчица не знала, да и не думала об этом, просто пытаясь спастись. Те трое Обращенных, что должны были приглядывать за молодняком, ценой своих жизней смогли задержать Проклятых, но, к сожалению, ненадолго, и уже через пять минут погони первые, самые слабые волчата попались тем в лапы.       Волчица вздрогнула, вспоминая, как кричали ее недавно еще живые друзья, как они визжали и звали на помощь…       Но помощь не пришла. И вот теперь она, самая ловкая, сильная и быстрая из своего поколения клана, осталась совсем одна против двух десятков матерых взрослых Проклятых.       Проклятые откровенно игрались с волчатами, смакуя каждое мгновение их страха и отчаяния, и желай они того, окончили бы свою охоту за десяток минут, но они растягивали удовольствие, даря своим жертвам призрачную надежду на спасение.       Так думали все: и юная волчица, и ее загонщики, и те, кто пропустили их в сердце магического леса. Но никто из них даже не мог представить, каким кошмаром для всех это обернется.       Юная волчица, окончательно выбившись из сил, споткнулась, кубарем покатилась по лесной подстилке и, больно ударившись о покосившееся дерево, остановилась у его корней. Проклятые, дышавшие юной волчице в затылок, несмотря на то, что их жертва больше не могла повеселить их погоней, не спешили добивать несчастную. Их вожак, самый крупный и матерый, весь в многочисленных шрамах, не спеша, можно сказать, вальяжно и медленно стал приближаться к тяжело дышащей юной охотнице, начавшей из-за нехватки сил терять свой звериный облик. Несмотря ни на что, она не сдавалась, она рычала и скалилась, готовясь подороже продать свою жизнь и в глубине души надеясь, что ее мольбы были услышаны и помощь придет.       Всегда полный звуков, даже если в нем нет животных, лес внезапно затих, вокруг того места, где юную волчицу окружили Проклятые, казалось, кто-то чернила разлил, настолько непроглядная чернота спустилась туда. И лишь красные огоньки глаз, окаймлённые золотым, где-то уже виденным волчицей орнаментом прорезали ее. Волчица все это видела, но вот большинство Проклятых — нет, лишь один из них заозирался и пытался тявканьем окликнуть наслаждавшегося моментом главаря, но не успел.       Из черноты, с заставляющим кровь стыть в жилах воем, выскочили ничуть не более светлые, чем она, гончие, их когти и зубы не знали промаха, вспарывая бока, перегрызая лапы и выпуская кишки начавшим бестолково метаться Проклятым. В случае опасности для себя гончие либо распадались всполохами мрака, либо исчезали, чтобы в следующее мгновение выпрыгнуть у жертвы из-за спины. Но самым пугающим и завораживающим одновременно был вожак, или, скорее, хозяин этой стаи.       Он не был еще одним Проклятым. Это волчица поняла сразу по его более человечной звериной форме, но при этом он не уступал ни в росте, ни в габаритах вожаку Проклятых. Его шерсть была черна, и казалось, именно она является источником всего разлившегося по округе мрака, а глаза горели кровавым огнем еще ярче, чем у его стаи. Золотой рисунок вокруг глаз у него был тоже значительно ярче, более ветвистым и от этого еще более узнаваемым.       Яростно рыча, он впечатал вставшего у него на пути Проклятого в дерево, отчего дерево повалилось наземь, другого, оказавшегося в пределах досягаемости его когтей, наотмашь рубанул по морде, чем начисто снес ее половину, при всем этом он не отрывал своего полного первобытной ярости взгляда от, наконец, повернувшегося в его сторону вожака.       Его прыжок был столь же быстр и стремителен, как и рывок, но вожак Проклятых, имея, судя по состоянию шкуры, многолетний опыт битв, сумел увернуться. Он уже отскакивал в сторону, когда одна из широко раскинутых лап черного полоснула его по боку, оставив четыре рваные полосы от плеча до копчика.       Черный, приземлившись, пару раз перекувырнулся, причем проделал это так, чтобы остановиться лицом к своему противнику, опустился на четвереньки и, вновь взрыкнув, ринулся на врага. На этот раз он не совершал прыжка, да и не замахивался передними конечностями, а, заблокировав левой лапой неуклюжий из-за ранения удар Проклятого, провел явно неожиданный апперкот. От сильного удара челюсть проклятого громко щелкнула, а голова откинулась назад, что позволило черному вцепиться в глотку.       Хриплый взвизг Проклятого быстро перетек в бульканье, и он, не понимая, что уже покойник, попытался сбежать, но был схвачен за заднюю лапу и отдернут назад. Черный, продолжая неистовствовать, начал мутузить его, вырывая когтями целые шматы мяса. Он не остановился, даже когда полностью разворотил грудную клетку и выпотрошил уже мёртвого врага. Лишь тогда, когда отрывать от оголенного костяка было нечего, Черный воздел останки над головой и, с яростным рыком разорвав их пополам, отбросил части в разные стороны. Бой вокруг был уже закончен, гончие быстро расправились с Проклятыми и сейчас, задорно порыкивая, разрывали туши своих жертв.       Юная волчица шумно вдохнула, осознав, что все время краткого боя, скорее даже расправы, задерживала дыхание. И этим неосторожным вздохом она привлекла к себе внимание.       Залитая кровью морда Черного вожака мгновенно повернулась в сторону вернувшейся в человечий облик охотницы. Пристальный взгляд его горящих кровавым огнем глаз заставил юную волчицу вновь затаить дыхание, но не от страха. Вокруг Черного волнами расходилась аура первобытной мощи, заставляющая все естество юной охотницы трепетать. Она не могла оторвать взгляда от залитой кровью антрацитово-черной шерсти своего спасителя. Сама ее природа требовала преклониться перед этим существом, и она, несмотря на то, что еле-еле удерживалась от обморока, сделала бы это, но тут в сложившейся картине появился еще один мазок.       Из-за дерева, привалившись к которому лежала юная охотница, с рыком выскочил Ликантроп, который и ростом, и комплекцией превосходил спасителя, но даже так исходящая от него аура вожака была лишь бледной тенью ауры Черного. Помимо этого Ликантропа, появились и иные, многие из них, как и первый, были облачены в легкие доспехи. Лишь сейчас молодая охотница признала во вставшем между ней и Черным собственного отца.       — Папа, — попыталась выговорить она, но вышел какой-то мышиный писк.       — Кто ты такой? — прорычал отец волчицы, лишь мельком взглянув на дочь и убедившись в ее относительной целостности. Рычал он не от гнева, хотя внутри у него все клокотало, а потому как иначе в звериной ипостаси по-человечьи общаться невозможно. Но Черный проигнорировал вопрос вожака, осматривая пришедших вместе с ним. Следовавшие за ним гончие тем временем прекратили разрывать свою добычу и стали подтягиваться ближе к хозяину.       — Вовремя, ничего не скажешь, — усмехнувшись, что в звериной форме больше походило на тявканье, ответил Черный, взглянул на вожака, а после совершенно внезапно завыл. Этот вой, подхваченный гончими, вновь заставил кровь в жилах застыть и парализовал юную волчицу, остальным Ликантропам тоже досталось, но не столь сильно, лишь их движения стали немного заторможенными.       Вой не только пугал до чёртиков и заставлял замирать сердце, но и побудил клубившийся вокруг места побоища мрак вскипеть и наброситься на Ликантропов со всех сторон. Отец волчицы, взрыкнув, был готов защищать свою дочь, но этого не потребовалось, ибо из тьмы атаковать никто не стал, она был предназначена для иного.       Юная волчица, продолжавшая неотрывно смотреть на два кроваво-красных огонька глаз Черного вожака, смогла заметить, как на периферии ее зрения стали пропадать огоньки глаз гончих. Самыми последними потухли огоньки глаз, в которые она столь пристально смотрела, и лишь тогда мрак начал рассасываться.       Черный вожак ушел, и почему-то преследовать его никто не захотел.