Психо города 604

— Итак, уважаемые, прощу — рассаживайтесь! — возбужденный голос молодого мужчины раздается с середины затемненного помещения. Скрип отодвигаемых стульев за овальным длинным столом, и каждый усаживается под тихое шуршание включенного кондиционера, а на проекторном экране, во всю противоположную стену, появляются снимки со старых и новых мест преступлении, непонятные многим пока что графики и даты из детальных отсчетов и пронумерованные списки жертв. — У нас… — начинает привезенный эксперт, — У меня, по первой, есть неопровержимые доказательства и план того, как и по какой схеме возможно поймать этого садиста!.. *** …Хищник дергает к себе этого несносного мальчишку, валит на расчищенный стол, нетерпеливо, с довольной ухмылкой победителя, и под шипящие подъебы Фроста рвет с него белую рубашку: свою же, черт возьми, рубашку, которую этот херов умник неизвестно где откопал. — Твою ж, Блэк!.. — матерится распаленный пацаненыш, копирует усмешку своего мужчины и тут же протестующее стонет на звук рвущейся с него ткани, — Но тебе ж, блядь, идет, сука ты охуенная!.. Так какого черта? Ответом лишь пуговицы прозрачной россыпью отскакивают на стол и падают на пол, под нетерпеливый рык Ужаса. — Нахера вообще ты её нашел и надел? Думал, уже все выкинул… — почти шепотом, но Джек же — сука — хорош, Джек блядина, извивающаяся под его касаниями, и оставить мальчишку без нового укуса на предплечье совсем не хочется, потому Питч прерывает глупые слова, да и нехуй продолжать эту тему. — Запах… — задыхаясь от желанной боли и новой порции жара, — На ней твой… — Джек прерывается и захлебывается протяжным стоном, когда горячие ладони скользят по бокам на живот, оглаживают поцарапанную кожу. — Мерзавец, — довольное, словно в награду сказанное, сегодня этот смертник заслужил поощрение. — У тебя, сволочь, учу… На последнее Фроста затыкают: до исступления жадно возобновляя острый поцелуй, и слышится лишь сбитое дыхание. А белый кусок ткани всё же срывается с мальчишки и откидывается за спину мужчины, и Блэк с хищной ухмылкой разводит нахаленышу ноги, помогая расстегивать собственные брюки… Отдай мне себя вновь, белоснежная моя погибель… *** — Каждый из вас заинтересован в данной операции! И да, это не очередные пустые переговоры и предположения, а вполне реальная схема! — агент нетерпеливо щелкает пультом, наведенным на экран, и каждому теперь видны первые истерзанные поломанные тела некогда матерых психопатов; психи–жертвы, которые потрясли город семь лет назад. Слайды фотоотчетов криминалистов того времени начали сменяться, по хронологии заменяясь более новыми, ближе к нынешним годам, но всё же не уступая в зверстве, лишь превосходя. Были выбраны самые жестокие, изощренные, изуверские убийства, каждый случай — кровавая казнь, самосуд Ужаса над другими хищными рыбешками; от четырех, и до тринадцати убийств за сезон. Слайды сменялись, не останавливаясь, пока на широком экране не появились более свежие фото Шипа, Кукольника и Эстета. Хера с два, естественно, каждому здесь хочется ворошить прошлое и уж тем более вспоминать «подвиги» Кромешного, но делать было нечего — рыбья кость у каждого в горле и в печени, если уж заговаривать об этом психопате. Но как ни странно тишину прерывает один из более взрывных и молодых детективов: — Так, по вашим уверениям, мы действительно в этом сезоне сможем его выловить? — надежда так и проскальзывает в напряженном голосе Астера, хотя до кровавого месива на экране ему статично уже похуй в подкорке, но вопрос важен настолько, что он даже не обращает внимания на Фею, что зыркнула на него злющим угрожающим взглядом. — Да, более чем, — уверенно кивает агент, — У вашего организованного психопата… — Кхм… — покашливания и недовольное захлопывание папки раздается с самого затемненного участка длинного стола, оттуда, где сидит более пожилой коллега-специалист, некогда курировавший отряд Феи. — Да, прошу прощения, — моментально поправляется привезенный эксперт, — У вашего организованного маньяка-садиста, психа… У него достаточно сложная схема построения убийств, выбор жертв — таких же потенциально опасных и неуравновешенных серийников, и нетипичный график сезона. Сначала мне казалось это не закономерностью, помимо гедонизма в Модус Операнди ничего не прослеживалось, однако… Специалист из 802 вновь нацепляет очки и переключает на пульте жесткие кнопки, и на новом слайде показывается странный график, наложенный на дни и месяцы зафиксированных убийств конкретно Ужасом. — Вот здесь, в самом начале третьего года его активности, идет явное несоответствие и отличие его летнего сезона от зимнего. Однако, если на линии графика и частоты убийств приложить его Модус Операнди, тип жертвы, время выслеживания и степень опасности оной, в смысле жертвы… И, к тому же, четкую учетность того, кого вырезать первым, то вполне все становится на свои места! И мы можем вычислить, как спад, так и подъем линий, в смысле кого и когда он убивает, что приводит к схеме, к самому плану. У него всегда есть план… — Простите, док, — фыркает скептически Астер, — Но вы думаете, наши эксперты не накладывали эти графики на его дни и месяцы убийств до вас? Да это кажется первое, что было сделано. Классическая схема поимки на нем не работает. — Верно, всё верно! Но вы не понимаете. Вы начинали с него, а нужно было начинать с тех, на кого он охотится… *** …Изящество на грани божественной хрупкости — белоснежное, безумное, слишком бессмертное, извивается под ним… Такой гибкий, отзывчивый, чувственный на каждое прикосновение, Оверланд. Хищник подавляет утробный рык, на грани оголенной ярости, ибо она — тварь — граничит с неконтролируемым собственничеством, и уже под кожей, уже не вывести, и, насладившись видом, наконец двигается, входя до конца в такого податливого и громкого мальчишку снова. Медленно, почти смакуя, слизывая капли крови, выступившие на нижней губе беловолосого; сладкая — сладко-соленая, приторная почти, такая, что ни один афродизиак и эндорфинные стимуляторы рядом не валялись. Но кровавый ошейник на хрупкой бледной шее смотрелся бы охуенней. Ещё один рывок под глухой жадный стон, так что Джек с хрустом в позвонках выгибается, как всегда слишком запредельно, вцепляясь правой рукой до побелевших костяшек в край стола, а левой начисто расцарапывая предплечье своему Ужасу… Но ему ведь можно, даже наоборот — поощряется. И в глазах цвета графита напрямую читается такое развязное — Не останавливайся! Только не останавливайся! Не смей… Я сдохну без этого… без тебя!.. Прошу, Ужас… Прошу! Прошу! И ему это нравится — льстит тому самому зверю внутри, потому мужчина охотно исполнит мольбы своего белоснежного, но перед этим: — Я услышал тебя, — наклоняясь слегка и искушающим шелестом на ухо мальчишке, зная наверняка, что через секунду, когда до Джека дойдет, он будет выть в голос и молить уже нихуя ни одним взглядом, а вслух, на всю квартиру, настолько насколько позволяет севший голос… *** — …Это то самое время, та система! — рьяно доказывающий свою правоту и заговорившийся специалист переводит дыхание, набирая в легкие как можно больше воздуха и щелкает ещё раз по пульту. Его десятый приведенный в пример график изменяется, с более новыми внесенными данными, и теперь резкие скачки вверх-вниз показаны более выровненными. Собравшиеся берут минуту молчания, понимая, что эксперт действительно нашел некую связь, некую вполне оправданную схему, которую здешние не могли понять и составить столько лет, базируясь только на характере преступления самого Ужаса, а не тех, кого он убивал. Только почему? Сами дебилы или сторонний взгляд действительно свеж и опытен? Хуй пойми, но у каждого из присутствующих поднимается крохотная часть надежды. Может теперь да выгорит? На последнем ярком графике все более-менее совпадает по данным и, действительно, у кровавых сезонов есть схема и четкий график. Если в 604 появился маньячина, которых крошит всех и доходит до своей третьей, максимум пятой, жертвы, Ужас его вырезает, точно подгадывая следующую мясорубку и вычисляя маньяка. И эта информация, поданная с такого взгляда, как для группы Феи, так и для отдельных спецов и профайлеров, означает лишь одно долгожданное… — Скажите, Вильям, насколько ваш график верен в процентах и на каком промежутке времени вы это всё изучали? — дабы не дать напарникам и общим коллегам сойти с ума от облегчения, что в этом чертовом деле хоть какой–то просвет, Туоф берет на себя расспросы и перестраховку. Впрочем, блядь, как всегда. — График верен на сто процентов, с учетом лишь погрешности в одну девятую тысячных… — Это ясно всё, — резко перебивает девушка, тихо постукивая красными ноготками по стеклянной поверхности стола, — Но, если доверять вашему выстроенному графику, в основе которого, как я поняла, лежит проработка всех лет с учетом его нормы поведения, манеры убийств, и другими психопатами, которых он мочит, то, получается, Ужас непременно будет следовать и дальше по этой вот схеме и завершать свой сезон? — Верно, капитан. Он должен напасть теперь в ближайшее время. И если мы возьмем тех, кто сейчас явно так красуется у вас на улицах — Троица из САБ, то субъект должен взять их на приманку сегодня, и вечером выйти на охоту. Место, думаю, я тоже смогу предсказать… Ибо мы базируемся на сегодняшнем преступлении самой Троицы, а их предсказать легче легкого… *** …Вымучить мальчишку до потери сознания и узнать, где этот блядский рубеж до которого он ещё в сознании дойти? Почему и нет, твою ж мать! Питч жестоко улыбается в поцелуй и на отьебись захлопывает крышку ноутбука, стоящего рядом на краю стола, закрывая со всеми закладками по нескольким психам, которых взял в обработку и сегодня хотел вплотную ими заняться… У обмудков сегодня ведь планируется пирушка. К черту. Всё блядь к черту. Фрост важнее. Фрост хнычет, кусается… Фрост расцарапывает ему лопатки вновь до кровавых борозд и хочет ещё. Хочет большего, хочет вновь поцелуи и касания, хочет быть присвоенным… А потому нахуй Троицу, нахуй этих ебнутых, которых он выпотрошит в следующий раз. Ведь Фрост всхлипывая, капризничает, хочет, мерзавец мелкий, жестче — подначивает на это, хочет в душ, вновь в кровавый душ, как в тот раз, и потому-то весь ебучий мир посылается Ужасом нахуй, обещая мальчишке горячие струи воды и укусы по всей спине… *** — …В этом случае я связываюсь с вышестоящим руководством через полчаса, и по готовности мы начинаем операцию! Департамент даст на это разрешение, а наш спонсор, надеюсь, что убежденный вашими доводами, профессор, спонсирует лишние непредвиденные форс-мажоры, — Фея, почувствовав себя в родной стихии, и после ещё получасового обговора всех деталей, командует жестко, задавая темп и настроение каждому, кто здесь находится. Она более не желает вдаваться в научные термины, подробности и пустые разговоры. Если у них за эти проклятые сутки есть шанс благодаря ебнутой Троице выловить Ужаса, то она незамедлительно им воспользуется, чтобы ей это, на блядство случая, не стоило. Все присутствующие приходят в движение, как заводные, мать его, солдатики, как машины, только что спущенные с конвейера, как будто не сидели здесь пять минут назад и уныло не знали что делать. Но сейчас ей до звезды, она просто отдает первые команды, посылает, конечно жаль, что не нахрен, этих двух детективов, дав им отдельное задание в штабе, а сама же надеется вырвать время и поговорить с командованием, и, конечно, с Сандерсеном. Даже если, черт дери этих экспертов, ничего не выйдет, ей нужны заверения, что её группа и она лично не пострадает и не попадет под раздачу, как это было с Шипом. Вскоре в переговорной зале остается только приглашенный специалист, сворачивающий файлы, едва раздраженный тем, что его не дослушали до конца и сорвались с места, и седоволосый доктор психологии, тот самый по совместительству профайлер, который и консультировал группу Туоф всё это время. Немолодой мужчина спокойно собирает свои папки со стола, вдумчиво и аккуратно всё складывая, пока его коллега, приглашенный Вильям, хмурится, осматривая последний свой график, приведенный сегодня в пример. — Надеюсь, мои сведения помогут, и его выловят, — обнадеживающе заявляет мужчина, впрочем, скорее всего он это говорит для самого себя и чтобы жужжание экрана и кондиционера не давило таким противным звуком. Противная для него недотишина. — Думаете, коллега? Что ж… Надеюсь, — доктор, постучав бумагами по столу, сложив их в аккуратную стопку, неспешно засовывает все в портфель, но при этом не переставая хмуриться и думать о сложившейся ситуации. — Вас что-то не устраивает, Данно? — Почему САВы, а не Правитель или Градиентник? — едва улыбнувшись собственным мыслям, пожилой профессор поворачивается к Вильяму, едва прищуриваясь, — Кстати говоря, что первый, что второй, потерялись, и от них уже больше недели никаких сведений и кровавых подробностей. Да и… Ужас в прошлой охоте не смог выловить Градиентника, а это значит, для него приоритетом в этом сезоне должен был стать он, учитывая его гедонизм и желание всегда брать вверх. Так сказать — кто на этой территории хозяин — царь и бог. Так почему, я вас спрашиваю, он должен сегодня заняться этой никчемной, частично неорганизованной Троицей, если есть рыбы покрупнее? Кромешный Ужас 604 — Элита. Он не мелочится на сошек, которые толком и трупы-то разрезать не умеют. Молодой специалист же лишь пожимает плечами на это высказывание, думает только о том, что график у него верный, и сконфужено попрощавшись со странным старшим коллегой, спешно покидает переговорную, желая найти командира операции и лично ей рассказать ещё пару предположений о том, где сделать более лучшие ловушки, в которые наверняка попадутся эти психи. Ведь, если выгорит, то его престиж, как профайлера, возрастет в разы, и можно будет не переживать о заработке на ближайшие пару лет. А профессор психологии остается также дособирать свои документы и отчеты, анализы и сводки, аккуратно и неспешно складывая все дальше, и слушая шум кондиционера в переговорной сумрачной зале. Он сам сейчас мрачнее тучи, и считает, что сегодня, конечно, должно произойти что-то грандиозное, но в пользу ли добра? В их ли пользу? Что может выкинуть ещё этот зверь, который в последнее время ведет себя не так, как всегда. Не типично его натуре, не типично Модус Операнди, не типично для… Для того, кто любит власть и жестокость. Кинув усталый взгляд на одну из выпавших из отсчета фотографий с разорванными телами, пожилой мужчина хмурит брови и на лбу пролегает толстая морщина задумчивости. — Кто тебя так меняет, Кромешный?.. *** — Твою ж мать, Питч! Разъебем ещё и кровать, и сам будешь доставать новую! — Джек устало рявкает, хотя больше похоже на неудачный мявк ебанутого котенка, и вновь откидывает голову на жесткое подобие паркета, чувствуя как по полу дует. — Не разъебем… — Блэк по-свойски ерошит влажные волосы мальчишки и скидывает с себя прилипший к телу кусок простыни, такой же влажной, как и все постельное белье. Твою. Сука. Мать. По полу действительно тянет пыльным сквозняком, солнце медленно садится, заливая комнату оранжевой теплотой, а Фросту, ровно, как и Блэку, на это похуй, и они успокаиваются в обоюдном безмолвии — вечерней тишине, которая спустилась на квартиру, лишь слышно шумное ещё не восстановившееся дыхание подростка, и едва слышное почти не сбившееся мужчины. Джек через какие-то проклятые минуты, наконец, может хоть чутка шевелиться, и ведет плечом, снова морщится… Блядь. Наебнуться с кровати. Запутаться в простыне. Не понять за всепоглощающим удовольствием, что удобная кроватка осталась где-то наверху. Фрост закусывает губу, дабы не заржать уже в голос от всего ебанутства ситуации, но тут же болезненно морщится. Опять, сволочь любимая, прокусил. — Сука… Снова это сделал. Прокусил… — шипит недовольно Джек, хотя больше его волнует синяк, который, скорее всего, будет на левом бедре после приземление на пол. Простынь-то тонкая, никак не спасла. «Нет, вы просто в ней запутались! И кой же невьебический пиздец!» — Она вкусная… — нагло так и даже не пытаясь скрыть истинного, ложно оправдывается Питч, хотя изумленный выдох и маты Фроста его правда забавляют сейчас. — Блядь. Какой же ты псих неуравновешенный! — Джек шипит это лишь ради того, чтобы скрыть участившийся ритм чертового сердца и свое, такое же чертово, смущение. «Ну, приплыли! Теперь у тебя, Оверланд, ёкает каждый раз, когда этот Ужас говорит тебе хоть что-то положительное и касающееся принадлежности, да?» — Сам выбрал, — вяло огрызается Блэк. — Вот сам сейчас же и тебя попробую! — с дуру так фыркает Джек. — Не стоит, подсядешь, — ухмыляется сопящему подростку мужчина, но вовсе не ожидает, что мальчишка на это хоть что-то разумное ответит. Но этот бляденыш удивляет, впрочем, как и всегда. — Бляяять… — стоном тянет Джек и резко зажмуривается, задыхается, потому что этот хриплый голос, именно эти слова. Да он же, он же… — Питч, я уже… — Заткнись! — жестко обрывая, потому что вовсе не хочется слышать следующее. — Я уже на тебя подсел… Пиздец как. Полностью. Навсег… — Сука! — злой рык, и Ужас оказывается над ним, грубо подминая под себя, вжимая своим телом мальчишку в пол и коленом разводя стройные худые ноги. Этого разговора больше не будет, ровно, как и Фросту нехуй осознавать то, что пытался сказать. Питч едва ли усмехается, смотря в потемневшие от возбуждения глаза Джека, и медленно склоняется ниже. Вновь по бессчетному кругу, да? Вновь в пепелище? И сученыш, судя по всему, вообще рехнулся, нихуя не думает, что говорит. Кому говорит. Но идеальная тишина и затаенное дыхание обоих рушится, осыпаясь несдержанным гортанным стоном белоснежного… *** …Пять групп рассредоточиваются по опустевшим складам, являющимися элитными заброшками и территориями для частных давно забытых клубов: частично такие места и используются для того, чтобы всякие подонки промышляли несанкционированные бои, проституцию и подпольные аукционы. Некоторые же склады, по допросу сидящих до казни в строгих изоляторах серийников, использовались ранее для пыток, издевательств над жертвами или тупо сброски трупов. И теперь, по тому же графику Вильяма, боевые группы рассредоточились на данных точках, готовясь к операции перехвата. Также на эти сутки были взяты под наблюдение самые людные и значимые охранные здания города, последнее лишь перестраховка, но нужная, ведь Ужас любит повыебываться. Группы перехвата и быстрого реагирования, спецотряды наемников и контрактников, которых по такому случаю подключила Фея, и новые, ещё пока не открытые официально властями, камеры слежения, уже начали свою работу. План разрабатывался и дорабатывался не один день, но сегодняшние двадцать четыре часа ключевые для отдела и Департамента в целом. Потому каждый сейчас был на нервах, но надеялся на хренов везучий случай и странный график эксперта. И даже если они не поймают его, то, как минимум, засекут с камер. — Передаю по первому каналу связи… Прием! Всё чисто. Периметр от Централа А7 и до первой линии С10 в зоне обзора. Начинаем операцию. Прием! — Это база. Прием! Принято. Начинайте, — коротко, но четко отвечает девушка, одновременно наблюдая за тремя самыми значимыми местами и связываясь по рации с третьей группой. — Прекрасно… — тихо выдохнув, Вильям ещё ближе пододвигает низенький стульчик к мониторам, впиваясь взглядом на пустые склады и улицы. Он, так же как и остальные в наблюдательном фургоне, нервно-всклокоченный и прибывает в опасном предвкушении скорой поимки хоть кого-то. Все из группы Феи сейчас следят за всем, пока ещё мало происходящим, что виднеется на десятке мониторов. В штабе, в комнате отдачи команд, где остались на подстраховке Норт и Банниманд, тоже блядское напряжение и ожидание; им остается контроль групп спецов и пара запасных планов, если что-то пойдет не так. Но детективы уверены, пусть и не на сто процентов, но на сучьи семьдесят верняк — они поймают этого ублюдка… *** …У них свет от тусклой лампочки в холодильнике, на блядство из-за неприкрытой дверцы, разгром на столе, где выжили лишь ноуты, и большая половина тряпья и белья разбросаны по полу двух комнат. А из окна сквозит прохладой — сыростью и пылью, той самой штукатуркой известняковой, и ветер кажется прохладным, совсем влажным и пробирающим, но для них пиздец как жарко. Ебучая жаркая ночка, и он впервые доволен тем, что делает, похерив всё нахуй. Языком по бедру Джека, там где алеет синяк, под мальчишеский тихий всхлип, но не давая того, что так хочет, лишь нависая над, ловя бешеный серебристый взгляд, столь непонятный, но охуенно правильный, затыкая поцелуем и наконец резко поддаваясь бедрами вперед, так, что Джека выламывает на кровати и он кричит, забыв, как дышать. Приглушенные отборные маты срывающиеся с покусанных сухих губ мальчишки, но Ужасу в довольство это слышать, он лишь толкается глубже, задевая намеренно простату, медленно, но жестко, и вцепляется зубами в гортань, едва выше кадыка, не прокусывая до крови, но с нажимом сжимая зубы, четко этим приказывая белоснежному не двигаться. — Да-а… — шипяще, едва отрываясь, в миллиметрах от красной истерзанной кожи, как истинный зверь перед тем, как перегрызть жертве глотку, — Тебе дозволено лишь умолять… Кричать, стонать… Просить меня… — Пожалуйста!.. — Остановиться? — шипит сексуально Питч, действительно останавливаясь под долгожданный вой мальчишки. Это пиздец как охуенно — терзать, не давать, а после срываться на белоснежном по полной. — Двигайся же! Черт возьми!.. — Джек шкребет пальцами по простыне, скулит в голос, сильнее вжимаясь затылком в подушку и предоставляя горло на растерзание своему любимому, но шевелиться действительно не получается и он позорно, по девчачьи, всхлипывает от эмоций и ощущений. — Нет, мелочь, неправильно, — демонически ухмыляясь и зубами едва прикусывая вновь. — Сука! Тварь! Садист! Блядина!.. — взрывается Джек, — Домин… доминант… Хищник… — но выдыхается под конец, чувствуя, как сердце загнано разьебывает к хуям грудную клетку. — Верно, но слова не те, — ещё усмешка, горячим мазком языка по страдальному горлу, от чего мальчишку прошибает мелкой дрожью. — Прошу, пожалуйста!.. — не выдерживает Джек в конец, вскидываясь и хныча, — Умоляю! Возьми… — беловолосый метается, матерится едва слышно, облизывая судорожно губы, и с мольбой заглядывает в золотые горящие глаза, — Ужас! Ужас, сука ты проклятая!.. Питч… Питч, возьми меня… присвой! — Правильно, — хриплое и довольное, перед тем как выйти из податливого нежного тела и быстро перевернуть мальчишку на живот. И Джек моментально понимает, несдержанно стонет, вставая на колени и ложась грудью на подушку, закусывая уголок мокрой мягкости и тут же взвыв от вспышки выжигающего удовольствия и боли, когда в него жестко входят вновь. Ебическая сила, Фрост опять ебнет сознание к утру, но похуй. Уже полностью. Он хочет этого. Он знает, в чьих руках потеряет сознание. Знает, кто его укроет, обнимет, кто… Джек задыхается, давится хриплым стоном и забывает, забывает всё… *** — Почему? Почему ваш долбоебический график не сработал? Как такое могло произойти? Она бесится, она в ярости. А город в ахуе. Все в ахуе. А седоволосый доктор сидит в стороне ото всех и нервно теребит платок для протирания очков, мрачный, подавленный. Все подавленные. Орет только Фея. Отдувается за всех, за всех остальных выплескивает негодование, гнев, разочарование и страх. Страх сука, вот что ещё не дает никому здесь перегрызться. Потому что это нетипично. И без графика понятно, что нереально. Ничего! Ничего не помогло! Ничего не было! Город проснулся, Троица показала всем хуй, кровавый такой выложила, на подмостках старого центра безопасности в С17, где они, ебланы, даже камеры не ставили, и удалилась на передышку, а его не было… Он даже, даже… Туоф пытается успокоиться, но нихуяж сука не может, её трясет, и даже водка с джином вряд ли её сейчас спасут. — Так какого хуя, я блядь вас спрашиваю, мудаки ебучие, нам теперь делать? А знаете в чем прикол? Не в срыве операции, не в потраченных ресурсах, бабле и времени, а в том, что пиздец нам! Пиздец городу и пиздец всему, над чем мы работали столько времени! Потому что наша общая охуенно какая любимая сука, — Фея указывает на фото жертв Ужаса на экране, — Не вышла на прогулку. Его не было! Мы проебали его! Троица выебала С17, а ебанудский Ужас не выебал их! Либо всё, пиздец, он сменил стиль и нахуй всё коту под яйца! Гребанные месяцы и годы разработки и собирание материалов по частицам, суки вы ебучие! Она бесится, она стучит звонко каблуками, расхаживая по кафельным плитам взад-вперед и нихуя ни на кого не смотрит. Хватило ей первобытного ахуя в глазах этого самого Вильяма, когда к утру он понял, что график обвалился, и когда патрульные сообщили о кровавом месиве в С17. Ебланаты они, вот кто. Но ей действительно сейчас хуево и страшно, и хуй пойми что делать дальше… *** ...Ужас довольно вцепляется зубами Джеку в ключицу, и после сразу же целует, медленно и с удовольствием, проходясь по сладкому ротику, задевая небо, посасывая прохладный юркий язычок, такой охуенно сладкий, и вновь усаживает мальчишку на стол. Блэка не ебет, что там в блоке новостей, он не обращает внимание на едва слышные утренние сводки, он херит свой сезон на корню и прямо здесь, посылая нахуй все графики, списки, Троицу, которая гуляет уже слишком долго… Джек лучше. С Джеком охуенно. Джек податливый, всё ещё сонный, потому что проснулся пятнадцать минут назад, а спал всего ничего — три часа, Джек сладкий, потому что первое, что сделал — поперся голый к холодильнику и вытащив ананасовый сок сразу приговорил целую банку, жадно и не замечая насколько пиздец сексуально, и эти блядские три капельки, что сорвались с губ на подбородок и на грудь, покрытую царапинами, укусами и засосами, а сезону пришла моментально пизда, потому что… Блядь, Оверланд может, и то насколько охуенный, сексуальный, и этот его не до конца осознанный взгляд, с легкой поволокой невинности и в тоже время невьебенной похоти. Сгрести в охапку и зажать у холодильника по первой, а после и сюда, ближе к опоре, проверенной. Питч ухмыляется в поцелуй и скользит ладонями по бедрам мальчишки, слушая несдержанный капризный всхлип. — Хочешь? — хрипло и нетерпеливо, перед тем, как уложить это несопротивляющееся бессмертие на гладкую поверхность и жестко оттрахать пару раз. — Твою ж мать, Питч… Да! Да… — Джек прикрывает вновь от чего-то слезящиеся глаза и медленно отклоняется назад сам, ложась на стол и с закушенной губой разводя ноги шире. Быстрый взгляд на ноут, но так, что Джек даже не понимает этого, и Ужас усмехается, посылая нахуй ебнутую Троицу. Пусть пока веселятся. 604 будет шокирован, а он едва ли подмоет свою репутацию пунктуального ублюдка и твари. Белоснежная погибель ведь умоляет, хнычет, капризничает, нагло соблазняя, а значит, отказать он не может. Уже не может. Теперь не может. Не может и нахуй не хочет. Не хочет больше ему отказывать. Где-то на задворках вертится шипящее — Трахаетесь хлеще кроликов. И, блядь, он тебе в сыновья годится! Но ему похуй абсолютно, а Джек умело отвлекает от тупых рассуждений: капризно стонет, хнычет, пытается сжаться и уйти от прикосновений. Специально, блядина такая, всхлипывает и дразнит, сводя вновь ноги вместе, всё блядь для того, чтобы вывести на ярость. Но раз кое-кому так хочется… *** — Этого не может быть! Этого просто не может быть! — рвет волосы на голове Вильям и по двадцатому кругу гоняет графики на экране. Уже второй день блядь он так делает, а толку ноль. — А представьте себе, что может, твою мать! — огрызается Туоф, отпивая из фляжки, которую вчера временно конфисковала у пронырливого Норта. Хороший вискарь, и похуй, что она на службе. Она даже думает, что если так пойдет и дальше, то скоро в переговорную смело доставят ящик водки, и все ухуярятся в хламину. Так, чисто для спасения психики и нервов. Эта нервотрепка доканывает даже их, бывалых и матерых сук. — Но… Но по всем графикам, по всем вычетам! Эта система не давала сбоя! Я проверял её на наших психопатах и она сработала. Да, даже Троица она… — Да-а-а, Троица повеселилась! Тройное убийство, расчлененка, изнасилование, пытки и кислота! Да твою мать! А Ужас… — Фея замолкает лишь потому, что добавлять не хочет, ну и вновь прикладывается к прохладному железному горлышку. Охуенный вискарь, надо всё же спросить у Ника, в каком хранилище вещь-доков спизданул. Шокированное состояние каждого присутствующего дает понять, насколько всех выбила из колеи позавчерашняя ночь, и произошедшие на окраине С17 убийства. Словно плевок, только не от того, кого все и каждый здесь присутствующий ожидал, а от обмудков, которых, по ебучему стечению обстоятельств, тоже не вырезали. — Так, сейчас собираем закрытое совещание, — строго и более громче начинает Туф, дабы унылые и злые присутствующие немного отвлеклись, — Здесь и только с внутренним составом. И четко, по ебучей секунде прорабатываем, где мы лоханулись и почему эта тварь не вышла на охоту. Принимаются даже самые ебанутые предположения и догадки. Профайлеры остаются и помогают. И мне похуй, что у вас что-то не сходится! Я через два часа должна предоставить Депу развернутый отсчет и главное объяснение того, почему блядь сезон оборвался вот так… Сука, не дай гребанная пиздострадальная вселенная, он действительно ушел на дно и это был последний сезон!.. *** …Джек слегка хмурится, медленно дочитывая. Он так нахальски наголо лежит поперек кровати, нагло задрав ноги вверх и облокачивая их на стену, голову же удобно устроив на бедре Блэка, равносильно раздетого, даром, что простынь едва прикрывает. Блэка, который облокотившись о спинку кровати, полулежа занят сейчас пиздец важным и молчаливым: чистит свои чертовы ножи и несколько деталей от пистолета, которые разложены на табурете, что приставлен к кровати. — Я не понимаю… — фыркает Фрост, поведя плечами и отрываясь от текста в планшете, который держит в руках. — Чего? — не поднимая глаз на мальчишку, да, впрочем, даже не заморачиваясь на него молчащего, всё же нехотя спрашивает мужчина. — Почему они настолько… — Тупы, что не отличают ублюдков на улицах от тех, кто работает на индивидуальность, типа — серийников-психов? — предполагает Блэк, косо усмехаясь. — Ну-у… — тянет Джек задумчиво, — Здесь написано, что по докладу некого доктора Эн, потенциальные убийцы в любой среде не будут отличаться друг от друга, и на то они и убийцы, что…  — Бред, больной и опровержимый, — неоспоримо и холодно, но даже не отвлекаясь от проработки мелких деталей, — Любой потенциальный различается, и те кто на улицах в сотни раз рознятся с психопатами, которых заводят месиво и мучения тушек людей, которых они подвешивают на крючки в своих норах. Равносильно иерархия в природе тому пример. Шакалы не будут ровней, скажем, льву или тигру. А если, как говорится в этой уебищной статье, сменить ареал и структуру обитания, то равно нихуя не выйдет. Климат и среда Бывшей Африки пиздец как разнится с той же океанской средой, но даже на дне есть рыбешки, планктон и киты, жрущие всё это, а есть стаи хищников или одни одиночки, которые жрут китов или таких же хищников. Потому статья — хуйня. Социум это та же природа. А с приходом этого шизоидного века ещё и дикая, ебанутая. — Да, так-то оно так. Окей. Но почему? В смысле… Почему эти дебилы не замечают этой разницы, ведь это слишком очевидно! Да и не может научный институт писать такую хуйню, только потому, что семьдесят процентов 604 одни дигранты… — Джек откидывает планшет и разворачивается полностью к сосредоточенному мужчине, — …Питч? Питч!.. — Блядь, Джек! Не лезь сука! — рявкает несдержанно мужчина, как только мальчишка порывается к нему ближе, одним взглядом пытаясь прожечь в придурочном смертнике дыру. — Но… — Я работаю с раствором серной кислоты, дебила кусок! Шевельнешься, подползешь ближе и, наверняка, эта хуйня будет на тебе, учитывая какое ты пиздец везучее существо! Хочешь подпортить свою идеальную кожицу? Или решил меня в маньяки-косметологи записать, придурок?! — А ты этому дашь совершиться? — Фрост даже не скрывает полуулыбку, смотря прямо в желтые глаза хищника, и прекрасно видит в них ответ; чтобы сейчас Питч не сказал, Джек видит, что, блядь, конечно же Ужас не даст такому совершиться. — Ложись обратно, — кивок головы, указывая, и мальчишка, на, сука, странность, слушается, хотя и не скрывает своей блядской довольной полуулыбки. Питч хочет подавить усталый вздох, конечно же прекрасно поняв, что проебался и Джек всё понял, но уже просто спускает на тормозах, тяжело вздыхая и вновь приступая к детальной чистке своего оружия. — Ты ведь… не используешь пистолеты, — тишина надоедает, и пока Джек ищет новую, более интересную статью, задает интересующее. Вдруг всё ещё добрый дядя Ужас ответит и на этот вопрос. — Перестраховка. — Но ты не берешь их на свои… гм… вылазки, — тупо настаивает Джек, и ведь блядь прав же. — Тебя это не касается. — Уверен? — подначивает Джек, всё же теперь пытаясь скрыть довольную усмешку. — Глотку перережу… — угрожающее, но даже не поднимая тона. — В который раз за всё это время? — В контрольный! — начинает терять терпение Блэк, — Находи статью и задавай свои тупые вопросы дальше, и не отвлекай хуйней, Фрост. — Как скажешь, Ужас мой… — довольно всё же лыбится Джек. *** Целая гребаная неделя отдыха или даже больше. И город в немом ахуе, эксперты паникуют, Деп рвет волосы на чужих и своих хуях… Сводки не проверены, САВы на свободе, обливают кислотой новых мучеников, а ему абсолютно, до выбеленной грани, похуй. Питч просыпается лениво, вовсе нехотя, что почти редкость, неохота совсем и уже после зенита. Он обнимает белоснежного со спины, почти навалившись на него всем телом, но Джек в таком отрубе, что ему фиолетово, и он едва слышно сопит в своем девятом сне. Мужчина ли недовольно фыркнув, но позволяя себе зарыться носом в белоснежные волосы на затылке и прижать левой рукой за пояс мальчишку ближе к себе, почти подминая под себя собственнически. Где-то там за окнами, за плитами бетона, новая жара, каленый воздух и выедающая жизнь тишина. Город замер, плавится под раскаленными лучами и миражи, которые появляются на желто-серых улицах А7. А Север и вовсе белоснежный, словно кипящий все из-за того же воздуха, и тишина накрывает пологом вымершего. Но ему пиздец как приятно: кондиционер справляется, ноуты в спящих режимах заткнулись и молчат, и он уже как дня четыре назад вырубил оповещения. И мальчишка под ним не шевелится капризно, лишь грудная клетка вздымается размеренно и стучит, чутка быстрее нормы, сердце. Это то, что может приесться — слишком желанное, — маячит жалящая мысль. Да. Естественно он блядь это знает, понимает, что такое время дико для него, но и не может отказаться от этой тишины вокруг, проклятого покоя внутри и жизни в его руках. Не хочет. Это то, что может сожрать живьем. Только похуй уже настолько, что Ужас лишь приглушенно довольно урчит в волосы Джека, и вновь прикрывает глаза, даже не желая думать, охотно проваливаясь в дрему. Скрип пола в подъездном коридоре, раздавшийся в следующую минуту, сгоняет любой намек на расслабленное состояние и дрему. Глаза хищника распахиваются, являя ядовитый золотой взгляд, который мгновенно переводится на входную дверь. Запасной нож, всегда прикрепленный с края кровати, оказывается в руке почти мгновенно, притом Питч даже не меняет своего положения, лишь приглушенно рычит, сильнее обнимая мальчишку. Его никто не найдет, не тронет. Он лишь его! Но ещё один скрип, и по звуку это всё же коридор выше — на следующем этаже. Значит, наконец очухался выживший из ума нарик, который уже как пару лет порой возвращается сюда. Безобидный овощ, и все в норме, угрозы вроде нет; Ужас едва ли расслабляется, оценивая ситуацию, но рукоятку на ноже сжимает так же выверено крепко; прислушиваясь, по звуку прослеживая, что безмозглое существо бредет в конец коридора, забираясь в свою угловую квартирку. Едва слышно скрипит чужая дверь, хлопает. Наступает вновь тишина. Всё в норме ведь. Только хуй там для него, и теперь фактор присутствия этого ебанутого, что устраивал годами, сейчас нихуя не устраивает. Джек едва шевелится во сне и тяжело вздыхает, и внимание мгновенно переводится на него. Инстинкты оголяются, являя острую необоснованную ярость, поднявшуюся изнутри за считанные секунды. Ночью стоит вымотать этого белоснежного по полной, чтобы вырубился и проспал до самого утра. А недоугроза навсегда исчезнет из этого дома, больше не мешая своим присутствием. С какого хуя он покусится на безобидного овоща и заберет его жизнь, Питч не анализирует, даже запрещает, лишь зверь внутри приказывает и скребет когтями злобно, не желая, чтоб такие индивиды даже приблизительно пытались быть рядом. Ведь здесь блядский беловолосый Рагнарёк. Перспектива где-то шароебиться с Джеком после этого ощущения внутри отпадает начисто, пока мозг ещё соображает, ибо тогда он нахуй перережет каждого, кто просто попытается попасть в радиус трех метров от Фроста. Ну, что ж, пиздец. Приплыли. Только на данном этапе хищник лишь забивает на всё это. Он нехотя тревожит, наконец, мальчишку, заставляя его перелечь, почти перекидывая безвольное тельце к стенке, на свое место, сам же ложась теперь с краю. И заново закрыв собой Фроста, Ужас проваливается в тихую дрему. Так-то лучше. Нож всё же прячется под подушкой, ибо нехуй.