Психо города 604

604. Центральный Район — Ди10. Экопарк. За 12 лет «до…» Они не знали, как его ещё развеселить, возможно, постоянное чуть ли не насильно заточение дома это не то, что нужно семилетнему ребенку сорванцу. Но, с его особенностями… Темноволосая женщина с легким укором смотрит на мужа, когда тот осекает побежавшего вперед ребенка. — Да, я знаю Лили, знаю, — со вздохом признает свою грубость мужнина, но всё же беспокойно окликает сына, которому натерпится попасть на единственную интереснейшую выставку в открывшемся Экопарке: — Джек, не носись так! Детей много, и взрослых, задавят же! Ты ведь мелкий, тебя не видно совсем. На что мальчик только приостанавливается, оленьими большими глазами смотря на родителей, но после, понимая из-за чего они так беспокоятся, также придерживая с двух сторон капюшон на голове, солнечно улыбается. — Всё нормально! Я осторожно! — и снова срывается на бег, как можно быстрее желая пересечь кованные ворота и попасть в полустеклянные полурешетчатые огромные павильоны под открытым небом. Здесь всё настолько для него непривычное: с такой яркой зеленью, частью искусственной, частью настоящей, стекла вольеров и оградительных бортиков блестят так, что ослепляют, когда ловят блики солнца, а звуки незнакомых птиц — вообще любых птиц, ревущих, урчащих животных и кого-то еще, кого он никогда не слышал, разрывают детский чувствительный слух. Он словно попал в незнакомый мирок, столь… красочный, прекрасный, и здесь так много людей, подростков, детей его возраста; у Джека разбегаются глаза и сама по себе вновь выползает улыбка до ушей. Он слышит за спиной материно: — «Джек осторожнее!», но лишь слабо кивает и пулей бежит к дальнему большому вольеру, огражденному все таким же зелеными клумбами и стеклянными бортиками. — Ва-а-а-у… — тенет завороженно Фрост, и глаза у него загораются, когда он понимает масштабы просторного летнего загона для одного из самых редких животных, ради которого сегодня здесь половина 604 собралась. Но самого животного Джек пока не видит, лишь силиться подпрыгнуть выше, заглянув за стеклянный бортик, как легко делают другие, однако ему рост не позволяет, и он краснеет от того, что не может даже нормально подтянуться и повиснуть. — Давай, я помогу, — говорит подошедший отец и, осторожно приподняв его, ставит на край рядом стоящей клумбы, и Джек, щурясь довольно, теперь может вцепиться руками в бортики, чуть ли не перегибаясь за ограждение. Но как бы он не высматривал, опасного хищника ещё нет под полуденным солнцем. Неужто его всё еще держат в клетке? Их город, как рассказывают родители, не такой уж и безопасный, не настолько тихий и мирный, как вещают по блокам в новостях, но сейчас Джеку кажется, что это ложь, ведь никто вокруг не хочет причинить ему боль или страх. Все люди, пришедшие сюда, такие радостные: они общаются, стоит не прекращаемый гул из различных сплетений разговоров и восторженных восклицаний, щелкают камеры фотоаппаратов, смеются подростки, взрослые спорят о целесообразности таких оградительных мер для самых маленьких, наглые мороженщики зазывают разбушевавшуюся мелкотню к своим прилавкам, и видно, что каждый пришедший сюда отдыхает… И белоснежному мальчишке невдомек истина, по своей наивности ему вовсе неясно, почему все пришедшие сегодня настолько расслабленные, позволившие себя хотя бы на часок стать радостными, улыбающимися… живыми. О таком сложном Фрост не думает, он по-детски надувает щеки и ждет, упрямо не желая сходить за мороженым, хотя и очень его любит, когда мама предлагает пока что не стоять под жарким солнцепеком. — Не уйду! Я должен, ма! Первым должен его увидеть! — уперто восклицает ребенок, и сильнее стискивает побелевшими уже пальцами бортики стеклянного ограждения. — Ты посмотри на него! — в наигранном возмущении всплескивает руками женщина, сдерживая улыбку, — Чем старше, тем упрямее становишься! Кто только тебя, когда вырастешь, терпеть-то такого будет, а Джек? Так ведь нельзя… Но она, конечно же, преувеличивает, старается привить ему скромность и дабы не был настолько настырным, но Джек всё равно упрям, и как остальные дети просто наслаждается суетой, всем интересным ярким вокруг и ни за что не пропустит выход большого и мощного зверя. Он ждал целых две недели! И пока родители стоят позади него тихо что-то обсуждая, следя за ним и чтобы ребенок не снял капюшон, Джек укладывает руки на бортик и на них сверху голову. Ему слишком любопытно, почему загон, уходящий слегка вниз, такой большой, зачем разные там камни и эти кустарники, маленькое озерцо, и купаются ли вообще такие большие хищники… У него в голове роятся тысячу детских — «Почему?» «Зачем?» и «Как?», однако расспрашивать родителей он пока не хочет. Всё после, после того как увидит Его. Рядом мальчишки, до этого толкавшиеся, приблизительно на пару лет его старше, убегают в другую сторону с дерзкими визгами и смехом, но ему абсолютно равно на них и он не обращает внимание, как большая часть толпы постепенно схлынывает, под ажиотажем желая посмотреть пока на каких-то там очень редких птиц… И лишь немногие всё же остаются или подходят новые посетители, разговаривают, громко смеются, однако всё его внимание там — внизу сочно-зеленого, где, наверное, прячется большой и грозный зверь, и потому мальчик не замечает ещё нескольких подходящих совсем близко к ограждению, рядом с ним. — Ой, да не бухти! Селли, милая… Божечкии! — девчонка тинэйджер, не старше шестнадцати, подошедшая в равной степени вплотную к ограждению вовсе не смотрит вниз, как и остальные здесь дети или взрослые, она закатывает картинно глаза, не переставая общаться по телефону с ревущей на том конце подругой, — Селли, это всего-то записка! Ну старшеки пошутили, ну с кем… Сел? Селли! Да, я здесь, ну не паникуй ты так! Ало? Ты ещё… Селли! Ну, твою мать! — Штрафной за мат, дорогуша! — подходя к дочери и ущипнув её за щеку, строго говорит мать, но после обижено-возмущенного подросткового взгляда смеется, — Не пропусти со своими звонками всю красоту. — Да какая там красота, мам? — цокает и вновь закатывает глаза девушка, растрепывая черные волнистые волосы на затылке, чтобы хоть немного проветрить вспотевшую шею. — Такая, которую такая как ты никогда не поймет… — вмешивается в разговор подошедший к ней сзади высокий парень, хотя больше можно назвать его молодым статным мужчиной. — Да заткнулся бы, старшенький! — фыркает девчонка, поворачиваясь и демонстративно показывая язык брату, который лишь холодно приподнимает бровь на такое детство. — Кэтрин! Не будь сегодня такой колкой! И не груби брату. Ведь мы сюда отдыхать пришли всей семьей, тем более что у нас двойное событие! — Ой, то ещё событие! — заламывает в наигранном жесте руки девчонка, издевательски невинно хлопая пушистыми ресницами, и зля своим тупым поведением старшего. — Вот поступишь сама в ординатуру на работу, как твой брат, вот тогда может и поймешь какое это событие! — хохотнув, подхватывает глава семьи, подходя последним к уже собравшимся; что не говори, но припарковать машину на этой забитой парковке — сущий ад. — Тупая кровопролитная медицина меня не интересует! — фыркает небрежно Кейт. — Тебя вообще нихрена не интересует, — холодно парирует ей брат; не может не парировать, ведь эта заноза мелкая его уже порядком за сегодня достала. — Заткнулся бы, Блэк… — Заткнулась бы, мелочь со студнем в башке… — Так, взрослые вы мои, помолчите, пожалуйста, оба и хотя бы сегодня не цапайтесь! У нас правда отличный день с отличным новостями и событиями! — разнимает вечную склоку брата и сестры мать, вставая между ними так, чтобы уж точно её авторитет не был оспорен и эти двое угомонились. И это как всегда действует: дети замолкают, и лишь от старшего женщина слышит приглушенные и нецензурные, но что уж… Она лишь качает осуждающе головой и демонстративно забирает у младшей сотовый, чтобы та не пропустила всё зрелище со своими переписками. Какой же трудный подростковый возраст у Кейт… Но ничего. Пройдет, так же как в свое время у… Женщина останавливает свои рассуждения, невольно засматриваясь на сына. Да нет, как раз таки он был очень спокойным в свой переходный. Она легко улыбается, гордясь им, таким выросшим, умным, с прекрасной профессией, всегда уравновешенным и спокойным, рассудительным… Наверное, в будущем он таким и останется, с таким же чутким спокойствием подходя к любому делу, особенно, когда будет спасать людей. Женщина едва лишь улыбается, чувствуя, как муж положил ей руки на талию, стоя позади. Всё же, даже в этом ужаснейшем городе они смогли… Воспитали, дали всё что могли, и нынешнее счастье стоило всего ужаса и яда, что каждодневно подсовывал им этот мерзкий город. — Ох, смотри сынок! Ну вот и начинается! — слышится со стороны от другой семьи и, действительно... Начинается. Многие, до этого отвлекшиеся, смотрящие за детьми или попусту переговаривающиеся не о чем, подходят ближе, стараются не толкаться и с интересом наблюдают, усаживая детей к себе на плечи, как в просторный зеленый загон наконец впускают большого черного хищника, невиданного по красоте своей окраски и огромным размерам. Истинный зверь медленно и вольготно проходится по солнечной поляне, принюхиваясь, обнажая едва клыки в ленивом оскале, и ноль внимания обращая на сотни собравшихся где-то верху у ограждений, особенно ему плевать на вопящих от восторга детей. Он, как истинный царь этого странного мира, привлекая всё внимание глупых людей к себе, позволяет себя осмотреть и восхищаться, греясь под лучами палящего солнца и щуря свои опасные золотые глаза от непривычно яркого света. — Ну как, нравится? — наклонившись, спрашивает темноволосая женщина у своего сына, но тот не отвечает ей; Джек лишь кивает отстраненно, не замечая больше никого и ничего возле себя, во все глаза наблюдая за источающим мощь и опасность черным тигром. Великолепным и невероятным. Идеальным. Желание погладить мягкую, с виду, шерсть, провести по желтым острым полосам на черном мехе, заглянуть в хищные золотые глаза столь явственны у мальчика, что он уже продумывает, любуясь тигром, как после проникнуть в обход оградам и камерам в закрытую часть крытого павильона, к клеткам, и погладить эту махину. Импульсивное и не пойми с чего взявшееся, но горящее под сердцем — быть рядом, ощутить на своей коже опасность и силу, такую настоящую, убийственную, лишь на одних инстинктах, увидеть вблизи, словно в одном шаге от… неминуемой. Он, будучи ребенком, и сам не поймет, что его так тянет, однако всё тоже наивное крутится в голове — этот хищник не навредит, не сделает ему страшно и больно. Джек глупый ребенок и предвидит, что, наверное, за такое родители его накажут, но он найдет лазейку, окажется рядом с черным хищником и погладит его… Джек просто не сможет, как остальные, уйти домой с парочкой фотографий, ему нужно ощутить. Мальчик сглатывает, замирает, задерживая дыхание, когда ленивый, но гордый зверь взрыкивает, недовольный чем-то в своем просторном вольере… И медленно бредет к ближайшей тени под декоративные зеленые деревца, отбивая неповинный газон мощными ударами хвоста. Он найдет способ это сделать, сейчас, только толпа разойдется немного… По-прежнему не замечая и не слыша ничего, что происходит вокруг, беловолосый мальчишка завороженный зрелищем, и плевать ему на остальных, на то, как все другие дети в легком испуге или восхищении перешептываются, потому что тоже впервые видят такую зверину. Здесь зелень, палящее солнце, и после объявления на весь парк о том, что ещё два вида хищников будут представлены в других секциях, мороженщики вновь начинают заманивать к себе. Новые зрители, не успевшие к выпуску главного зверя, стараются подойти ближе к ограждениям, когда старые, уже восхищенные и наперебой обсуждающие, уступают место, уходя в другие секции и павильоны Экопарка. Они — все люди здесь собравшиеся — порой так странно смотрят на часы, отчего вводят в непонимание своих маленьких детей, однако смотрят они так вовсе не потому, что кому-то пора домой или опоздают на работу. Скорее, здесь и сейчас они наоборот отсчитывают и прикидывают сколько осталось времени до закрытия, сколько ещё часов продлится спокойствие, хороший день, радость и смех детей, не омраченный серо-ядовитыми красками 604. Здесь есть иллюзорность, и если уж не утопии, то большей надежды на то, что счастье им будет видится не только в этом Экопарке. Здесь светит приветливо жарко солнце, воздух не тот удушающий и едкий — наоборот пахнет зеленью, сеном для травоядных и карамелью от ларьков мороженщиков, смех повсюду, яркие цвета шариков, которые гоняет ребятня, дивные настоящие животные и искренние улыбки, без слез и цинизма… Здесь скорее просто хочется набраться хороших эмоций и верить, что в будущем будет так же. Так же хорошо. Так же спокойно… …Ведь всё образуется, и с четырнадцати лет можно будет уже покрасить сыну волосы в черный, дабы, наконец, он смог нормально выходить на улицы города не прячась под капюшоном. У них всё будет под контролем и прекрасно, и в колледж он поступит, учась на одни «отлично»… У них прекрасная семья, идеальная даже, несмотря на то, в каком мире и городе они живут. …Дочь перебесится, пройдет переходный возраст, и она обязательно выберет правильную профессию. Возможно, пойдет по стопам своего благородного старшего брата, который, несомненно, сделает блестящую карьеру и будет той частью светлого сильного общества, которое оберегает и ценит чужие жизни… Они не задумываются, как близко стоят рядом и что будет завтра, но это место и эта атмосфера доброты и позитива дает обеим семьям шанс — надежду в легкие и, возможно даже, беззаботные времена. Всё у них будет хорошо и планы на будущее обязательно оправдаются и сбудутся, и светлое беззлобное будущее наступит в жизни их прекрасных добрых детей…

Конец. Лисkey. 02.02.2021