***
Не стоило ей идти в коллеж. Она знала, что не стоило ей идти в коллеж. Каждое движение — даже элементарное черканье ручкой по тетрадному листу — бередило свежую рану, пересекавшую тело наискось, от ключицы и до бедра. Действие обезболивающих слабело с каждой секундой, Маринетт уже с трудом сдерживала слезы. Кожа пульсировала с сердцем в такт, и каждая накатывающая волна боли была хуже предыдущей. Но до выпуска оставался месяц, не за горами поступление в лицей, а значит, она должна была присутствовать на занятиях… и пялиться на его блондинистый затылок. На блондинистый затылок этого недоумка, продолжавшего постоянно оглядываться и посматривать на нее украдкой. На этого блондинистого недоумка, который все время смотрел на нее, но так и не сказал ни слова. На недоумка, которого она совсем недавно (и пары суток не прошло!) защитила от удара акумы. К его вящему ужасу. Пыль царапнула горло, в носу закололо. Она тут же прижала пальцы над губой, пытаясь передавить нервы, но все равно не успела. И чихнула. Едва не ослепнув от боли, она свернулась в клубок и зажала рот, чтобы не закричать. На глаза навернулись слезы, тело горело огнем, она почувствовала, как под пальцами, прижатыми к груди, растеклось что-то теплое. «О нет». Маринетт слышала тихое «будь здорова» от Альи, но никак на него не отреагировала, зашипела сквозь зубы и подняла руку. — Да, Маринетт? — мадам Менделеева перестала писать на доске. — Можно мне выйти? Я не очень хорошо себя чувствую, — по ее виску сползла капля пота. Маринетт плотнее запахнула полы кардигана. Как удачно, что он был черным, потому что светло-голубая майка, надетая под низ, никак не могла скрыть кровавые пятна. Мадам Менделеева слегка нахмурилась: — На носу конец года, Маринетт, ты же зна… — Прошу вас, — фраза плеснула отчаяньем. Мадам Менделеева удивленно вскинула бровь, но кивнула. Маринетт обычно не прогуливала занятия — нет, ее посещаемость не была идеальной, для этого она слишком часто опаздывала, — а сейчас ей, кажется, было совсем плохо. Она собрала свои вещи — одной рукой, стараясь не шевелить плечом, швы на котором уже разошлись, — и подняла сумку. В дверях аудитории Маринетт показалось, что за ней следят — мелькнул кислотно-зеленый всполох… Но сейчас она не была затянута в красный в черный горох костюм. Поэтому, скорее всего, это было галлюцинацией.***
Придумать причину, по которой ей не стоит показываться в коллеже в ближайшую неделю, оказалось даже проще, чем она смела надеяться. Родители знали, что она не любит пропускать занятия и очень серьезно относится к своей успеваемости — она просто сказала, что приболела и не может ходить на занятия, и этого оказалось достаточно. На ее удачу, у Тома и Сабин была запланирована поездка в Италию — они едва все не отменили из-за ее «болезни», но ей все же удалось их переубедить. Что ж… Больно в том самом смысле, о котором они подумали, ей было на самом деле. Она лежала на спине, одетая в одни шорты. Все вокруг раны, взрезавшей кожу, и швов, стягивающих ее края вместе, покраснело и воспалилось. Шов подсыхал и шелушился — премерзкие ощущения. С нервами тоже была беда. Каждый раз, когда она случайно задевала вспухшую рану, тело скрючивал разряд боли. Ткань футболки все время цепляла шов, а лифчик съезжал от любого вздоха. Поэтому сегодня она его проигнорировала и позволила груди дышать. В одну из тех редких минут, когда ей все же удалось так устроиться на подушках, чтобы не тревожить рану, Маринетт все же смогла заснуть. По телу временами пробегала дрожь. Тук. Тук.Тук. Маринетт распахнула глаза. «Нет. Только не сегодня». За стеклом с непроницаемым лицом отчаянно краснел Кот Нуар. «Блядь». Она сдернула с кровати простыню, прижала ее к груди и поплелась к окну. Кот сидел, поджав ноги — дожидался, пока ему откроют. — Какого черта ты тут забыл? — пальцами вцепившись в ткань, прошептала-проорала она. Кот сглотнул, с усилием удерживая взгляд на ее лице: — Мы давно не виделись, вот, решил тебя проведать. Но Маринетт была явно не в духах: — А разве сейчас ты не должен быть со своей Леди? Кот снова сглотнул и скрестил руки на груди: — Она не появлялась с последнего нападения акумы. — И ты решил воспользоваться моментом? — это было утверждение. Не вопрос. — Вовсе нет! — сверкнул глазами Кот. — А похоже, что да. Беспокойство ударило под дых, и Маринетт отвернулась. Она любила его глаза, любила то, как они светятся в темноте — таким красивым зеленым цветом. Он согревал ее сердце, заставлял тело трепетать, и не важно, чье обличье он носил. Они ее увидели. Разглядели. Они видели ее насквозь, и не важно, насколько осторожной она была — читали ее, словно открытую книгу. Слишком опасно. Для нее. А с учетом того, что он не знает, КТО она — тем более. Она едва заметила, как пальцы, вцепившись в простыню, стянули ту с плеча. Прежде, чем она очнулась и отстранилась, ткань сползла слишком низко. От его глаз, фосфоресцирующих в темноте, не ускользнуло ничего. — Не надо было принимать этот удар, — хрипло и тягуче прошептал он, — это я должен тебя защищать. А не наоборот. Маринетт похолодела: — Чт… что… — фраза застряла в горле. — Ты знаешь, — прошептала она. Он виновато посмотрел на нее и кивнул. Ее глаза сузились, — и давно? Кот отвернулся от ее свирепого взгляда: — С месяц, где-то так. Месяц. Он знал целый месяц. И не сказал ей. Ее гнев остыл, а сердце сжалось. Именно месяц назад они с Адрианом внезапно сблизились, а Кот Нуар зачастил к ней в гости: — Вот, значит, почему ты стал таким заботливым, — прошептала она и свернулась в клубок, насколько это было возможно с ее ранами, — ты узнал, что я Ледибаг. В ответ — тишина. Слезы хлынули из глаз Маринетт, стекая теплыми дорожками по щекам и подбородку. Она отвела взгляд от прорезей в маске, пылавших зеленым цветом. Знала ведь, что стоит ему только выяснить, кто она под маской, он заинтересуется ей тот час. Легче от этого не становилось. — А разве ты не поступила так же, когда узнала, что я — Адриан? — она резко обернулась и потрясенно охнула. — Да, я знаю и о том, что ты в курсе, что я — Адриан. Его голос был твердым, ухо раздраженно дергалось, когда он вперился в нее немигающим взглядом. Ну когда, чтоб ему пусто было, это случилось? На чем она прокололась? — Разве с тех пор, как ты выяснила, кто я такой, ты не начала проводить с Нуаром больше времени? — сурово спросил он. — Это другое, — огрызнулась она, — Адриан — настоящий ты, тот, кто под маской, это… Ее перебили: — Адриан — и ЕСТЬ маска, — прошипел он, сверкнув в лунном свете белизной клыков, — Адриан — это НЕ я. Он был создан в угоду моему отцу! Маринетт потрясенно посмотрела на Кота, ошарашенная его злобой. Она сглотнула, обняла себя и прикусила губу. — Так что не надо мне тут рассказывать, будто не сделала ровно то, за что так злишься на меня, — прошептал он и поник. Пряди светлых волос упали ему на глаза, он с силой растер щеки. Помолчав пару минут, взглянул на нее снова. Уже спокойно. — Можно, я посмотрю? — тихо спросил он, покосившись на ее грудь. Маринетт вскинулась: — Ты охренел?! — Ну пожалуйста, — прошептал он. Хвоя. В темноте его глаза были похожи на хвою голубой ели. Она стиснула зубы: — Отвернись. Он послушался. Маринетт отпустила простынь, подняла руки и накрыла ладонями груди. Да, ей пришлось остаться без рубашки, чтобы он мог увидеть то, что хотел. Нет, это не значит, что ей нужно вести себя как-то распущенно. — Уже все. Медленно развернувшись, он осмотрел стянутую швами плоть. На ее глазах снял трансформацию. И пусть умом она понимала, что Кот Нуар был Адрианом, меньше нервничать, увидев это вживую, у нее не получилось. Он поднял руку и неуверенно замер в сантиметре от стежка: — Зачем? Ты могла погибнуть. Она пару секунд помолчала и ответила: — Мог погибнуть ты. Адриан посмотрел на нее, и гнев исказил его черты. Он запустил пальцы в волосы, с силой сжал их у корней. Иногда она была такой дурой. Не ее дело — думать, что она должна спасать жизнь кому попало! — Да зачем ты вообще этим заморачиваешься? — прорычал он, обессилено разжав пальцы. Хлоп! Щеку Адриана обожгло, он увидел, как ее ладонь мгновенно дернулась обратно и накрыла грудь. Маринетт оскалилась: — Чтобы я этого больше не слышала! Ее губы дрожали — он видел это. Сконфуженно потер шею: — Прости, Маринетт. Она зажмурила глаза и замотала головой. Он знал, что ей, наверно, неловко, поэтому накинул ей на плечи простыню. Она благодарно сжала его ладонь. — Ты придешь завтра в коллеж? — спросил он, снова применив кольцо и облачившись в маску. Плагг, понимая, что не время выходить из талисмана, остался внутри. Позже он обязательно отблагодарит его кусочком сыра. — Да, — шепнула она, — рана подживет и больше не будет так мне мешать. — Хорошо, — кивнул Кот. Он вылез через окно. В комнату ворвался воздух, растрепал ее волосы и подхватил простынь, чесанув тканью по коже. Она хотела было закрыть щеколду, но замерла, когда к ней обернулся Кот: — Моя Леди? Их взгляды встретились. — Ты мне правда очень дорога. С пятнами и без, — прозвучало нежно и в то же время очень упрямо. Тепло залило все тело Маринетт, заставляя трепетать, она робко улыбнулась. Он повернулся, чтобы уйти, когда она его остановила: — И ты мне дорог, Котенок, — прошептала она, — в маске и без нее.