Презирая законы, купаясь в вине, Разрывая одежды, летая во сне, Неприступных вершин ослепляющий свет надежды. Отдавая себя зову плоти одной, Неизбывной тоски разрывая покой, Несмотря ни на что, остаешься собой, как прежде. Небесной красоты земное воплощенье, Неуловимый призрак, исчезающий в ночи, Отдавшие тебе своей души горенье, Как мотыльки для пламени свечи.
***
Большой тренировочный зал погружен в полумрак, за окном давно за полночь, нет нужды включать верхний свет, и Леонардо, обходя помещение по кругу, расставляет, зажигая, толстые свечи, любуясь крохотными пляшущими огоньками, подрагивающими от малейшего сквозняка и отбрасывающими на его лицо неровный мягкий свет. Потом закрепляет три ароматические палочки на продолговатых подставках, размещая их в разных концах комнаты, и струйки сероватого дыма плывут по залу, распространяя сладковатый запах сандала. Он повязывает голубую ленту на лоб, чтобы отросшая темная челка не лезла в глаза, и, подходя к стойке с оружием, пробегает ладонью по ножнам, нежно гладит оплетенный темной истертой кожей эфес — от гарды до навершия — пропускает сквозь пальцы синие шелковые кисти. Снимает со стойки и закрепляет парные клинки за спиной. Его катаны — совершенны, они идеально сбалансированы, лезвия отполированы до зеркального блеска и заточены до бритвенной остроты, рукоять привычно ложится в руку. Это оружие — продолжение его самого, они с ним едины, он чувствует и понимает его, относясь с должным уважением и трепетом, а клинки, будто отзываясь на такую любовь, ни разу не подводили его и многократно спасали жизнь. И Лео кажется, что у них тоже есть душа, гордая и непреклонная, благородная, и принадлежит она всецело только ему. Леонардо кланяется пустому залу и поднимает клинок к лицу, ловит на нем желтые подрагивающие блики, видит отражение своих упрямых синих глаз и делает резкий выпад вправо, рассекая воздух и обводя струйку серого ароматного дыма, закручивает ее в спираль. Потом движения становятся плавными и тягучими, он всегда заботится не только о четкости и точности исполнения, но и о красоте. Такие ночные одинокие тренировки дают ему время подумать. Тело само знает, что делать в следующее мгновение, оно знает наизусть все приемы, все стойки, все выпады, все ката, а мысли независимо текут в любом направлении. В это время он с легкостью может разработать план грядущего сражения, или подробно разобрать все ошибки прошедшей битвы, или придумать, что подарить братьям на праздник, или помечтать о будущем. К первому клинку присоединяется второй, они, сплетая и запутывая струйки ароматного дыма, рисуют в воздухе причудливые узоры, как кисти по холсту, широкими уверенными мазками. Картина непрерывно меняется, создавая в памяти всевозможные образы и навевая воспоминания.***
Их семья не очень обычная. Отец — Хамато Йоши — приехал из Японии много лет назад и обосновался в Нью-Йорке. На своей родине он потерял все: свою любимую жену и маленькую дочь, свой дом и свой клан. В Америке он занялся бизнесом и вскоре уже мог ни в чем себе не отказывать. Йоши купил большой дом в одном из тихих районов города, но довольно-таки скоро почувствовал себя в нем ужасно одиноким и несчастным. Женщины себе он не искал, так как не мог забыть свою, потерянную навсегда, первую и последнюю любовь. И тогда Йоши решил усыновить ребенка, мальчика, наследника, сына, которому можно будет передать свое искусство ниндзюцу и немаленькое наследство. Йоши, изучил десятки личных дел сирот и, выбрав самого смышленого, в назначенный день отправился в приют, чтобы обговорить все нюансы и оформить документы. Его подвели к окошку в игровую комнату и показали ребенка. Он очень удивился, когда увидел мальчика лет четырех, с серьезными умными заплаканными глазами, который жался к еще трем мальчишкам, а те крепко обнимали его и горько плакали. Мужчина перевел непонимающий взгляд на директрису, и она пояснила, что эти дети не братья, но попали к ней одновременно после какого-то несчастного случая. Они все время держатся вместе, защищают друг друга, помогают и больше ни с кем не общаются. А когда Донни сказали, что сегодня приедет его новый отец, все четверо разрыдались и больше не двигались с места, сидя в углу игровой и не выпуская друг друга из крепких объятий. Хамато Йоши подумал, что не вправе рвать такую крепкую, возникшую в столь юном возрасте, связь, и забрал всех четверых. И ни разу об этом не пожалел. Йоши учил их искусству тени, стараясь воспитывать в них благородство духа, чистоту мыслей и отзывчивость сердца. Он порой был суров со своими детьми, иногда даже жесток, но справедлив и безгранично полюбил. Теперь, глядя на своих уже взрослых сыновей, Йоши гордился, какими людьми они выросли. Каждый из братьев, обучаясь у отца ниндзюцу, достиг определенных высот в этом искусстве, научился владеть в совершенстве своим телом и управляться с собственным оружием. Однажды Йоши рассказал сыновьям о том, почему он покинул Японию и из-за кого лишился всего. Потом они узнали, что Ороку Саки образовал преступный клан Фут и появился в Нью-Йорке, чтобы отомстить их учителю и отцу за давнюю обиду. Попытки защититься от старого врага сенсея постепенно переросли в непримиримую вражду. И для братьев стало делом принципа не дать футам безраздельно править на ночных улицах и совершать безнаказанные кражи и убийства. С тех пор тренировки два раза в день и вечерние пробежки по крышам города стали обязательными.***
Первый раз встретив дочь своего злейшего врага на одиночной уличной тренировке, Лео едва не проиграл ей, но только лишь потому, что она применила нечестный ход, швырнув в него едким порошком. С тех пор их стычки стали практически священным ритуалом. Встречаясь на поле боя, Караи неизменно нападала именно на него, и их сражения проходили на равных. Он никогда не поддавался, несмотря на то, что перед ним девушка. Леонардо по достоинству оценил уровень ее мастерства и владение холодным оружием, ее движения иногда завораживали, и только в сражении с ней его стиль и навыки раскрывались полностью. Кружа с наследницей клана по полю боя, Лео полностью отдавался затягивающему опасному танцу, иногда забываясь, но братьев из виду никогда не выпускал, готовый в любую минуту прийти им на помощь. Леонардо любил тренироваться в одиночестве на ночных крышах, и когда встречался с куноити (совершенно случайно), которая тоже была одна, тихо радовался этому, сохраняя ледяное спокойствие и непроницаемое выражение лица. Тогда им даже удавалось спокойно поговорить. Она иногда пыталась склонить его к сотрудничеству в каком-нибудь не очень чистом деле, но Лео всегда отказывался, и девушка легко отступала. Порой Лео пытался уговорить ее выйти из клана и оставить преступный мир, но быстро понял, что долг и честь не пустые для нее слова, и не сильно настаивал. Иногда они действительно дрались, и это было больше похоже на тренировку, чем на настоящую битву. А порой просто сидели на крыше, молча любуясь на звезды. И Лео, украдкой заглядывая в пронзительные светло-карие глаза девушки, видел там только тоску и безысходность. А потом Караи исчезала тихой тенью, бесследно растворяясь в прозрачном ночном воздухе, оставляя после себя слегка горьковатый легкий аромат сирени и едва тронувшую губы улыбку. Это был их маленький секрет, общая тайна, одна на двоих, которую Лео бережно хранил и добровольно не открыл бы никому, даже братьям. Но во время очередной стычки они дрались в полную силу, защищая каждый свои интересы и не давая друг другу поблажек. Он не понимал, что же на самом деле связывает их, что за странные отношения сложились между ними, какая-то игра в кошки-мышки, и мышью здесь был каждый с переменным успехом. Но для Лео все это в какой-то момент стало очень важным и нужным. Все их «случайные» тайные встречи и каждое сражение. Все это было необходимо ему, как воздух, но он никак не мог понять почему. Он с замиранием сердца ждал их каждого сражения и тайно надеялся на очередную встречу, выходя в одиночестве из дома. Катаны движутся параллельно друг другу, затем расходясь в стороны, лезвие проходит сквозь свечу, ловя отсеченную верхушку с подрагивающим огоньком. Лео поднимает ее на уровень глаз, всматриваясь в пульсирующее пламя, и воспоминания снова накрывают его с головой. Он подкидывает огарок в воздух, рассекая его вдоль вторым клинком, а мысли уже убежали далеко в прошлое, затерявшись где-то в дебрях памяти.***
Лео бежит по крышам невысоких многоквартирных домиков, устраивая сумасшедший паркур, специально выбирая самый сложный маршрут. Привычно перепрыгивает через проулки, отделяющие один дом от другого, отталкивается от парапетов, руками хватается за подходящие опоры. Он умело использует все пространство вокруг, мгновенно оценивая постоянно меняющуюся обстановку. Все вентиляционные трубы, все пожарные лестницы и натянутые между домами стальные тросы служат ему подстраховкой и точкой опоры. Это так освежает голову, выветривает из нее все мысли, тренирует внимание, заставляет сосредоточиться на поставленной задаче. Перекатившись по крыше пятиэтажного дома, Лео останавливается и садится на высокое ограждение, свесив ноги в пропасть, чтобы передохнуть. Он осматривает переулок внизу, и его взгляд цепляется за знакомую фигуру, выходящую из клуба, расположенного в соседнем доме. Какое-то невероятное провидение привело его именно на эту крышу, и Лео усмехается, глядя, как Караи, одетая в обтягивающие черные брючки и легкую блузу, застывает на месте, растерянно оглядываясь. Он неслышно спрыгивает на пожарную лестницу, сразу на уровень четвертого этажа, и тенью скользит по ней вниз. И преодолев два пролета, замирает, увидев, что к девушке кто-то подходит со спины и тянет к ней руки. Лео успевает лишь наполовину обнажить катану, увидев, как высокий мускулистый темноволосый парень обнимает куноити за талию, прижимая ее к своей широкой груди, целует в щеку и шепчет что-то на ухо, а Караи только смеется в ответ, звонко и непринужденно. Так и не обнажив до конца оружие, Лео убирает его обратно и с непониманием смотрит на развернувшуюся перед ним сцену. И это Караи? Она не перекинула наглеца через бедро и не потянулась к клинку? Она лишь заливисто смеется и накрывает своими ладонями чужие руки, сцепленные у нее на животе. Лео даже, зажмурившись, потряс головой, пытаясь прогнать наваждение, но оно никак не желало рассеиваться в ночном воздухе, крича всем своим видом, что это по-настоящему. Тогда он бесшумно спускается до земли и прячется в тени у стены дома, напрягая слух и сосредотачивая внимание. — Эй, Крис, — зарываясь носом в ее волосы, произносит парень. — Куда дальше? Может, в отель? — Нет, — морщит носик Караи, поглаживая пальцы, сплетенные в замок. — Поехали ко мне. Поймаешь такси? Все страннее и страннее. Куда это к ней? Ведь не собралась же она тащить его в резиденцию клана? Мозаика в голове у Лео никак не складывается, что-то здесь нечисто, может, это часть какого-то очередного плана? И он решает проследить за воркующей парочкой, садящейся в желтую машину. Еще одна безумная гонка по крышам. Хорошо, что движение довольно плотное, а водитель соблюдает все правила и не гонит как угорелый. Но все равно пару раз он чуть не упустил такси из виду. Добравшись до места назначения, Лео оперся руками о колени, пытаясь отдышаться после выматывающего бега, наблюдая, как Караи в сопровождении незнакомца заходит в шестиэтажный дом. Спустя минут пять зажглось угловое окно на пятом этаже, значит, другое окно должно выходить в переулок, и там должна быть пожарная лестница. Можно сказать, что на такую удачу Лео даже не рассчитывал, но с другой стороны, Караи ведь не могла не оставить себе путей для отступления, выбрав квартиру со всеми окнами на проспект. Забравшись на нужный этаж, Лео, стараясь не дышать, лишь бы ничем себя не выдать, аккуратно заглянул в незашторенное окно и обомлел. Это оказалась небольшая уютная спальня, освещенная мягким желтым светом ночника, в которой из мебели были только большая кровать да платяной шкаф. Караи стояла, прижатая к закрытой двери, и самозабвенно целовала парня, расстегивая одну за одной пуговицы на его рубашке. Тот поднял ее за бедра и понес к кровати, практически уронив девушку на постель, стянул тонкую кофту, обнажив натренированное тело. Караи выдохнула и притянула своего любовника ближе, обхватив за плечи и закинув ногу на его бедро. Парень стал покрывать шею девушки легкими поцелуями, постепенно спускаясь ниже и медленно расстегивая обтягивающие брючки. Куноити часто дышала, выгибаясь и подаваясь вперед, больше подставляясь под ласки. Лео, наконец, отмер и с ужасом отпрянул от окна, чуть не подавившись воздухом. До него в конце концов дошло, что у Караи просто свидание. СВИДАНИЕ, черт побери!!! Сердце отчего-то заныло, и ему вдруг захотелось вломиться в эту идиллию, разбив окно, и вышвырнуть нахала с пятого этажа на твердый асфальт. И, чтобы не наделать глупостей, он поспешил удалиться.***
Теперь, когда Леонардо не встречал куноити во время своих одиночных вылазок, его как магнитом тянуло к той квартире, проверить, там ли Караи и с кем. Он больше не подходил близко к окну, а устроившись на пожарной лестнице противоположного дома, рассматривал темные силуэты в освещенных окнах. Иногда в квартире никого не было, но порой Лео заставал девушку в компании очередного, каждый раз нового, любовника, и тогда он сразу уходил, раздираемый какими-то непонятными чувствами, вроде бы злость, но какая-то другая — отчаянная. Но чаще всего куноити была одна, и тогда лидер оставался подольше, наблюдая за девушкой. В такие моменты Караи обычно наливала себе бокал красного вина и подолгу стояла у открытого настежь окна, глядя в темное небо. Неважно, какая погода была на улице, она распахивала окно и зябко ежилась, прижимая бокал с напитком к своей щеке, по которой медленно текли слезы. Она не срывалась в рыдания, не захлебывалась в истерике, даже не всхлипывала, слезы как будто сами катились по щекам, не спрашивая хозяйку, и капали в бокал, смешиваясь с вином. Всматриваясь в печальное фарфоровое личико девушки, обрамленное черным шелком волос, Лео видел, какая она все-таки красивая. Красивая именно сейчас. Ранимая, незащищенная, потерянная и… несчастная. Вот тогда Лео очень хотелось раскрыть свое присутствие, прижать ее покрепче к груди, стереть со щек слезы и нашептать на ухо какие-нибудь глупости. Но он не мог себе этого позволить и, когда сдерживаться было уже невозможно, исчезал невидимой тенью. Леонардо никогда всерьез не задумывался о таких вещах, как любовь или отношения. Вот у Дона есть Эйприл, Рафу, кажется, на все наплевать, Майк хочет большой любви, раз и навсегда, а он… Он считал, что любые серьезные отношения, а тем более любовь, будут ему только мешать и отвлекать от поставленных целей. Нет, Лео, конечно, не был девственником, но он никогда не влюблялся, заводя лишь короткие редкие интрижки со случайными знакомыми, которые сами падали в его объятия. Так почему же теперь, когда он узнал о тайной жизни Караи, ему так горько на душе, что хочется волком выть на луну? Он глубоко зарыл это знание и никак не выказывал его при встрече с девушкой, оставаясь, как всегда, абсолютно спокойным и холоднокровным, и ничего между ними не менялось.***
Клинки чертят линии и выписывают круги, смешивая дым в зыбкую пелену, опускающуюся к ногам и затягивающую пол стелющимся туманом. Зал, утопающий в неровных всполохах пламени свечей и призрачной дымке сладкого аромата, кажется почти нереальным, потусторонним и таинственным. Тухнет, полностью догорев, первая свеча, а катаны гасят остальные, отсекая огонь от фитиля, и возвращаются в ножны. Постояв немного в полной темноте, давая глазам возможность привыкнуть и выровняв сбившееся дыхание, Лео направляется к стойке и устраивает на ней ножны. Погладив на прощание свое оружие и поклонившись залу, идет к выходу. Он очень доволен тренировкой, и он бы продолжил, но Донни вчера перехватил зашифрованное сообщение о готовящемся ограблении, и нужно хотя бы чуть-чуть выспаться. Леонардо слегка улыбается, думая о предстоящей встречи со своим личным «врагом».