***
— Постойте! — просит мужчина, прижимаясь спиной к ящикам с продовольствием и отчаянно пытаясь закрыть их собой. В глазах мольба и страх, но он все равно храбро стоит, мелко подрагивая. — Это последний ящик, — умоляет мужчина, почти плача. Чонгук пожимает плечами, со скучающим лицом направляя на мужчину свой М4. — Приказ есть приказ, мне жаль, — спокойно говорит он без тени сожаления и пускает пулю мужчине промеж глаз. Она идеально проходит навылет, оставляя почти ровное отверстие. Чонгук с любопытством пытается заглянуть в него, но дыра быстро закрывается пеленой крови. Тело безжизненно валится на землю, открывая путь к покрывшимся кровью ящикам с продуктами. Чонгук заводит автомат за спину и брезгливо берет пальцами ящик с рисом, держа его на расстоянии от своей белоснежной футболки и вынося на улицу, где ждет грузовик. Шуга говорит стрелять без вопросов, если перед намеченной целью встает преграда, и неважно, живая или мертвая. Стреляй, бери, уходи. И, конечно же, стреляй в голову, чтобы тварь не восстала. Первые три ночи после первого убийства Чонгуку снились кошмары, не дававшие уснуть ни на секунду. В них его преследовал разъяренный отец умершего парня, преследовал и сам он в образе ходячего. Упреки, осуждения, проклятия сыпались на Чонгука ровно три ночи. Он подскакивал со слезами на глазах и с бесконечными извинениями на языке. Отправлялся в душ прямо в вещах и стоял под ледяными струями, пока тело не начинало судорожно потряхивать от холода, выветривая остатки кошмара. Шуга говорит, воды много, хоть огромный бассейн наполняй. Чонгук хотел бы бассейн сюда. Было бы неплохо. Чонгук постепенно начинает приобщаться к жизни группы: помогает в столовой, разгружает добытое, чистит с Хосоком оружие, заодно изучая и его механизмы. Чон в этом спец, наверное, лучше учителя в данной области не найти. А еще он с легкостью умеет развеивать плохие мысли и поднимать настроение. Либо прежде он был психологом, либо наемным убийцей. Чонгук пока так и не спросил, не решаясь больше влезать в чужую жизнь. У каждого в прошлом что-то свое, особенное и непохожее на других. Спустя три дня Чонгук собрался с силами и смог отпустить груз вины. Такова новая жизнь, такие теперь законы. Слабые ничего не могут в этом мире, их нужно устранять. Политика Шуги сразу стала ясна. Ему нужны крепкие орешки, на плечах которых он сможет создать новое сильное и могущественное общество, которое не сломается и не остановится ни перед чем. Слабаки тянут на дно, в то время как сильные стремятся вверх, к небесам. Убей или будь убитым. И Чонгук убил ради собственной жизни, иначе Шуга убил бы его самолично, избавляясь этим от слабого звена. А Чонгука заебало, что его считают слабаком, ни на что не способным. Самоутверждение прошло отлично, и теперь никто не усомнится в том, что Гук действительно силен. Даже чертов Пак Чимин. Хосок сдержал слово и начал обучать Чонгука стрельбе из нескольких видов огнестрельного. Результаты порадовали Шугу, периодически посещающего их уроки. Рука Гука тверда, как камень — ни разу не дрогнула. Мишенями послужили живые мертвецы, блуждающие неподалеку от электрического забора. Практика стрельбы на дальних и ближних расстояниях, на неподвижных и подвижных целях — все это смогли обеспечить трупы, спасибо им. Спустя неделю Чонгука взяли на очередную вылазку, где и произошло второе убийство — это была девушка, попытавшаяся вступить с ним в бой. На этот раз ни секунды на промедление. Пуля в левый глаз, и конец проблеме. Шуга смотрит с отцовской гордостью, похлопывая Гука по плечу и одобрительно кивая. Мальчик растет. Чонгук считает свои убийства. Сбился на одиннадцатом и решил наплевать — это точно не предел, что толку подсчитывать, сколько душ милосердно отправил на тот свет? Чонгук перестал запоминать лица жертв, все они смазались, исказились и растворились бесследно. — Больше не было риса? — спрашивает Чимин с легким удивлением, глядя на ящик в руках Чона. — Последний, — бросает Гук, загружая ящик в грузовик и отряхивая руки. — Овощи взяли? Хосок-хен там еще? Чимин задумчиво кивает, с интересом разглядывая кого-то за спиной Гука. Тот оборачивается, проследив за взглядом старшего. Пак таращится на огненно-рыжего парня, подвязывающего кустики с помидорами на грядке. — Миленький, я бы трахнул его, — мечтательно говорит Чимин, ухмыляясь и облизывая губу. — Он выживет после секса с тобой? — Чонгук хмыкает, вскидывая бровь и разглядывая парнишку. Всем известно, что Чимин спит с Шугой, но никто не запрещает развлекаться и с другими. Половые контакты в общине абсолютно свободные. Девушки, парни — не имеет значения. В других общинах их немало. Выбираешь и действуешь. — С такой задницей нужно быть нежнее, — тянет Чимин, склоняя голову к плечу и довольно растягивая губы. — Кого ты пытаешься наебать, Чимин-хен? — ухмыляется Гук. — Пошел нахуй, Гук-и, — морщится Пак, поднимая коротенький средний палец. — Я в любом случае сделаю с ним, что мне захочется. Но в другой раз, к сожалению. Нам уже выдвигаться пора… Куда ты, блять, пошел? Стой! — кричит он, хмурясь и возмущенно глядя вслед. Чонгук уже направляется в сторону рыжеволосого, повесив руку на корпусе автомата, и останавливается в метре от парня, сразу привлекая к себе внимание. Тот слегка вздрагивает и с опаской глядит на Чонгука, ничего не понимая и прекращая свою работу. Губы у него бесцветные и тонкие, щеки впалые, кожа белая, а глаза болотно-желтые. Все не то. — Натуральный? — спрашивает Гук, кидая взгляд на волосы парнишки. Чимин медленно подходит сзади, наблюдая и покачивая битой в руке. Парень молчит несколько секунд, не понимая, в чем подвох, и мямлит негромко, совсем неуверенно: — Н-нет. Затуманенный взгляд темно-золотистых глаз, пухлые раскрасневшиеся губы и низкие бархатные стоны внезапно влезают в голову Чона, пробуждая волну злости. Он сжимает автомат, протягивая указательный палец к курку. — Сука, — выдыхает Гук и сухо ухмыляется, стреляя парню в лоб и окрашивая рыжие волосы в алый. — Чонгук! Какого хуя ты творишь? — кричит Чимин, хватая Гука за плечо и рывком разворачивая к себе. — Не понравился? Я же, мать твою, хотел трахнуть его, ты, долбоеб, — рычит Пак, пихая младшего в плечо и глядя на тело парня, упавшее прямо в кусты помидоров. Во взгляде печаль, как у ребенка, на глазах которого сломали его игрушку. Люди вокруг застывают, отвлекаясь от своих дел и шокировано смотря на убитого парня. Хосок с двумя небольшими ящиками в обнимку выходит из главного дома, где восседает лидер маленькой общины, снабжающей Шугу свежими овощами и злаковыми. — Что тут произошло? — спрашивает Хоуп, подходя с двумя парнями из группы Шуги. — Он меня выбесил, — каменно отвечает Чонгук, разворачиваясь и быстро направляясь к пикапу. Пятиминутное ожидание в машине, пока остатки загрузят в грузовик, рассеивает нахлынувшую злость. Возможно, никуда она не делась за это время. Просто ждет своего часа, дремля под черепной коробкой. Лишь одно мимолетное воспоминание об огненном самурае, и она срывается с цепи, как дикий пес, готовый разорвать все вокруг себя в клочья. Пускать пулю в лоб парня, чей ответ оказался не таким, как хотелось бы — верх идиотизма. Наверное, даже Чимин не поступил бы так. Или поступил. Это же гребаный Чимин — самый непредсказуемый и неуравновешенный человек, которого когда-либо встречал Чонгук. Становиться таким совершенно не хочется. Спустя долгое время легкая пелена сожаления о содеянном накрывает Гука, заставляя чувствовать себя виноватым. Стоило сдержаться и отдать парнишку на растерзание Паку. Чонгук шумно вздыхает и трет лицо. Паршивый день. Пикап слегка трясется из-за взбирающихся в него парней. Чья-то рука ложится на плечо Гука, чуть сжимая его. Автомобиль, а следом и набитый грузовик, трогаются, покидая общину ближайшего к Тэгу поселка. — Ты как, Гук-и? — спрашивает Хосок, заботливо глядя на парня. Чон отлепляет руки от лица и кивает. — Заебался, хочу в постель завалиться, — устало говорит он, кладя автомат на колени. Напротив сидит Чимин, вновь чему-то улыбаясь. Наверняка уже забыл о том парне. Для него это вообще не проблема. — Подремлю пока, — Гук прислоняется головой к заднему окошку пикапа и закрывает глаза. — Вчера парня одного поймали, — негромко говорит Чимин спустя несколько минут, обращаясь к Хосоку. Тот вопросительно вскидывает брови, наклоняясь чуть ближе к Паку. — Кинулся с мечом на Шугу, и меня, сука, поцарапал, — ухмыляется Чимин, запуская пальцы в свои волосы и зачесывая назад. — Что ему надо было? — спрашивает Хоуп, хмурясь и во все глаза глядя на младшего. — Я ебу, хен? Взялся непонятно откуда. Я хотел его замочить, но Юнги запретил, — с сожалением говорит Чимин, откидывая голову назад и подставляя лицо прохладному ветерку. — Тоже рыжий, кстати, как тот, кого Гук-и грохнул, — он поглядывает на задремавшего Чонгука и вновь прикрывает глаза. — Либо наш мальчик с катушек съезжает, либо хейтит рыженьких, иначе я не вижу причины, по которой он это сделал. Хосок горько усмехается, качая головой. Смешно слышать от Чимина что-то наподобие «с катушек съехал». — Возможно, пленник тоже с катушек слетел, раз набросился на Юнги. Люди нынче часто лишаются рассудка, я не думаю, что у парня была какая-то великая причина, — говорит Хоуп, пожимая плечами. — Выясним. Я слегка переусердствовал, когда вырубал его. Он еще не очнулся, наверное, — ухмыляется Чимин. Чонгук около двух часов ворочается в постели, пытаясь заснуть и дать мозгу и телу хоть немного отдохнуть, но сон упрямо не идет, заставляя думать о том, о чем совершенно не хочется. Чон утыкается лицом в подушку, крепко сжатую пальцами, и лежит так около трех минут, пока дышать не становится совсем тяжело. Он разворачивается и разглядывает белоснежные волосы Джина, сияющие серебром луны, просачивающейся через окошко. Он что-то недовольно стонет во сне, морщится и отворачивается к стене, светя своими широкими плечами. Чонгуку нравится этот парень. Весь он такой, без лишнего. Не болтает попусту, как Хосок, не смеется, если ему кажется, что не смешно, даже если все смеются; в основном говорит по делу, категорически ставит блок на разговоры о своем прошлом и смотрит на всех, как на недостойных, что даже забавно немного. Но он чертовски умен и довольно красив. Чонгук бы подумал, что он был моделью в прошлом, либо айдолом, если бы только не его знания в области инженерии, физики и немного химии. Впрочем, типичный ботан с поправкой — привлекательный. Когда разглядывание сокджиновой спины перестает быть увлекательным, Чонгук поднимается с кровати и выходит из комнаты, по традиции направляясь в душевую, где ждет верный друг от назойливых мыслей — ледяная вода. Холодные капли разбиваются о горячую кожу и быстро скатываются вниз. Чонгук рвано выдыхает, покрываясь мурашками от низкой температуры воды. Прикрывает глаза и опускает голову, подставляя шею ледяной струе. Мысли медленно вытекают из головы, оставляя за собой легкость и спокойствие. Серые шорты полностью промокают и тяжелеют, сползая с тазовых косточек чуть ниже. Чонгук устал думать, устал от бессонницы, устал от всего. Казалось бы, все прекрасно, настолько идеально, насколько это возможно в новом мире, и все-таки одна навязчивая мысль никак не покидает голову, умело прячась и увиливая, но не выветриваясь практически ни на секунду. Эта мысль снова пробуждается и дает о себе знать, вырывая из Гука тихий вздох. Ким Тэхен. Прочно засевший в подсознании и сознании, не дающий спокойно спать и жить в принципе. Случившееся еще днем до сих пор не отпускает. Чонгук утыкается в свой согнутый локоть, прижатый к кафелю, и мычит, жмурясь от сладких воспоминаний. Мучительно-сладких и болезненных, бьющих прямо в сердце. Правая рука тянется к резинке шорт и проникает внутрь, обхватывая уже возбужденный член. Чонгук облизывает влажные губы и выдыхает с полустоном. Никто не увидит и не услышит — нормальные люди ночью спят и не ходят принимать ледяной душ. Чон начинает медленно водить рукой по члену, жмуря глаза и вспоминая, как двигался на нем Тэхен, запрокидывая голову и приоткрывая пухлые и красные от долгих поцелуев губы. Чонгук ускоряет движения, плотнее сжимая сочащуюся головку и еле стоя на слабеющих ногах. Чонгук ненавидит Тэхена. Он слишком сложный, слишком красивый, слишком дерзкий. Недосягаемый. В голове Гука он сладко стонет и прижимается горячими губами к его шее, оставляя там свою метку, которой уже давно и след простыл. Рука двигается быстрее, дыхание учащается, а Тэхен стонет громче, жмется плотнее и просит больше. И Чонгук дает, грубее скользя рукой по всей длине и сжимая слегка для большего эффекта. В мыслях Тэхен с протяжным стоном изливается себе на живот, а Чонгук кончает в свою руку, тяжело дыша и слизывая с губ капли, стекающие с волос. Как же он ненавидит теперь Ким Тэхена. И как же скучает.***
Все тело пронзает острая боль, не дающая шевельнуться и свободно вздохнуть. Тэхен хрипит, с трудом разлепляя глаза, и пытается осмотреться. Вокруг стоит полумрак, что, к счастью, не напрягает зрение. Мозги словно в желе превратились, не способные переваривать информацию. Одно ясно — нужно валить. Тэхен с усилием поднимает руку, касаясь кончиками пальцев лица и болезненно шипя. Оно, наверное, в месиво превратилось. Пальцы чувствуют лишь запекшуюся на губах и под носом кровь. После такого удара… Ким слегка вздрагивает, вспоминая последнее, что было перед глазами — тяжелый мощный ботинок у лица. Забили, как бездомное животное. Внезапно подкатывает невыносимая тошнота и дикая головная боль. Хочется просто умереть. В голове что-то щелкает, крича обратное. Умирать нельзя. Только не тогда, когда наконец получилось добраться до цели. И уходить нельзя, если это место — возможность вновь увидеть Шугу и попытаться убить еще раз. Нельзя облажаться дважды. Тэхен ощущает все еще сжатый в другой руке нож. Чонгука нож, о котором тот, вероятно, напрочь забыл, а Тэхен так и не смог вернуть. И сейчас он этому только рад. Чонгуков нож станет орудием расправы. Последним шансом. Наконец удается кое-как приподняться и спрятать нож под подушкой. Держать при себе рискованно, но и без него опасно. Выбора нет. Голова идет кругом, все нечеткие очертания в маленькой комнате плывут и медленно исчезают. Тэхен обессиленно опускается на подушку и проваливается в глубокий сон. Металлическая дверь раскрывается с противным скрежетом, пропуская в комнату тусклый желтый свет. Тэхен дергается и быстро приседает на койке, держа одну руку поближе к подушке, чтобы в случае чего быстро выхватить нож. Он с опаской смотрит на вошедшего, напрягаясь всем телом и игнорируя непрекращающуюся боль. Парень, чье лицо Тэхен не может рассмотреть как следует, ставит на бетонный пол поднос с едой и разворачивается, собираясь уходить. — Где Шуга? — хрипит Тэхен не своим голосом, заставляя парня остановиться. Тот усмехается, поглядывая на Кима через плечо. — Босс занят, — отвечает он, выходя и захлопывая тяжелую дверь. Тэхен хмыкает, медленно поднявшись с койки и на едва стоящих ногах доковыляв до подноса, где лежит слегка заветренный рис, какая-то зелень и куриная ножка. Так вот как они здесь питаются, пока люди умирают с голоду и сами становятся пищей для мертвецов? Ненависть вновь пробуждается, подкатывая к горлу и сдавливая его острыми когтями. Тэхен беспомощен, бесполезен, и не в состоянии что-либо сделать в нынешней ситуации. Есть еду этого человека? Лучше сожрать крысу помойную. Ким поджимает разбитые губы и со злостью пинает поднос носком ботинка. Тот звонко ударяется о стену, а еда рассыпается по полу. Тэхен садится на койку, прижимается спиной к холодной стене и подгибает колени, обнимая их руками. Неизвестно, сколько времени прошло. Но, судя по узкому окошку под потолком, вечереет. Тот парнишка снова приносит еду, молча убрав разбросанную, но Тэхена за содеянное не трогает. Он просто делает свою работу, и ему явно не хочется вступать с пленником в беседу, как и самому Киму, в голове которого строятся планы по осуществлению мести и побега. Он уже задумывается о том, что будет дальше, после того, как он убьет Юнги. А что будет после? Разве жизнь станет ярче? Определенно, дышать станет легче, но что толку, когда остался один в таком мире? Снова идти в неизвестном направлении и кромсать на пути мертвецов? Их меньше не станет, как и шансов на успех в сопротивлении. Все бессмысленно. И, кажется, Чонгук был прав, говоря, что горстка людей не сможет ничего исправить. Ради чего тогда жить? Проходит, кажется, около трех дней, как Тэхен находится взаперти, но Шуга так и не соизволил явиться. Зачем же тогда решил пощадить и привезти в свой лагерь, если до сих пор абсолютно ничего не происходит? Это начинает бесить, а терпения все меньше. Предвкушение не дает уснуть. Тэхен решает начать действовать самостоятельно, если Шуга не придет и завтра. Боль почти притупилась, что не станет помехой при борьбе. Дверь уже с привычным скрежетом отворяется, освещая темную комнатку. Тэхен даже не поворачивается в сторону парня, принесшего очередную порцию еды, которую Ким так и не съест. — Эй, цветочек, — зовет знакомый голос, заставляя Тэхена дернуться и повернуться к вошедшему. В дверях стоит Чимин, покачивая опущенной битой и недобро ухмыляясь. Он склоняет голову к плечу и облизывает свою нижнюю губу. Тэхен медленно отводит руку к подушке, пытаясь нащупать холодный металл и не сводя с брюнета взгляда. — Один мой друг сломал мою игрушку, а ты очень на нее похож, — говорит Чимин задумчиво, подняв биту и проведя по гвоздям указательным пальцем. Он шагает в комнатку, а дверь за его спиной захлопывается.