Жизнь дана человеку в виде займа, а не вечного дара. Публий.
— Малой, ты как? — прямо с порога крикнула Жанна, сбрасывая лодочки и ногой швыряя их в дальний угол. Стряхнув кусочки грязи с джинсовой юбки и вытерев, точнее, размазав следы от дождя на рукавах, девушка проделала долгий путь от ванны до кухни, занявший минут двадцать личного времени. Достав из холодильника замёрзшие макароны с мясом и зеленью, красиво названные пастой, Вася поставила их разогреваться в микроволновку на полторы минуты. — Малой, ты там живой? Кость, ты, блин, глухой, что ли? — громко крикнула девушка, уже заволновавшись. — Не кричи, у меня уже уши заложило от тебя, — огрызнулся паренёк, находящийся, по-видимому, не в духе. Достав разогретую тарелку, он поставил её перед сестрой, а сам сел напротив, почему-то опустив глаза вниз. — Что стряслось? Солдатики сломались? Кашу манную перегрел? Бутерброд маслечком вниз упал? — хитро улыбаясь, поинтересовалась Жанна, подушечкой указательного пальца дотронувшись до кончика носа Кости. — Нет, Вась. Понимаешь, просто… Просто… — чуть ли не начав рыдать, шептал мальчик, кулачками протирая слезившиеся глазки. — Ну, что случилось-то, а? — взяв брата за руку и сжав её, спросила Орлова, сильно заволновавшись. — Просто дело в том, что у меня гнойную ангину обнаружили, сегодня врач приходил, а это значит, что я опять дома останусь на две недели, а я не хочу уже, слышишь? Не хочу! Я с ними не останусь на две недели, я не выдержу! — крича и стуча кулачками по столу, плакал Костя, закапризничав. — Тише-тише, — успокаивающе зашептала Жанна, взяв его на руки и прижав к себе, целуя в макушку, в лоб, гладя по спине. — Я тебя понимаю, не волнуйся. Постараюсь придумать что-то, обещаю, клянусь. Качая, словно маленького ребёнка, Жанна напевала ему колыбельные, а когда он уснул, отнесла в комнату, укрыв одеялом и удобно подложив подушку под голову. Выпив глоток воды, девушка отыскала свой телефон и, не задумываясь, позвонила их дальней родственнице, тёте Софье — красивой, высокой, бойкой и величавой женщине лет сорока, очень любящей детей, но, к сожалению, не имеющей своих. Набрав нужный номер, Жанна заговорила: — Алло, тётя Соня? Здравствуйте, это Жанна Орлова, помните меня? Помните? Прекрасно! Кажется, вы давно хотели забрать Костьку к себе на Чёрное море, в Крым, в гости? Да? Отлично, у вас появилась такая возможность. Родители, думаю, особо против не будут, вы только поговорите с ними, а малой всеми руками и ногами «за». Что-что? Поговорите с предками и при помощи знакомого заберёте Костю? Хорошая идея, мне нравится. Всё, спасибо, искренне вам благодарна. Нет-нет, ничего не случилось. Да, давайте, люблю вас и целую, удачи. Закончив разговор, девушка со скоростью подстреленной лани, но с шумоизолятором, бегала по дому, скидывая вещи в один большой чёрный чемодан на колёсиках. Через два часа беготни и спотыканий Вася, наконец-то, завершила запланированное и, с облегчением вздохнув, вышла из дома, чтобы проветриться. На улице, во всей своей красе и завываниях, лил штормовой дождь, не прекращающийся уже около, по меньшей мере, семи часов. Углубившись в свои далеко не радостные мысли, девушка шла по мокрому асфальту, не понимая, зачем и куда. Но всё же она была рада, что с братом всё решено, причём благополучно. В наушниках играла бодрая, весёлая мелодия, никак не улучшающая настроение Орловой. Как она дошла до моста — она не знала. Просто шла, дошла до метро, купила билет, доехала до станции, сошла с вагона и дошла до Крымского моста, который в 30-е годы прошлого столетия предложил архитектор Александр Власов. Один конец Крымского моста ведет на Крымскую площадь, а другой — на улицу Крымский вал. Мост был красивым, ночью освещённый сотнями, если не тысячами фонариков. Жанне он нравился: она часто сюда ходила, мечтала, раздумывала, но сейчас Вася была далека от этого. Подойдя к краю, она, стирая с глаз слёзы, напевала: — Жа-а-анна из тех короле-ев, что любят роскошь и н-ночь, — прерываясь, пела она. Мысли о смерти в первый раз пришли к ней давно, года два назад, после ушли, а вот в последнее время возвращались всё чаще и чаще, одолевая девушку, заставляя утопать в них и захлёбываться вязой ненавистью к себе. — Т-о-олько цари-ить на земле ей долго не суждено-о-о, — всхлипнув, Вася умолкла, но, в который раз вытерев чёрные круги от туши, продолжила: — Ну, а пока, как богиню на руках носят Жа-а-анну, Жа-а-анну! Вспомнились все счастливые моменты, которые были в жизни у неё: вечера с родителями, первый поход в школу, поездка в лагерь года четыре назад, первый поцелуй, возвышенные эмоции. Ну, как обычно бывает, на смену им пришли и плохие моменты, которые были более весомы, нежели радостные. Брат будет под опекой у хорошего человека, Дэн не нуждается в ней, Альбе с Алексом она и подавно не нужна, разве что как средство оплаты и потребительства. Внутренний голос кричал, чтобы она остановилась, а сердце упрямилось, оно хотело свободы. Свободы от всего. И от себя в первую очередь. Шаг. Пропасть. Бушующие волны, разливаясь, приняли тело, как свою, как гордую, как сумасшедшую, как вольную.***
— Вася, вставай, Ва-ася! — надрывался голос братца, даже спустя десять лет приходившего к небольшой могиле сестры, за которой какой-то добрый человек ухаживал и каждую среду — день её смерти — приносил букет белых роз, её любимых цветов.