Юра Плисецкий и его кошки

Замки на удивление легко поддались. Юра боялся, что не откроет дверь, но всё получилось с первого раза. Даже не попытался сунуть ключ в неподходящую скважину. Магия, да и только! Он вошел, погремел связкой. Тишина. — Мика! — позвал он, распутывая шнурки. — Мика, девочка, я пришел! Иди сюда, моя хорошая. Мика не торопилась. И правильно, много чести: человеку надо, значит, сам подойдет. Юра и подошел, сел на колени около кресла и ткнулся холодным лицом в горячий бок. — Привет. Мика протяжно зевнула, продемонстрировав лиловую пасть, изогнутый язык и клыки, белые, как молоко. Повернулась на спину и раскинула изящные лапы. — Какая ты маленькая, — промурлыкал Юра, почесывая блестящую черной гладкостью шею. — А Пётька разожрался, такой стал кабан, думаю на диету его посадить. Хотя жалко. Вот поеду к дедушке, останется под надзором Лилии, она быстро разберется с его рационом. Да? Ты не голодаешь здесь? Хватило тебе? Я вкусняшку принес. Мика сверкнула желтыми глазищами и зажмурилась снова, поворачивая голову так, чтобы подставить под пальцы побольше шеи. Чеши, человек, чеши. Юра слушался. Мила уехала только вчера утром, но они договорились заранее, что Юра будет приходить и кормить кошку. — Я бы маму попросила, — сказала Мила, вручая ключи, — но ей час в один конец добираться, а ты совсем рядышком. И Мику дергать не хочется, к маме везти. Ей нормально самой, просто покормить, убраться, воду поменять, сделаешь? А я тебе магнитик привезу и открытку из Пизы. Юра забрал ключи и заверил, что открытки и всё остальное из Пизы Мила может спокойно оставить себе, за кошкой он присмотрит совершенно бескорыстно, потому что, блин, ну это же кошка. Какие тут нужны объяснения? Угольно-черная, без единого светлого пятнышка кошка Мика появилась на свет в каком-нибудь подвале или канализационном люке неподалеку от ледового дворца. Скорее всего. Иначе как она там оказалась? Крохотная, может, месячная, на тонких лапах, с заплывшими гноем глазами, блохастая настолько, что шерстка шевелилась на ней, как живая. У Юры тогда просто волосы встали дыбом, он, повидавший уличных кошек, такого не встречал никогда. Шел дождь. Мила присела, придерживая сумку одной рукой, а зонт другой, поглядела на Юру, который пытался выковырять котенка из-под крыльца, потому что знал, другого лаза оттуда нет, а по району бегает собачья стая, на взрослых кошек они не бросаются, а вот одинокий котенок — дело совсем другое. — Какая она, — сказала Мила, покусывая губу, — яростная. Котенок орал из-под крыльца, как сатана. — Что ты будешь с ней делать? — Не знаю, — буркнул Юра. — Но надо куда-нибудь отнести, подальше. Домой не потащу. Он тогда ещё жил с Лилией. Что сказала бы Лилия, увидев, что Юра тащит в её квартиру не только домашнего кота, с которым пришлось смириться, но и всех подряд подобрашек, лучше было даже не представлять. Она и без мата умудрялась обложить так, что Юре учиться и учиться у неё таким комбинациям и такой меткости этих комбинаций. Да и без Лилии! Если б Юра всех подвернувшихся под руку котов, котят и кошек тащил домой, ему самому давно уже жить негде было бы. А Мила котенка взяла. Просто вдруг. Сказала: я забираю, и так и сделала. Вылечила, выходила, выкормила. Выросла просто писаная смоляная красавица с огненными глазищами. А Милу Юра зауважал. Она в тот год ставила ту программу. Ту, про которую Яков всё повторял: думай, Мила, головой думай, а не спорт под хотелки свои подстраивай. Мила стояла на своем, Юра, тогда шестнадцатилетний, дико завидовал её спокойному упорству. Яков вздыхал: — Ну какое аниме, Мила, ты уже не ребенок. — А это и не для детей, — отвечала она. Яков задирал брови, и Мила в сотый раз пересказывала ему сюжет. Серьезный и даже страшный. И линию персонажа в нем. По фильмам программы ставят, по мюзиклам ставят, да по сказкам даже — чем аниме хуже? Да, не для показательной, всеми на свете узнаваемое, чтобы зрители поулыбались, а для произвольной. — Это стоящая тема, — стояла на своем Мила. — Я хочу это откатать. Я знаю, как это показать. Поперек горла все ваши танго, сколько можно, дайте хоть один год сделать, как я хочу, а не как вы. Потому что я катаюсь, а не вы, уж извините, Яков Сергеевич, и если у меня душа не лежит, то откатаю я плохо, вы меня знаете. — Мила, — косился Яков, — ты мне угрожаешь, что ли? — Я, — натянуто улыбалась Мила, — говорю, как есть. А короткую под Вивальди, как вы хотели. И Яков сдался. Персонажа звали Микаса Аккерман. Кошку Мила назвала Микасой — Мика по-домашнему — и считала своим талисманом. Потому что сезон тогда выдался на редкость удачным, а после золота ЧМ Яков извинился за свое неверие. Не то что Юра, а даже Гоша такого припомнить не мог. Как снег в августе. В общем, третий год с тех пор Юра ходит в милины отъезды кормить котеечку. Во-первых, потому что знает её с малолетства, во-вторых, потому что ярый кошатник и не может допустить, чтобы кошка сидела одна, голодная и с неубранным лотком. И в-третьих, потому что живет через два дома, и Мила в свою очередь, когда Юра уезжал ненадолго и везти Пётю к Лилии не имело смысла, тоже ходила кормить кота. Говорят, что собака привыкает к человеку, а кошка — к месту. Потому, наверное, Никифоров таскает с собой своего пса всюду, что стресс от разлуки сильнее стресса от перелета. И от этого стресса глупый пудель творит всякую дичь, то потеряется, то рисовых булок нажрется. Кошка, наоборот, нервничает, если её куда-то перевезти. Пётя у Лилии подолгу осваивается, хотя место отлично знакомое. Вида не показывает, но спит поначалу в своей переноске, привыкает к запахам, к обстановке. Кошке не так важен человек, как личная территория. Потому им, вроде, не особенно скучно одним. Кошка спит до двадцати часов в день, а в остальные четыре ест, гуляет, если есть настроение, и смотрит в окно, подвигая горшок с фиалкой мохнатой попой. Юра как раз мыл руки после чистки лотка, когда позвонил дедушка: ты уже дома, Юрочка? Не мешаю? — Не дома, к Милке забежал. А? Нет, могу говорить. Милка в Италию укатила, я тут с кошкой. Ну как у тебя дела? Что кардиограмма? Он вытерся, прижимая телефон плечом к уху, вернулся в комнату, включил торшер, когда дошло, почему приходится щуриться, чтоб найти кошку — стемнело. А кошки в кресле не было, и Юра сел в него сам. Жопу поднял — место потерял, вот! Они всё ещё говорили с дедушкой, когда Мика вернулась, облизываясь на ходу, села посреди комнаты и стала лизать лапу. Нет, подумал Юра, ей не скучно и не одиноко, как Пёте не скучно целыми днями одному, потому что Юра уходит рано, а приходит поздно. Кошки эгоистки и единоличницы, это минус для них, как для домашних животных, но обратная сторона этого — самодостаточность, что уже неоспоримый плюс. Не надо выгуливать, не надо уворачиваться от слюнявой морды и тесниться на диване, когда кое-кто развалится во все свои пятьдесят кило. Да Юра сам весил столько же! Кошки — жидкость, они всегда незаметно втиснутся, куда им надо. Мика пропала из поля зрения на пару секунд, а потом Юре прыгнуло на колени, затоптало, устраиваясь, и свернулось, точно черная дыра улеглась на ноги. Им не нужны люди, подумал Юра, одним ухом слушая дедушку, а другим — нарастающее мурлыканье. Вибрация от коленей поднималась по животу вверх, в самое сердце. Ну разве что нужны, как рабы, чему люди, кстати, с радостью потакают. Кошкам не нужны люди, это людям нужны кошки, и всё-таки хочется в этом засомневаться, потому что вот Юра тоже наполовину кот, а мурчать на колени к кому попало не лег бы.