Отменить восход

Занавески на окне еле слышно шелестели. От этого звука у Виктора по спине бежали мурашки. — Это ведь обратимо? — Я не могу сказать точно. Зависит от самого человека, его психики и обстановки вокруг. Виктор глубоко вздохнул и положил руки на колени, скрывая нервную дрожь. В кабинете у психолога пахло женскими духами. Слабо, еле заметно, но Виктору казалось, что он задыхается. Но от запаха ли — или от чего-то, похожего на отчаяние? После основного сеанса он, оставив Юри у ресепшена, вернулся сюда, чтобы спросить всего один вопрос — и ответ на него он ожидал получить более четкий. Хоть и понимал прекрасно, что психика отдельного человека — это вещь, действия которой иногда не могут предсказать никакие врачи. С того дня, когда все закончилось, прошел месяц. С полицией, вызванной после всей этой кутерьмы, они разобрались — сейчас он даже под страхом смерти не смог бы вспомнить, чего они тогда наболтали в оправдание, однако удалось подключить полезные связи и, в итоге, все остались без обвинений и на свободе. И Юри, и Миша практически сразу после воздействия на них тени впали в кому и были доставлены в больницу, где у них не нашли никаких явных нарушений. Но если Юри все же очнулся спустя три дня, тут же затисканный Виктором, буквально прописавшимся возле его кровати, то мальчик — возможно, из-за своей еще не сформированной нервной системы, а может и из-за чего-то еще, — до сих пор так и не пришел в себя. Виктор, иногда сталкиваясь в больнице или подъезде с его внезапно постаревшими родителями, никак не мог заставить себя посмотреть им в глаза. Он вышел в приемную и замер у стойки, глядя на неподвижную фигуру, сжавшуюся в кресле. Хотелось плакать, разнести к черту всю ни в чем не повинную больницу, но больше всего — повернуть время вспять и не позволить себе вообще привезти Юри в свою квартиру, будь она неладна. Но Виктор не мог позволить себе слабость — только не сейчас. Сейчас он должен был быть сильным. Сильнее, чем когда либо. Сильным за двоих. — Юри… — позвал он ласково, подойдя к креслу. Юри молча смотрел в окно. — Солнце мое, вставай, пойдем домой. Квартиру он сменил почти сразу же после окончания всей этой дикой истории. Просторная, светлая, трехкомнатная, с оставшейся от прошлых хозяев современной мебелью, которую Виктор потихоньку заменял новой, она не должна была напоминать о случившемся и заменять плохие воспоминания хорошими. Но он боялся, что уже слишком поздно. — Юри, пожалуйста… Посмотри на меня. Он мягко коснулся его плеча. Юри медленно, невыносимо медленно повернул голову и взглянул на него пустым взглядом. Понимал ли он, кто перед ним? Что происходит? Где он? Все произошедшее отразилось на нем и его психике слишком сильно. Возможно, какую-то роль сыграло еще и то, что тьма хозяйничала в его сознании, ведь никто не мог сказать, как она могла подействовать на рассудок своего носителя и что именно могла ему показывать. Юри ничего не хотел, ни о чем не говорил, двигался заторможено, пугался резких звуков, не мог оставаться в темноте — и кто знает, что творилось в его голове, какие мысли там блуждали? Но, по крайней мере, он не пытался покончить с собой — Виктор пытался утешать себя хотя бы этим. Когда-нибудь все пройдет. Все исправится. Все вернется на круги своя. — Пойдем. Вставай. Маккачин ждет нас, мы погуляем по набережной… Тебе же нравится набережная, правда? Солнце так светит… Говорить, говорить, улыбаться, но только не молчать. Поддерживать, напоминать о хорошем и стараться избегать плохого. Посещать любимые места. Ухаживать и заботиться. И никогда больше не оставлять его одного.