Великая жертва

Гилберт и Феликс пошли к реке. Под ногами хрустели сухие разноцветные кленовые листья, а те, что только упали с деревьев и были собраны трудолюбивыми дворниками в высокие кучи, разлетались в стороны от ветра. Лукашевич не удержал шальной ребяческий порыв и пнул одну из таких куч. — Охальник! — Дворник огрел бы его по спине метлой, но Гилберт успел его прикрыть и прутики прошлись по нему. — Ишь чё удумал листья распинывать! Ты их собирал, чтобы пинать?! Гилберт схватив Лукашевича за руку, побежал смеясь вдоль канала, и завалился на вторую такую же здоровую кучу, когда вздорного дворника не стало видно. — Не больно? — спросил виновато блондин. Конечно, его самого распирало от смеха, но от такого героического и самопожертвованного поступка со стороны Гилберта ему хотелось убедиться, что все обошлось. — Не больно, но Яо моя спина не понравится и придется ходить к нему каждый день, что лишит нас примерно 30-45 минут общения. — Я буду рядом. Может типа Яо и запретит тебе говорить во время сеанса, но запретить просто сидеть рядом мне он не станет, — Феликс улыбнулся. — Но лучше нам сейчас так больше не бегать. А то обед весь вылезет. — Согласен, и будет очень жаль потерять твой вкусный тортик. — Гилберт погладил руку блондина. — Тем более, какая ему типа разница, что мы там разрушили. Его работа сейчас тотально бесполезна, — Лукашевич поднял голову. Золотые и красные листья в медленном хороводе отпускались на землю, устилая ее новым слоем осеннего ковра. Особенным являлось то, что как бы много листьев не теряли деревья, они все равно были густо одеты в свои нарядные пестрые платья. Именно такое время года было поистине волшебным, вдохновляющим на романтику больше, чем та же прекрасная весна со своим особенным волшебством. Феликс вдруг заговорил: — А вот мы когда-то действительно тотальную пользу приносили. В июле весь двор был всегда усыпан тополиным пухом, будто снегом. Мы брали у деда лупу и на солнце сжигали кучки пуха. Было тотально круто лепить из него разные узоры или рисунки, а потом направлять на них лупу. Это типа было похоже на домино... — Ага, и лишь по счастливой случайности ничего не сгорало, да? — Гилберт печально смотрел на деревья, — а я в детстве всегда был один. Дети злы и жестоки по своей природе и ооочень не любят, когда кто-то отличается от них. Интересно.. Смотри, а дубы еще зеленые. — Мы жгли пух только на асфальте. Полдня вычищали газон, собирали как можно больше, а потом, в тот час, когда машины никогда не ездили, начинали наши тотальные огненные представления. Я не участвовал лишь в тот раз, когда было предложено сжечь пух, собранный в виде свастики. Это был просто тотальный маразм... Но это было впритык тому моменту, когда "мы" стало "я", — Лукашевич посмотрел на дуб. — Но "я" не может существовать там, где каждый говорит, что тебя нет, как бы ты не доказывал обратное... Тотально, по ходу с дубов даже ни одного листочка типа не упало. — Может они заколдованные? — Гилберт посмотрел в зеленые глаза, облокотившись на локоть. — Идем? — Может быть. Я после последних событий уже готов верить, что все вокруг тотально заколдованное или волшебное, — он кивнул и пошёл в ногу с альбиносом. Тот предложил ему руку. — А то я привык ходить один, а так подстроюсь под твой шаг и твою скорость. Как ты себя чувствуешь после похода? — Вроде неплохо, если типа сил тотально хватило ещё и на готовку, — пожал плечами блондин. — Надо было тебя послушать и типа все же на машине ехать. Этот туман только ещё хуже твоим нервам сделал. — Да ладно, лечишься у нас ты, поэтому что какой-то туман может сделать здоровому человеку? — альбинос поднял лицо к солнцу. — Совсем не греет. — Не вижу нигде поблизости здорового человека, — отозвался Феликс. — А зачем тебе, чтобы оно грело? — Летом оно печет и я не могу сделать так же, есть неделя весной и неделя осенью, когда я могу насладиться солнцем и не сгореть. — Гилберт повел его дальше. — А разве не я твоё солнце? — как ни в чем не бывало спросил блондин. — Ты, — он улыбнулся. — Но почему-то меланин вырабатывается только под звездой по имени Солнце. — Ну этот сентябрь был типа тёплым, так что прошло больше, чем типа просто неделя. Тебе тотально повезло. Они переходили через арочный мост над рекой, и у Феликса вновь заиграло детство в жилах. — Как думаешь, речка тотально глубокая или типа мелкая? — Не вздумай! Мелкая, но холодная и быстрая. Почти как горная. — А вот и не угадал. Я всего лишь хочу помочить ноги. И ещё кое-что. Он сбежал с моста и подошёл к песчано-каменистому берегу. Казалось, что река сверкала не только от отражения на водной глади солнца, но и просто насквозь, от своей прозрачности и золотого дна. Феликс достал из кармана брюк лист бумаги и сделал из него примитивный кораблик. — Феликс, не нужно мочить ноги, если хочешь я принесу воды в номер и там в теплой ты и помочишь. — Гилберт с опаской смотрел на Феликса. — Не хочу. Это типа совсем другое, — Лукашевич пригладил сгибы бумаги и расправил кораблик. — Но вода тут и правда ледяная. — Так что мочить не стоит. Идем к роднику. Блондин спустил кораблик на воду и неотрывно смотрел, как тот уносится наперегонки с опавшими в реку листьями, куда-то за небольшие домики-корпуса, и скрывается уже за территорией санатория. — Так вести тебя к роднику? — Альбинос подал ему руку. — А время типа ещё позволяет? — Феликс едва оторвал взгляд от речки. — Боюсь, что нет, но могу отвести к дереву желаний, — Гилберт повел его к центру, — потом сам дойдешь до него и положишь записку. — У меня типа не осталось листиков больше, — расстроено проговорил Лукашевич. — Я тебе одолжу. С виньетками. Увлекался я когда-то рисованием их на уроках, да так никому и не подарил... — Гилберт вел его к центру. — Почему? — Феликс вглядывался вперёд, ища то самое дерево желаний. — Потому что такое дарили только тем, кого любили. Элизабет какое-то время их принимала, но потом они копились в папке. Вот тебе я их и отдам... Пришли. — Огромный кедр стал пристанищем для белок и птиц. — Вон там видишь дупло? Блондин задрал голову. Дупло, достаточного диаметра для того, чтобы туда поместилась рука, охранялось рыжими грызунами, которые пропускали посетителей только по дресс-коду и за символическую плату орехами с семечками. — Орешки в тумбочке у кровати с твоей стороны. — Гилберт посмотрел на белок. — Сколько себя помню тут, всегда дупло жилое. Можешь к сухарику прикрепить бумажку, они сами поднимут. — Значит мы сюда ещё вернёмся? — обрадовано спросил блондин. — Конечно, только желания приносят в одиночку, — Гилберт посмотрел на время. — Пора к Яо. — Ну, я не заблужусь. Я тотально дорогу запомнил, — Феликс развернулся. — Пойдём. — Мне всегда тут нравилось, не смотря на паскудного директора, а сейчас и подавно. Если б не пробки... — Конечно, сейчас директор тут тотальный ангел, — согласился Лукашевич. — Ты со мной пойдешь или тебе бумагу выдать? — Гил переодевался. На спине алели следы прутьев. — Желания могут подождать, а компанию тебе надо составлять круглосуточно, — заявил блондин, глядя на спину друга. — Вот теперь тотальное дежавю. — В каком смысле? — Гилберт повернулся к нему. — Почему дежавю? — Я такое уже видел, — Феликс вздрогнул. — У Ториса до сих пор шрамы остались... — Да ладно, у меня шрамов не останется, максимум синяки, а что случилось с Торисом? — Да физрук у нас был тем ещё тотальным ублюдком. У Ториса была подготовительная группа и прыгать на скакалке ему было запрещено. Но чокнутого это не останавливало, и когда в очередной раз он отказался прыгать, его исполосовали скакалкой... А меня типа за то, что заступался, физрук заставил прыгать без остановки двести раз. А если я сбивался, то начинал заново... Сбился я типа раз пять где-то... Гилберт обнял его, словно старался, что б больше его это не беспокоило. — Понятно. Оказывается жить и учиться у нас было терпимо, в отличии от других мест. — Наверно. В тебе-то я точно типа не сомневаюсь, — пожал плечами Лукашевич. — Я типа ещё с собой не определился. Гилберт улыбнулся. — Такое бывает. Идем, опаздывать к Яо не стоит. — Угу. А то тотально придёт сам и никакие взятки в виде бисквита типа совсем не прокатят. — Точно, идем, а то скоро посылочку привезут. — Гилберт потер руки. — Какую и кому? — загорелся любопытством блондин. Яо нашёл себе занятие, подозревая, что эта парочка вряд ли придёт вовремя, и играл с Вань в шахматы. И, судя по всему, он явно проигрывал. — Привет, док! — Гилберт подмигнул Феликсу, — увидишь. — Явились, — облегченно вздохнул Ван и скинул с интерактивной доски короля. — Сдаюсь. Вань только кивнула и вышла из кабинета. — Я типа уже в тотальном предвкушении, — тихо ответил блондин. — Пан доктор не против, если я типа тут побуду? За компанию типа? — Будь, но молча. А ты раздевайся, — кивнул он Гилу. — А типа массаж будет такой же как и у меня типа был, с ароматными палочками и типа травами? — не мог не спросить Феликс. Яо молча зажег палочку и стал смешивать масла. — Как ты умудрился разозлить дворника? — добавляя мазь поинтересовался Яо. — Это моя вина, — вновь нарушил запрет Лукашевич. — Просто я не мог удержаться... А Гил меня тотально защитил. — Помолчи. — попросил его Яо. Альбинос взял Феликса за руку Блондин кивнул и старался ничего не говорить. Но это давалось тяжело. На секунду отпустив Байльшмидта, он подошёл к магнитофону и включил музыку. Так было гораздо лучше. Яо погрозил ему пальцем. Спустя полчаса Яо закончил процедуру. Спина Гилберта покрывалась синяками. — Ну вот и хорошо, — Яо накрыл Гила покрывалом. — Теперь лежи. На улицу не выходить, тяжелого не поднимать. Феликс проследит. — Так точно, — Лукашевич кивнул, радуясь, что уже можно говорить. — Все, что типа нужно будет, я сам за этим схожу и заберу. Гилберт захихикал. — Я посмотрю КАК ты ЭТО заберёшь. Его выгрузят и установят сами. — Я не про то, не знаю что, — обиженно надулся Феликс. — Я про что-нибудь другое. Типа мало ли что понадобится. — Не дуйся, я покажу тебе, как придем, о чем я. — Гилберт протянул ему трюфельную конфетку. — Ну тогда, когда я ЭТО увижу, то после типа схожу к кедру, — делая такое ударение на слове "это", как это сделал Байльшмидт, сказал Лукашевич. — Ты же типа никуда за это время тотально не смоешься? — Нет, я за это время конкретно так буду отлеживаться после массажа. — Они пошли в комнату, Гилберт шел медленно. Феликс как мог помогал другу, поддерживая его и не замолкая ни на миг. — Интересно, а Яо продул сестре из вежливости или потому, что она играет лучше него? Вот вчера, когда в маджонг играли, тотально было заметно, что она играет прямо очень мастерски. Все две игры выиграла и тотально третью бы затащила. — Она мастер спорта по маджонгу и шахматам. Так что играть с ней значит изначально продуть. — Добравшись до постели Гилберт рухнул. — Планшет подай, пожалуйста. Блондин огляделся в поисках нужного Байльшмидту предмета. Устройство лежало на длинном комоде на подзарядке. Лукашевич отдал планшет другу. Тот похлопал по кровати рядом с собой. — Вот смотри. — Он показал ему огромный аквариум с неонами, петушками и золотыми рыбками. — Тут 500 литров. Так что вряд ли ты его поднимешь. — Тотально круто! А куда ты его деть типа собираешься? Здесь в холле тотально установить? — спрашивал Феликс, восхищенно рассматривая фотографии. — Ты ведь типа тоже неофициальный владелец этого санатория? Или Элизабет будет решать? — Элизабет давно хотела аквариум в комнату релаксации, вот туда и поставим. А там пусть сама решит... Блин, Яо! Что б ему жить долго и счастливо... Вечно я после его массажа встать не могу. — Давай я тебе помогу, — вызвался Феликс. Отчасти он еще чувствовал себя в долгу перед Гилбертом, но уже не считал, что должен помогать ему только ради того, чтобы расквитаться с альбиносом. Это просто должно быть в порядке вещей. — Я буду благодарен, если ты подашь подушку. Я даже рукой пошевелить не могу, это часа через три пройдёт, но пока конкретное расслабление организма. Лукашевич выполнил просьбу, а также поставил на прикроватной тумбочке кружку с водой. — Спасибо, солнышко, листочки можешь взять в тумбочке с твоей стороны. Они в зеленой папке. — Гилберт зевнул. — Я подремлю, ладно? — Отдыхай, — выдернув из-под Байльшмидта покрывало, Феликс укрыл его. — Я тотально прослежу за всем. Ну и к кедру потом тотально прогуляюсь. — Хорошо, — Байльшмидт прикрыл глаза. Подумав, Лукашевич еще оставил найденные в тумбочке цветные карандаши рядом с альбомом. Забрав орешки и достав из папки виньетки и простые листики, он вышел из комнаты, тихо закрыв двери.