тень за троном.

      Алистер изо всех сил борется с пробуждением, не желая сдавать без боя радости безмятежной полудрёмы. Как только сознание начинает брать верх, и мозг возобновляет ежедневную пытку мыслями и, что куда важнее, страхами, Алистер жмурится, всё ещё надеясь если не отменить, то хотя бы отсрочить неизбежное, и шарит рукой по другой стороне кровати в поисках своего спасения. Но ничего не находит. Он с трудом открывает глаза, щурясь на свет и учащенно моргая, и не сразу замечает Адалена, который сидит напротив на самом краю кровати и пытливо следит за действиями блондина. — Адален? — Тейрин шепчет, опасаясь, что это продолжение сна, которое с легкостью можно спугнуть. — Как долго я спал? — От первой луны почти до самого солнца, — Махариэль не меняется в лице, но протягивает руку и касается пальцев блондина, которые всего пару минут назад ощупывали пустоту рядом со своим хозяином. Алистер сжимает самые кончики любопытных долийских пальцев, расплываясь в улыбке, которая быстро переходит в зевок. — Мне кажется, последний раз я спал так спокойно, когда вместо денеримского дворянства в затылок мне дышал архидемон, — Алистер улыбается шире, поддаваясь вернувшейся дремоте, и прикрывает глаза. — Помнишь, я говорил тебе, что согласился бы обменять десять своих придворных на одного среднего архидемона? Я передумал. Теперь я согласен даже на пять. Махариэль беззвучно смеётся, высвобождает пальцы, подаётся вперёд и прижимается к блондину всем телом, устраивая голову на предплечье его по-прежнему вытянутой руки. — Почему ты не разбудил меня? — Алистер сгибает руку в локте, обнимая эльфа за плечо и привлекая к себе. — И что это ты, собственно, пытался высмотреть аж с того края постели? — Я смотрел на тебя, пока ты спишь, — Адален тепло выдыхает в широкое плечо и поднимает глаза на блондина, устраиваясь удобнее. — Я всегда смотрел на тебя во сне, но ты никогда не просыпался так рано, чтобы уличить меня в этом, — и он снова неслышно смеётся, не отводя взгляд. — А я всегда считал, что из нас двоих именно я отвечаю за всякие извращения. — Алистер хмыкает, рассматривая вблизи свой главный военный трофей. Он смотрит и вновь соглашается с тем, что нездоров, зачарован, проклят, он смотрит и не может остановиться, так ему хочется запечатлеть в память каждую неровность на коже, каждый изъян, складку, морщинку, родинку и рубец. Махариэль, кажется, даже здесь отвечает ему взаимностью, долго и сосредоточенно осматривает его лицо, точно пытается задокументировать то, что успело измениться, и поприветствовать то, что осталось прежним. Алистер словно теряется во времени, смотря на внимательные глаза с красными прожилками, обрамленные тёмными тенями многолетнего недосыпания, заглядывает в них, как в Мёртвые рвы, и видит на дне полчища порождений тьмы, и архидемона, и первородное зло, и самого себя, прижатого к стенке. Адален успевает поймать блондина за миг до того, как Алистер заглянет слишком глубоко, туда, куда не смотрит даже он сам, и поспешно прячет янтарные глаза под своей ладонью.