Но не здесь.
Или не сейчас.
Юноше не составляет труда перевернуться на другой бок, машинально нащупав холодную, венозную ладонь рядом с собой, только для того, чтобы переплести длинные пальцы, каждый из которых удерживал сигарету прошлой ночью, пока сквозь сухие уста вливались бокалы белого вина. Терпкий вкус, кажется, всё ещё отдавался где-то на языке мягкими порывами, пока в разуме — не более, чем воспоминания о том, какой, всё же, горячей может быть кожа человека, и насколько громко голос может прорываться в пространстве. Густые ресницы совсем слабо, но быстро мельтешат, подрагивая, пока глаза стараются раскрыться — будильник прозвенел порядка десяти минут назад, но, видимо, едва ли смог разбудить лишь одного из двух. Возможно, потому, что не спать до пяти утра, при том вставая в девять — то, что организму лучше не переживать. Сотрясаться кровати, вызывая у соседей бессонницу, впрочем, тоже, но думать об этом как-то не слишком желается. Потому что, вероятно, лучше нарушать себе режимы сна по причине глубокой любви и глотки, чем тонизировать своё тело дешёвым, растворимым кофе, и энергетиками для подростков, боящихся выпить лишний пластиковый стакан пива из-за факта, что мать может спалить запах изо рта, просто для того, чтобы закончить писать отчёт для своего директора. Каждый день одно и тоже — с кофейными пятнами, утомлёнными глазами, город возвращается к жизни. Призраки следуют за делами, которые нужно успеть сделать к этой пятнице, звуки стульев на колёсиках и телефонных звонков пробиваются сквозь толщину стен, приглушённый диссонанс, бормочущие голоса. Кредиты, банки, деньги в долг у старого друга, отсос для уравновешенных отношений.Но не в этой квартире.
Или не этим утром.
Ларин несколько отстранённо ощущает касание — состояние почти спящего разума, а скорее, почти проснувшегося, всё ещё действует на серое вещество. Правда, мягкое поднятие уголка губ, из-за чувствительности собственных ладоней, возможно, по инерции, но всё равно происходит, вместе с тёплой усмешкой. Костяшки пальцев неприлично выпирают, показывая однозачную, телесную сбалансированность, пока плечи атланта, у Юлия, определённую массивность. Но только это совсем не мешает сравниваться под слой кровати, гортанно стонать, выгибаться в спине, позволяя лопаткам чуть ли не рвать относительно тонкую кожу, часть из которой, как правило, уже на пятую минуту покрыта либо невидимыми поцелуями, либо все больше, и больше, краснеющими пятнами, что когда-то приобретут болезненно-жёлтый оттенок, от чего их придётся старательно прятать под шарфами, кофтами с горлом, или чем-то вроде, чтобы ни один из друзей не спросил про несуществующую, новую, очередную девушку. Но это гораздо лучше, чем спать с директором для того, чтобы оставаться на своей ступени карьерной лестнице, не становясь официантом в дешёвом кафе, или же кассиром в сети быстрого питания, уже не говоря про какие-то отношения, построенные на системе работы и кухни, забирающие, может быть, последние дни, или минуты жизни, о чём все прекрасно догадываются. Потому что во втором варианте, без исключений, всегда проёбывается время, в первом — только по ночам. Каждый день, в обед — салаты, работники подкалывают начальницу, говоря «шлюха», «долги», и «сумки», правда, уже через десять минут, возвращаясь на законные места, мило и вежливо улыбаются ей — детский способ социализации. Они возвращаются к ещё четырём часам набора текста, к боссу, чей сын постоянно употребляет «Клянусь, этот человек — чёртов социопат» — привычки, зависимость. Никаких наркотиков, во всяком случае, по их словам.Но не в этой постели.
Или не с этими людьми.
Парень совершенно непроизвольно разлепляет глаза, в миг проводя по тем тыльной стороной ладони, стараясь удерживать в себе глупую косую улыбку искусанными губами — невозможно понять, по какой причине, но, как вариант, прошлая ночь, как второй — банальный выброс эндорфина в слабое, в связи со временем на отбивающих часах, тело. Тянущая боль в горле заставляет чуть откашляться в кулак, вызвав при том недовольное шевеление рядом, пусть и такое привычное, утреннее, родное, близкое, и какое-то ещё — у Онешко мало слов для продолжения, пусть Дмитрий, как правило, многого и не требовал — не доёбываться, и не молчать тогда, когда нужно это делать — всё слишком просто, за исключением общих договоренностей, вызывающих порой бурные скандалы, по причине того, что они отсутствуют. Только это намного лучше, чем каждый день фальшивить, продолжая своё «люблю», закончившееся после рождения детей и чего-то, о чем уже все давно забыли. Каждый день пригородный трафик грохочет до упора, не давая спокойно допить переслащенный чай. Одна застройка за другой. Он наёбывает всех каждый день — таков способ города сказать: «Вставай и беги, пока ещё можешь. Лучшая жизнь прямо за поворотом, и всё, что тебе нужно сделать — собрать свои вещи и покинуть эти улицы».Но не в этом состоянии.
Или не с этим удовлетворением от происходящего.
Обоим нужно лишь прочувствовать разряд тока в голове, который, правда, прошибает только Онешко, от чего тот, сонно потягиваясь, таки отпускает чужую руку, отводя ту от торса, и, не думая, твёрдо, уверенно толкает Дмитрия в спину, прочувствовав меж тем достаточно аккуратные, проглядывающие кости, что создают однозначный, спинной рельеф, проводить по которому ладонью, в целом, было ещё приятнее, чем отдавать слабые удары. Однако, на данный момент совершенно не до этого. Осторожно приподнимаясь на кровати, почти в миг, палящее дыхание, с привкусом вчерашнего вина, пробивает скулу мужчины в лёгком поцелуе, в таком, от которого на лице разъясняется уже наиболее видная улыбка, с автоматической ухмылкой, и, кажется, уже окончательным протрезвлением в голове Ларина. Губы, проходясь по коже, таки оставляют мокрый след до мочки уха, что остается игнорированной — юноша, ещё более привставая на кровати, устремляет наигранно-серьезный, но теплый взгляд в лицо своего мужчины, стараясь держаться на одной ладони, второй же резко потрясывая Дмитрия за плечо, в попытке заставить того потерять таковое самообладание. — Ты так и не сказал, почему ненавидишь меня. Возможно, потому, что лучше наигранно выражать своё отрицание, стараясь удерживать контакт с карими глазами, давать слабые пощёчины по очерченным скулам, и не сильно отталкивать друг друга в грудь, желая не казаться влюблённым долбоёбом, после чего осторожно поглядывать за эмоциями и состоянием, чем пошло целовать, готовить тошнотворные завтраки, а после уходить из квартиры, забывая о том, что, вероятно, там кто-то кого-то ждёт — там всем похуй. Каждый день мужчина с неопределенного этажа громко захлопывает дверью, получает от своей благоверной поцелуй улыбается ей, и, безусловно, запоминает, что нужно купить кофе домой, как только он освободится от внепланового, дневного собрания. Но «как только» дверь захлопывается, как только из кармана офисных брюк достаётся типичный смартфон, и как только зрачки проходятся по строкам о том, что «она ждёт и любит» — та женщина за дверью лишь звонит своему второму, поправляя волосы перед зеркалом и спокойно улыбаясь своему же отражению.Но только не эти люди.
И не в этой жизни.
— Потому что люблю.