Золотые локоны
22 марта 2017 г. в 17:32
Примечания:
Для ясности: гендербенд распространяется на Мстителей и тех, кто в современном сеттинге активно участвует в сюжете (вроде Барнса или Фьюри).
Почти всех персонажей из 40-х оставляют их оригинального пола. Пегги, Говард, Эрскин, Ревущая команда и т.д. Это делается по соображениям логики, так как иначе можно дойти до полного гендербенда всей армии США и Германии, а это уже будет немного иной социальный строй, а я все же хочу остаться в рамках заявленного мира и фэндома.
- По-вашему, нам мало одной бабы в штате, так вы приволокли какую-то чахоточную девицу для участия в сверхсекретной программе? - казалось, лицо военного просто лопнет от ярости. Стоящая рядом "баба" нисколько его не смущала, в гробу он видел это их равноправие, у него тут война, а не игры в куклы.
Роджерс ловит внимательный карий взгляд она-не-расслышала-звание Картер, та смотрит холодно и чуть осуждающе, мол, может не будешь еще больше усугублять положение женщин своей никчемностью и пойдешь домой. Сьюзан почти физически больно, она ждала чего-то вроде солидарности и поддержки. Именно от Пегги, просто по праву сходства. Роджерс еще раз цепляется взглядом за Картер, за ее блестящие каштановые локоны, за сильные, но изящные руки, за волевой изгиб губ - и понимает, что никакого сходства никогда и не было.
Сьюзан еще сильнее сжимается под взглядами новой, куда более высокопоставленной комиссии, чем те, которые презрительно осматривали ее раньше. Если уж она не могла обмануть пару-тройку замученных офицеров, единственной заботой которых было послать как можно больше солдат остановить немецкую угрозу, то отсюда-то ее точно вышвырнут.
Тот ученый - Эрскин - всего лишь поиздевался, абсолютно точно поиздевался. А может просто притащил самый отвратительный вариант, чтобы в его работу прекратили лезть военные. Будь она парнем, пусть даже таким же замухрыжкой, шансы бы еще были, - но не у нее. Не сейчас.
Сьюзан подавляет желание зажмуриться, подавляет желание раскашляться, подавляет желание убежать.
Она стоит на холодном полу. С ее здоровьем даже смотреть на холодный пол нежелательно. Какие-то важные люди бесцеремонно поднимают ее руки, вертят как куклу, осматривают кривые зубы и впалую грудь, ерошат жидкие волосы, которые она уже много лет стрижет почти под мальчика. Родись Сьюз на десяток лет попозже - ходить ей по подиуму, модной копией трогательной Твигги, улыбаться загадочно и томно поводить худыми руками. Но за окном война - и никому не сдалась ее хрупкость. Вояки хмурятся и поджимают губы, а профессор что-то лопочет о том, что сыворотка все исправит.
Роджерс все же жмурится и проходит комиссию.
И попадает в ад.
Она благодарна, что ее селят в отдельной каморке, через перегородку от Пегги. Хотя солдаты, которых она увидела на плацу всего пару дней назад уже успели посмеяться, заявить, что можно было бы и не тратиться, поселить Сьюзан в общем бараке, на такую-то не то, что сейчас, но и после пятилетнего воздержания где-нибудь во французских лесах никто не позарится. Роджерс бы обиделась, но в ее комнате есть зеркало, и Сьюз знает, что это правда.
Роджерс задыхается на плацу, умирает на полосе препятствий, кричит и глотает слезы. Бежит. Сначала новобранцы смеются, называют кисейной барышней. Они вообще-то не изверги, да и девушек очень любят - будь Сьюзан посимпатичнее, хотя бы пофигуристее, носили бы на руках, да ломали бы друг другу эти самые руки.
Но Роджерс - не вариант.
Роджерс прибегает последней - что ожидаемо. Роджерс не подтягивается ни разу, что тоже не сюрприз. Новобранцы пародируют ее напряженные хрипы, когда она пытается выполнить упражнения.
Сьюзан не уходит. Падает, сбивает в кровь руки и ноги, кашляет страшно.
Но не уходит.
Она не делает ничего особенного. Но смех сменяется уважительным молчанием и ободряющим гулом, когда ей удается подтянуться в первый раз.
В глазах Пегги Картер тает лед, сменяясь какой-то тянущей жалостью.
Все это злит только полковника. Он надеялся, что пока Эрскин дорабатывает свою сыворотку, явно чересчур высокие требования заставят убогую девицу сбежать. Отказаться от участия. А она бегает по плацу. И падает. И бегает.
Он допытывается у ученого, чем ему не угодили мужчины, желательно сильные и выносливые. Солдаты, настоящие. Любой из тех, что бежит рядом с ней, не менее охотно согласится на эксперимент ради своей страны.
И тогда ученый не выдерживает, говорит что-то о силе духа - Филлипс пропускает мимо ушей - и кидает гранату.
У Сьюзан медленная реакция. Наверное, в этом все и дело. Когда остальные солдаты уже заученно отпрыгнули, она все еще на ногах - и видит куда падает граната. Аккурат к точеным каблукам офицера Картер. Что-то щелкает в голове, Роджерс знает, что как бы Пегги не бежала, она не успеет оказаться достаточно далеко. Где-то на периферии маячит взволнованное лицо Эрскина, наверное, он тоже не успеет.
Все это Сьюз думает, уже сжимаясь клубком вокруг гранаты. Из глаз текут непрошенные слезы. Девушка умирать-то не боится - никому особо и не нужна - просто хотелось не так и не тут. Граната прижимается куда-то к желудку, и Сьюзан верит, что поступила правильно, яростно машет рукой на что-то кричащую Пегги. Про гранаты им уже рассказывали - и Сьюзан повторяет себе, что поступает правильно - если не она, то умрет Картер, стоящая ближе всего к эпицентру, Эрскин, Филлипс и десяток ближайших солдат в случайном порядке получат осколочные ранения, кто-то тоже может погибнуть.
И тут Сьюзан понимает, что как-то слишком долго думает.
Пегги все же удается поднять девушку с земли и выдрать из сжатых до белых пятен рук несчастный муляж. Кто-то хлопает Роджерс по спине, от чего та чуть не падает обратно на землю и не видит, как Эрскин победно смотрит на полковника.
Казалось, именно этого инцидента и ждал ученый, чтобы наконец-то начать эксперимент.
Сьюзан снова стоит на холодном полу, вцепившись руками в слишком большие штаны. Она улыбается слабо и забирается в угрожающе выглядящую капсулу.
А потом приходит боль.
Роджерс понимает, что то, что она называла адом, было лишь репетицией.
Тело будто выкручивают наизнанку, рвут изнутри на клочки и собирают их в причудливую мозаику. Сьюзан старается не кричать, но все равно срывается на всхлип - отрезвляет только вопрос о прекращении процесса, девушка находит в себе силы отрапортовать почти спокойно, что все в полном порядке. Когда капсула открывается, боль еще не уходит, перед глазами только белый дым и красные круги, и Роджерс кажется, что она позорно вывалится из этой адской машины. Но ноги сами делают уверенный шаг.
Вот только новое сильное тело никак не помогает Сьюзан спасти профессора. Она не успевает, не справляется. Капитан Америка проваливает свое первое задание. И когда полковник кричит, что ему нужна армия, а не блондинка из кабаре, Сьюзан просто молчит. В конце концов, это ее вина.
Ее отстраняют от тренировок, несмотря на то, что сейчас она могла бы пройти полосу препятствий первой. Но Роджерс молчит и упивается виной. Возможно - бьется где-то на грани сознания - война все же мужское дело, и будь на ее месте настоящий солдат, он бы справился. У Америки появилась бы суперармия, а не девочка на побегушках, уговаривающая толстосумов дать денег на войну.
У Сьюзан теперь золотые, густые волосы до лопаток, задорная синяя юбка вместо затертых армейских штанов, и ворох восторженных взглядов. И девушка бы соврала очень сильно, если бы сказала, что никогда об этом не мечтала.
Мечтала. Мечтала всю жизнь.
И не может перестать восхищенно перебирать золотистые, пока непривычные, волосы, заплетая их на ночь в короткую косу.
Сьюзан выступает с танцами, ходит на дорогие приемы и ездит подбадривать солдат. Она повторяет себе, что делает нужное дело, что боевой дух не менее важен, чем еще одни боевые руки.
Но Сьюзан Роджерс бегает со скоростью автомобиля - и все, что она говорит себе, - полный бред.
Солдаты в восторге от очаровательной блондинки, ее зовут на свидания и обещают жениться. И от этого тошно вдвойне. Лучше б ее закидали тухлыми овощами, освистали, возненавидели, спросили, почему она, черт возьми, не на войне.
Но никто даже не ждет от нее, что она пойдет на войну.
Никто не предполагает.
И не верит.
Только в печальных глазах Пегги снова вырастает целая стена льда.
Роджерс поет и танцует. Позирует для карточек в своем миленьком платье и каске. Раздает автографы. И улыбается.
Улыбается до тех пор, пока краем уха не слышит о взятых в плен солдатах. Знакомый номер дивизии разливается холодом в венах, и это даже больнее, чем когда по ним растекалась сыворотка. А потом Сьюзан узнает слухи, среди них шелестит знакомым отзвуком - Барнс.
И что-то внутри Сьюз ломается. Наверное, умение следовать приказам. От костюма Капитана Америки остается только каска, мешающиеся золотистые волосы, которые никак не хотят убираться под синюю каску, Сьюз нервно отхватывает армейским ножом. Светлые кудряшки падают на землю, а Роджерс даже не вспоминает, как мечтала о них сколько себя знает.
Девушка ворует уже привычные защитные армейские штаны из складской палатки, одалживает - конечно одалживает - чью-то кожаную куртку, и почти сбегает из лагеря в одиночку, но натыкается на такой сияющий взгляд карих глаз.