Воспоминания Драко Малфоя

— Начнем с подвальных помещений и будем продвигаться вверх. К обеду мы должны закончить: отчет о проверке нужен Доновану к вечеру. Распоряжения, отданные показным строгим тоном, нарушили тишину моего кабинета. Грейнджер раздала своим подчиненным планы здания и списки того, что нужно проверить. Два остолопа, трясущиеся из-за моего и ее присутствия, отправились на поиски нарушений, а их начальница одарила меня ничего не значащим взглядом. В то утро она почти не смотрела в мою сторону, и где-то в глубине души я догадывался, что причина ее отстраненности крылась в моем письме. — Ты идешь? — ее голос прозвучал безразлично. — Считаешь, у меня есть варианты? От твоих недомагов можно ожидать чего угодно — даже разгрома офиса. Грейнджер закатила глаза, развернулась спиной и направилась прочь из моего кабинета. Я последовал за ней. — Да у них руки от одного твоего вида трясутся! — добавил я. — В таком состоянии они могут разнести полстены банальной «Алохоморой». Мы вышли в холл и сравнялись. Теперь я мог видеть ее лицо, а она не могла скрыть улыбку. Лед начинал таять. — Может, поведаешь, как ты умудрилась запугать своих подчиненных до такой степени? Я не прочь этому научиться. — Ты? Удивлена, что с тобой вообще кто-то может работать! Насколько я помню со школьных лет, ты был абсолютно невыносим, Малфой. Мы сделали еще несколько шагов и вызвали лифт. Он приехал через несколько секунд. Два остолопа исчезли из поля зрения, и в лифте мы оказались вдвоем. — С тех пор многое изменилось, Грейнджер. — Не поверю. — Тогда проверь. Гриффиндорка посмотрела на меня. Лифт тронулся. Он двигался плавно и бесшумно. Мы были наедине, на расстоянии вытянутой руки. Вглядывались в лица сквозь тусклый свет, будто видели друг друга впервые. В ее глазах не было ничего, кроме удивления и легкой растерянности. Моя же голова была пуста. Рой мыслей вдруг затих, и не осталось ничего, кроме этой странной близости. Я не смел ее нарушать. Мы просто стояли, лифт просто ехал. Не происходило ровным счетом ничего, но почему-то дыхание Грейнджер учащалось с каждым вдохом — это же творилось и со мной, поэтому в тот момент, когда прозвучал сигнал об остановке, я почувствовал такое облегчение, будто выхватил снитч из рук долбаного Поттера. Взвинченные, не понимающие, что между нами произошло, мы вышли в просторный холл. — Мисс Грейнджер, дверь в подсобные помещения запечатана и не поддается открывающим заклинаниям, — дрожащим голосом произнес один из ее помощников. Теперь пришла моя очередь закатывать глаза. Грейнджер заметила этот жест, но, естественно, не стала его комментировать. — Идемте, я разберусь, — только и сказала она. Я снова оказался позади нее, поэтому не смог не воспользоваться ситуацией и тихо произнес: — Кажется, у нас намечается цирк. Мой выдох скользнул по тонкой шее. Ее кожа покрылась мурашками. Грейнджер едва заметно дернулась, но продолжила идти как ни в чем не бывало. В этот момент стало ясно, что ее проверка покатилась под откос. С каждой моей выходкой гриффиндорка нервничала все больше, а ее остолопы вытворяли такой бред, что в районе третьего этажа она рекомендовала им слиться с окружением. Я же входил во вкус, получал больное наслаждение, когда моя умница долго не могла подобрать подходящие чары, мучилась с отпиранием замков или с беспомощным видом рылась в документах, которые ей ни о чем не говорили. Несмотря на договоренность с Надей, я не рассчитывал заполучить Грейнджер, поэтому с маниакальным удовольствием трахал ее мозги. Ее прелестные умненькие мозги, которые давно так не напрягались, как в тот понедельник. Дафна успела подчистить за выходные все, не оставив ни единой зацепки, поэтому проверка так бы и могла остаться глупым фарсом, если бы не одно «но». В отделе по работе с документами Грейнджер не обнаружила ничего подозрительного, а я понял сразу: архив с отчетами навещал кто-то со стороны и без моего ведома. Доступ к нему имели я и мой отец, который к тому времени отошел от дел. Однако в архиве побывал кто-то помимо нас — я понял это сразу, как только вошел, по резкому запаху свежей краски. Одно из заклинаний в системе защиты архива было посвящено тому, чтобы выслеживать чужаков. Это была моя находка. Никто в Британии не применял эти чары, ведь я узнал их случайно, когда путешествовал по Тибету. Принцип их действия был прост: если в помещение заходил чужак, заклинание срабатывало, и по воздуху разносился едкий запах краски. Незваный гость думал, что так и должно быть, поскольку свежевыкрашенные стены и мебель никогда не были редкостью, а хозяин легко мог определить, что к нему заглядывал кто-то посторонний. Я сохранял железное спокойствие, пока Грейнджер рылась в бумагах, но на деле был взбешен. Мне едва хватило выдержки, чтобы дождаться, когда она со своими остолопами поднимется на следующий этаж, а я смогу остаться здесь и опросить сотрудников. Как выяснилось, никто ничего не видел (что было ожидаемо), поэтому я спустился к Томасу и попросил его отсмотреть все записи с камер видеонаблюдения за последние несколько месяцев. После этого я поднялся на шестой этаж и, будучи уже более спокойным, присоединился к Грейнджер. Она не заметила подвоха. Должно быть, я показался ей не более раздраженным, чем обычно. Когда же ее провалившаяся проверка закончилась, я пригласил гриффиндорку пообедать в моем кабинете. Она согласилась, а ее олухи учтиво слились. — Можно я скину туфли? — спросила она, когда мы снова оказались наедине. И, не дождавшись моего ответа, начала снимать каблуки. В это время я разговаривал по внутреннему телефону с Дафной, поэтому молча кивнул в знак согласия и продолжил обсуждать меню на обед. Вдогонку к туфлям Грейнджер скинула пиджак, распустила волосы, устало откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Я напрягся. Ее веки дрожали, а силуэт… Силуэт был в точности таким, как я порой представлял: голова запрокинута, длинные волосы расходятся волнами, грудь чуть приподнята. Узкая юбка задралась, обнажив колени, а стул отъехал далеко от стола и представил моему взору стройные ноги. Мозг тут же дополнил эту «картинку» недавним воспоминанием о чулках, и я всерьез пожалел о том, что пригласил Грейнджер на обед. Я поспешил прервать разговор с Дафной и направился к столику с напитками, чтобы на время убрать гриффиндорку из поля зрения. — Будешь огневиски? — Я не пью на работе, Малфой, и тебе не советую, — произнесла она укоризненно. — Я тоже не имею такой привычки, но сегодня выдалось напряженное утро. Мой бокал наполнился янтарной жидкостью. Я сделал глоток и позволил себе распробовать приятную терпкость напитка, после чего вернулся к столу. На этот раз я сел не на свое место, а напротив Грейнджер, как намеревался изначально. Почувствовав мое присутствие, гриффиндорка открыла глаза и приподнялась. Она выглядела вымотанной, морально разбитой, но все равно зачаровывала меня. — Мне показалось, что твое утро не было напряженным. Скорее, наоборот: ты получал удовольствие от процесса. — Я от всего получаю удовольствие. В этом весь смысл. Наш разговор был прерван хлопком аппарации — офисный домовик принес обед. Поприветствовав нас, он расставил при помощи магии еду и приборы, затем поклонился и исчез. — Не бойся, Грейнджер, еда не отравлена. — А я и не боюсь, ведь мои сотрудники в курсе того, кто угощает меня обедом, — улыбнулась она. Ее ответ стал белым флагом, и дальнейший наш разговор пошел по мирному руслу. Мы беседовали, как старые приятели: без намека на факультетскую вражду. Вспоминали годы учебы, делились планами, рассказывали, чем занимались все это время. Пока я притворялся, будто продолжаю образование в Париже, а на деле проматывал отцовские сбережения и прожигал жизнь, Грейнджер работала в Министерстве по двенадцать часов в сутки и почти без выходных. Пока в течение года я путешествовал по Азии, пытаясь прийти в себя, она с упорством гриффиндорки выстраивала отношения с Уизли. В этом крылась вся разница между нами. Я бунтовал против себя — Грейнджер с собой смирялась. Я выкручивал душу наизнанку — она забывалась в работе и бестолковых отношениях, наивно полагая, что критическая масса дерьма в ее душе исчезнет чудесным образом. И как же мне вдруг захотелось вытащить настоящую Грейнджер наружу! Посмотреть, какой на самом деле может быть эта львица, когда решится разбить свои барьеры. Если честно, я совершенно расслабился, забылся в этом разговоре. Помимо всего прочего, моя умница оказалась прекрасным собеседником — ловким, умеющим слышать, интриговать собой. Когда же с обедом было покончено, я не удержался и спросил: — Почему ты не ответила на мое последнее письмо? Грейнджер заправила прядь за ухо и слегка покраснела. — Вообще-то твое письмо не предполагало ответа, — сказала она тем нравоучительным тоном, который любила применять, когда ощущала неловкость. — И как ты это поняла? — Твои слова прозвучали слишком утвердительно. Что ж, по крайней мере теперь ее поведение было объяснимо. Я замолк. Воспользовавшись паузой, Грейнджер засобиралась. Я помог ей подняться и накинуть пиджак. Моя умница надела туфли, сложила в папку пергаменты, разбросанные по столу, и взяла с соседнего кресла сумочку. Перед уходом она на секунду замялась, силясь что-то сказать. — Знаешь, кое-что я все-таки хотела бы прояснить… В письме ты утверждаешь, что я достойна большего. Можно узнать, чего именно? Я выждал небольшую паузу, не зная, стоит ли открыть ей правду или отмахнуться общей фразой, но затем сказал уверенно и просто: — Того, чтобы по тебе сходили с ума.