Капель Греции

— О чём задумался, дорогой? — звеня ключами прямо перед носом у котов, спрашивает девушка и отправляет козинак в рот. Её уже около часа смущала фигура жениха, что уже очень долгое время сидел над пустым вордовский файлом. Обычно он строчил без остановки, продолжая очередной бестселлер, захлёбываясь чаем и словами в голове. А сейчас случилось что-то, что заставило шатена молчать и не двигаться с места, несмотря на все попытки невесты расшевелить его. И так уже проходит далеко не один день. И каждый этот день на стандартный вопрос «В чём дело?» ответом служило молчание, и лишь иногда девушка добивалась нервного движения плеча, мол, «отстань». Жених будто уснул там, в своей фантазии, и совсем не желал просыпаться, пока перед глазами был либо монитор ноутбука, либо чистый лист бумаги. Нет, так плохо, как сейчас, было не все три недели. Первые дни парень радостный вскакивал с постели и бежал к ноутбуку с целью записать идею, но через короткое время всё стирал и, недовольно бурча себе под нос от того, что вновь упустил идею, шёл на кухню. Там он рассказывал за завтраком свой сон с шальной искрой в глазах. И постоянно в его снах фигурировал какой-то незнакомец с русым ёжиком волос: он сбегал от каких-либо людей, монстров или от того, что придумает сам писатель. И под каждое утро он удалялся прочь, говоря одну и ту же фразу. Порой писатель вспоминал или додумывал — чего греха таить, — образ, что возникал в его голове каждую ночь. Сначала Эмили даже казалось, что у жениха в голове рождается что-то невероятное — шедевр, судя по его рассказам. К слову, парень не писал ни сказки, ни сопливые французские романы, что стали переполнять полки магазинов, являясь популярными на сегодняшний день. Под его именем не было и детективов или хорроров, которые морозят тело и душу в темноте. Из-под его пера вышел не один фантастический мир, не одна пара героев, которые хватали читателя за руки и за ноги, просто утягивая в свой мир, и отпускали лишь тогда, когда заканчивалась книга. Как-то раз, когда наш герой учился ещё в колледже, он написал о крестовых походах, что проходили от Марса до Солнца. Рыцари-космонавты надолго запали читателям дипломной работы в душу. Этот шумный студент непостижимым способом умел захватить интерес читателя с первых строк. Но сейчас… парень действительно был уже в отчаянии. Ни одна идея не шла на ум, будто тот русоволосый молодой человек забирал из-под носа писателя все фантазии, поскорее выкидывая их за борт, прося уделить всё внимание себе одному. Джареду уже хотелось кричать от отчаяния, но он, как стойкий оловянный солдатик, ждал, когда тот незнакомец пропустит хотя бы одну стоящую идею, за которую мог бы ухватиться парень, дабы вплести в неё изумрудную ленту постоянного героя своих снов. Только вот случая такого все не представлялось. — Если и дальше так собираешься молчать, то помолчи хотя бы со мной, а не с монитором. Оторвись от него, забудь того незнакомца. Хоть он только твоя фантазия, я уже его ненавижу, знаешь? Забудь о нём, Джей. Не везде мы выходим победителями, бывают и поражения. Ты проиграл своей идее, — несмотря на все старания девушки, парень уперто не отвечал, более того — даже не реагировал. Похоже, что Эмили произнесла не совсем то, что помогло бы достать репку по имени Джаред из земли. — Может, если ты хоть немного отдохнёшь и отвлечешься от всего этого, то идея сама придёт к тебе? Как раньше, — и вновь в комнате звучал только стальной звон кормилки котов, что упорно тычутся в неё мордочками. — Знаешь, Эм, я всегда хотел собак, — через какое-то время писатель всё же вышел на связь, хоть и не ответил на основной вопрос девушки. — Не думай, что я против твоих котов. Но почему мы так и не завели собак? Что нам помешало это сделать? — Моя аллергия на собак. Мы оба о ней знаем, любимый. Прости, я знаю, ты грезил идеей завести пару больших псов ещё в колледже… — Эмили вздохнула, встала из кресла. Надо было вытаскивать Падалеки из транса, пока тот оставался на связи. Только она пошла к светящемуся в темноте прямоугольнику у стены, писатель сам встал со стула и с глухим хлопком опустил крышку ноутбука. Теперь темноту разбавлял свет луны и светлячков, которые двигались медленно, слово фрегаты, что преодолевали волны моря. Только были они за окном. — Ничего, это не так страшно. Если у меня не будет собак, солнце не потухнет. — слабо улыбнувшись уголками губ, шатен задвинул стул в стол. — Кошки тоже хорошие домашние животные. — Да, они довольно милые, но я же вижу, что ты что-то нашёл или вспомнил. Какую-то зацепку насчёт русоволосого парня, да? — нервно одёргивая футболку, интересовалась девушка. Конечно же, она остановилась на полпути, и сейчас её с женихом связывали лишь взгляды и приглушённые блики в глазах. — Как мне кажется, да — нашёл. Когда я выпускался из колледжа, помнишь? Последний курс. Мы тогда ещё с тобой познакомились. Так вот, на два курса меня младше учился художник. Я видел его довольно часто в парке. Мне там приходило больше всего идей, а у него каждый раз были необычайные закаты на холстах. Нет, там были и другие художники, но этот привлекал больше всего внимания, хоть и был самым обычным студентом, — Падалеки рассказывал тихо, добавляя этим таинственность в историю, будто рассказывал большой секрет. Но на самом деле он просто боялся потерять эту мысль и смутный образ художника. — Он был интересным, часто появлялся на шумных вечеринках, выпивал. Когда я сдал свою работу, к слову, в колледже проходил конкурс с целью сплочения художников и писателей, иначе мы были как кошки с собаками. Я участвовал в нём — хотел что-то сделать напоследок, что бы запомнить то время. Суть конкурса была в том, что писатель должен был написать рассказ, а художник должен был его иллюстрировать. Выигравшую пару опубликовали книгой, для тех второкурсников это стало маленькой победой, — Джаред слегка усмехнулся. Теперь он знал, как же вначале тяжело зарекомендовать себя для какого-то издательства. — Я хотел работать с ним в паре, потому что его закаты действительно завораживали: хотелось подольше разглядывать в них каждую деталь. Мне казалось, он сможет показать те миры, о которых я писал, то небо, принадлежащее им. Но что-то пошло не так, уже не могу точно сказать. Может, моя лень; может, обстоятельства. Короче, я решил тогда работать с Лесси, мы были с одного курса, хорошо знакомы — жаль, что сейчас связь не поддерживаем, — оба состояли в братстве и нам в целом было удобнее работать друг с другом. Но она не смогла показать то, о чём я писал. Не удалось, не цепляло, не завораживало, как с теми закатами, понимаешь? — в полной тишине Эмили кивнула, не отрывая взгляда от жениха. — Прости, ушёл от темы, но, думаю, это было не лишним… — неловко почёсывая переносицу и чуть смущаясь, произнёс парень. — Тот художник очень сильно похож на того незнакомца из сна. В колледже, правда, он носил слегка длинноватые волосы. Но цвет в точности такой же. Может, этими снами судьба намекает мне, что всё-таки мы должны были работать в паре? Сейчас он должен быть на последнем курсе. Думаю, мне надо его найти и поговорить. О чём надо ещё подумать. — Не знаю, Джей. Но попробовать стоит. «Хотя бы из дома выйдешь наконец, а то уже совсем как затворник стал» — этого Эмили вслух не произнесла, считая фразу лишним для его ушей. — Надеюсь, ты найдёшь этого художника, если он там ещё учится, конечно. Ты хоть знаешь его имя? Скажи «Да», порадуй меня, Джаред. — Если постараться, всё можно найти и сделать. И, будь уверена, я себя сломаю, но найду его, если меня не отпустят эти сны. Просто я уже не знаю, чего ожидать от каждой этой ночи, — а вот с именем у того возникла заминка, что заставило задуматься и растолкать свою память получше, заставить собрать себя найти те осколки, который хоть немного дополнят картинку. Наконец-то что-то всплыло и Джаред быстро высказал свои догадки: — Насколько я помню, некоторые звали его «Джей», как ты меня сейчас, а не как в колледже — «Джей-ти». Но полного имени я не знаю. Нет, может, я его и слышал, но точно не помню. Завтра пойду туда и узнаю это, лишь бы госпожа Удача улыбнулась мне. Побудешь дома одна? Не обидишься? — зевнув, писатель с глубоким извинением во взгляде посмотрел в глаза невесты. — Знаешь, эти три недели мне казалось, что я тут одна с котами живу, а за столом сидит манекен. Так что один день катастрофой для меня не станет. А сейчас мигом спать!

***

Предлагаю оставить нашу пару пока что наедине и не мешать им спать. Лучше заглянем в колледж, в прошлое — посмотрим, что же, всё-таки, происходило там в самом начале. А точно ли вы знаете то чувство, когда вас достают и мешают во всех смыслах? Если нет или сомневаетесь в этом, то Дженсен бы поделился с вами опытом, если бы его, опять же, никто не доставал, а так и мы остаёмся в пролёте, к сожалению. Но если бы, всё-таки, он рассказал, то мы бы услышали такую историю: «Молодой человек, как Вы смеете не делать работы уже второй месяц подряд? Эклз, Вы совсем совесть потеряли? Так, может, и нам нечаянно Ваш диплом потерять?» — говорили одни, капая в темечко ледяной водой, будто древняя китайская пытка предназначалось одному художнику в целом колледже. «Дженсен, Вам стоит взять в себя в руки и сдать наконец-то все свои долги. Осталось всего несколько месяцев до сдачи и защиты дипломных работ. Не предавайте сами себя перед самым окончанием. Вы же идёте на красный диплом!»  — говорили другие, строя из себя мягких и пушистых, в то же время являясь точно такими же, какими были первые. И так по кругу каждый день в учебном заведении. Но Дженсен не хотел слушать ни одних, ни других, и даже ни третьих. Трудится три курса, не покладая рук. Быть недооцененным. Быть никем. И ведь никто не говорил, что хорошо у молодого художника, а что — плохо. У профессоров лишь кивок головы с холодным взглядом безразличия. Родители и друзья? Это парень затрагивать никак не хотел, постоянно злясь и на тех, и на других, но самое главное — на себя. За то, что не увлекал, хотя были исключения: первые два курса один парень заглядывался на его работы в парке, да и старушки, что с умилением и восхищением смотрели на работы, на растущие таланты в образах молодых людей. За то, что не выделялся: кто не рисовал закаты и ночное, укрытое звёздным одеялом небо? Это было почти в каждой аудитории, в каждом скетчбуке — он был таким же, как и другие. За то, что не мог, хоть и старался, сделать лучше — это просто не получалось. Поэтому одним вечером, когда уже появляется лёгкая корочка льда на лужах, художник упал и порвал холст, нервы не выдержали. Обматерив всё, на чём свет стоит, тот забил на учёбу болт и развлекался так, как только мог. Выпивка? Да… Вечеринки? Да. Секс на один раз? Да! И это троекратное «да» стало девизом Эклза на весь четвёртый курс, кроме его начала. Надо же было как-то запомнить этот скучный этап жизни? Заменить воспоминаниями с четвёртого курса воспоминания первых трёх годов обучения. И надо же! Им начали интересоваться, а также, как оказалось, его незавидным будущим в трущобах. Вам бы было по нраву такое? Вот и для пейзажиста это было просто возмутительно. Ну хорошо, профессоры пользуются древними пытками. Хорошо, публика не оценивает. Но эта лаборантка Лесси… Как же Джесен хотел её придушить. Похоже, что у неё был отдельный вид пыток. Профессоры не сравняться с тем уровнем, как же сильно доставала его она. «Дженсен, сдай работу профессору Ланд Фоллу.» — на пресс опустилась крыса, царапая кожу своими когтистыми лапками. «У тебя больше всего пропусков, парень! Ты скоро вылетишь!» — на крысу опускается стальная посудина, а газовая горелка уже стоит неподалёку. «Ты один не сдал, Эклз, из-за тебя не могут выставить рейтинг! Сдай его до вечера. — горелку нагревают и подносят к посудине. «Дженсен. Дженсен?! Дженсен!» — посудина нагревается, и крыса находит себе выход наружу только через тело пейзажиста, прокусывая, процарапывая себе путь… но, к счастью, этот момент ещё не наступил, и можно было спокойно развлекаться, лишь иногда чувствуя коготки крысы на своей коже в виде приставучей Лесси. — Мистер Эклз, я вам не мешаю? — профессор более не мог слышать шум с дальнего ряда и смотрел на молодых людей с укором. — Нет, что вы! Совсем нет, — усмешка растекалась по лицу одногруппника, как пролитое на столе молоко: медленно, но уверенно. Замечание уже было не первым. — Тише ты, — шикнув на собеседника, Дженсен уставился в конспект. Честно говоря, суть лекции он уже потерял и смотрел с недоумением. Собеседник замолчал, а профессор через короткое время продолжил лекцию, поглядывая на класс. — Хорошо, хорошо, — перейдя на шепот, парень наклонился поближе к парте, — долго ты ещё будешь писать это своё… нечто? — вспомнив слово, он усмехнулся и перетянул на свою сторону блокнот с зарисовками. — Автобиография? Чувак, ты не писатель — и это хорошо. Рисуй. — А я что по твоему делаю, Рэй? — Дженсен шикнул и забрал своё имущество обратно. — Стоп, Джей! Верни, — крик шепотом не подействовал, и им пришлось драться за это. — Я видел там парня. Ты никогда не рисовал парней сам, если тебя не заставляли, — брюнет шутливо злился, и, всё-таки, блокнот оказался в его загребущих руках. Быстро открыв нужную страницу, он ткнул в рисунок. — Что? Наваждение? Нет, я слишком давно тебя знаю. Влюбился, да? — У тебя шарики за ролики заехали. Этому рисунку два-три года. Нам тогда задали это нарисовать, — Хоть и говорил он правду, Рэй не поверил. Следующую пару Эклз хотел прогулять, не задумываясь о последствиях. Он мог дать слона тому, кто доказал ему, что на этой паре не будет Лесси. Размышления были приятными, катали на волнах представления о том, что он сможет сделать. Только вот, пропуская пару за парой, иногда попадая на них, парень чувствовал чей-то пристальный взгляд, будто прилипший к его затылку. И когда бы русый не оборачивался, находил парня с того рисунка. Волнистые волосы, хитрый прищур ореховых глаз, широкие плечи и… ямочки на щеках. Рэй будто разбудил набросок и его сейчас преследовали воспоминания, связанные с ним. В парке, когда Дженсен шёл уже в кафе, чтобы встретиться с одной из девушек, имя которой забудет сразу после секса, набросок поднялся, принял чёткие очертания и побрёл к нему, с выражением подозрения и величественности. Да, он точно управлял ситуацией. Этот… Джаред Падалеки.