Сегодня ты научишься чувствовать боль

- Грег. Эй, Греееги… - я специально тяну гласные. Так эту свинью называла его хорошенькая и теперь уже мертвая жена. Как же ее? Не могу вспомнить... Ах да, Маргарет. Милая, милая Маргарет. Прекрасная Маргарет. Как же отчаянно она кричала, когда я ломал ей пальцы. Один за другим… Медленно, получая неестественное, садистское удовольствие. Она так отчаянно звала его, звала своего «Грееги», надрывалась, давилась воплями и рыданиями. Маргарет была омерзительна в этот момент. Жалкое подобие некогда прекрасной женщины. Она вызывала во мне презрение, и желание раздавить ее, как давят насекомых-паразитов, беспощадно, безжалостно. - А знаешь, Греееги, она так кричала подо мной, так извивалась, – Грегори дернулся, что-то прошипев, но я приложил его об бетонный пол еще раз, давая понять, что перебивать меня сейчас не стоит. Мои руки, испачканные кровью, соскальзывали с его жестких волос. Меня это раздражало, я готов был убить его еще и за это. Но я терпел. Еще рано. Он еще не познал настоящую боль, не узнал, каково это, когда твои руки вывернуты под неестественным углом, когда локти и колени с пронзительным хрустом разламываются под давлением пресса... Он еще не познал… – То, как ты вырываешься, еще больше распаляет мою страсть, мое желание изувечить тебя. Знаешь… Греееги, в моем арсенале много пыточных орудий, и, поверь мне, сегодня мы с тобой опробуем большую их часть. Грегори что-то мычит сквозь кляп, но мне нет до этого дела. - Я помню, как пришел к себе домой и всем своим нутром почувствовал ее. Смерть. Осторожно пройдя через холл, я заглянул в гостиную. Лучше бы я этого не делал, Грег. А знаешь, почему? Я увидел их. Мою семью. То, что осталось от моей семьи. Окровавленное, изуродованное тело моей дочери, лицо жены, застывшее в беззвучном крике, и куски, когда-то бывшие мои сыном, все это до сих пор является мне в кошмарах, Грег. Я все это помню, сука! Насколько ярко, как будто это случилось вчера! Каждый раз, когда я видел твою отвратительную рожу после этого, все мое естество требовало мести! – я стал задыхаться от гнева, сжав кулаки и слегка пошатнувшись. В глазах темнеет, я еле сдерживаю рвоту. Таблетки. Тот любезный доктор сказал, что после пережитого шока мне необходимо принимать таблетки. Да, да, док, сейчас. Я судорожно глотаю белесые капсулы. Темнота медленно отступает, сознание проясняется. Я вновь вижу эту скотину… Продолжаю говорить. - Того ублюдка, который пришел в тот день в мой дом, я еще не нашел, но я обещаю, я клянусь тебе и себе, что обязательно найду ЕГО. Отомщу. То, что сейчас почувствуешь ты – ничто по сравнению с тем, какая участь ожидает этого человека. Нет, не человека, гниду. Я смогу причинить ЕМУ такую боль, какую ОН в жизни своей не испытывал. ОН даже не подозревает, что такая боль существует. А я покажу ЕМУ ее. ОН почувствует. Почувствует все то, что чувствовала моя дочь, когда ОН насиловал ее, попутно полосуя ножом, почувствует то, что чувствовала моя связанная жена, когда смотрела на это. Почувствует то, что чувствовал мой сын, когда ОН разрезал его на части. – я часто задышал, вспоминая их застывшие в ужасе лица. - Но я отвлекся. Сейчас речь о тебе, мой дорогой Грегори. Греееги… - я осторожно, почти ласково, глажу его по щеке, снимая кляп. С его мерзкого рта стекает слюна. Он часто дышит, глаза лихорадочно скачут по помещению. Смотрю на него. Он такой жалкий сейчас. Совсем не такой, как еще пару часов назад. Навеки потерян тот гордый, уверенный в себе мужчина. Мужчина, которому я так неосторожно перешел дорогу. Мужчина, который заказал какой-то твари уничтожить мою семью, тем самым отомстив мне. Мужчина, совершивший ошибку. Последнюю ошибку в своей ничтожной жизни. - Ну что ж, как думаешь, Грег, пора приступать? - улыбаясь, смотрю на него. В его глазах плещется ужас вперемешку с отчаянием. Он все понял с самого начала. Что ему не уйти отсюда живым. И что я не дам ему умереть, пока он не назовет мне имя той падали, которая так неосторожно разрушила мою жизнь. Так почему же эта свинья все еще молчит? – Ты же прекрасно знаешь, что мне от тебя нужно. Облегчи свою смерть, скажи мне имя, ну же? Ну же?! – подождав немного, пинаю его в «солнышко». Он начинает задыхаться, а я лишь смеюсь. Мне действительно смешно. Наблюдая за тем, как свинья пытается отползти от меня, я думаю, какие из моих игрушек испробовать на нем в начале. У меня их много. Я специально подбирал их для Грега и той падали. Удивительно, сколько всего экзотичного можно купить, когда у тебя есть деньги. Я и не думал раньше, что такие вещи вообще до сих пор существуют. Пожалуй, начну с дыбы. О да… Я больше чем уверен, что ощущение от разрывающихся мышц и суставов незабываемо. Грегори не способен самостоятельно даже встать после всех ударов, которыми я его наградил, так что мне приходится взять его на руки и уложить на холодные деревянные брусья. Он стонет, когда я грубо фиксирую веревками его лодыжки и запястья и вкалываю ему кубик адреналина. Склоняюсь над ним, смотрю глаза в глаза. Пытаюсь увидеть хотя бы отголоски раскаяния, но не вижу ничего, кроме ужаса. Мне на секунду становится обидно. Он не раскаивается, ему плевать. Сука. Я заставлю тебя рыдать, захлебываясь своими соплями, молить о смерти. Я заставлю тебя пожалеть. Медленно начинаю крутить валики, веревки с приятным шелестом обвиваются вокруг них. Пока не страшно, не больно. Но сейчас ты почувствуешь, сейчас узнаешь… Слегка ускоряюсь. Крутить становится труднее, Грегори начинает скулить и подрагивать. Это только начало, родной. Я прикладываю все больше и больше усилий, натягиваю веревки, из его глаз льются слезы, он кричит, умоляет меня остановиться, но я не слушаю, продолжаю. Секунд через пятнадцать склад, на котором мы находимся, наполняется его воплем и моим хохотом. Лодыжки и запястья Грегори стали тоньше и длиннее, он больше не сможет воспользоваться ни руками, ни ногами. Его бьет дрожь, свинья практически не воспринимает реальность от боли. Я подожду. Подожду, пока он немного не успокоится, и продолжу. Обязательно продолжу. Ради жены и детей. Буду пытать его столько, сколько потребуется. Я сажусь на старую ржавую бочку, дрожащими руками чиркаю зажигалкой и закуриваю. Никотин наполняет меня и слегка снимает напряжение. Все же не каждый день мне доводится пытать людей. В прошлой жизни я бы никогда не совершил ничего подобного. Но меня изменили. Тот день меня изменил. И пути назад больше нет. Я курю и думаю о том, что пришла пора его коленям познакомиться с прессом.