***
— Что произошло? — Юко огромными глазами смотрела на Сынгиля и на кровь на его одежде, руках, и… на безвольное тело. Она не сразу поверила своим глазам. Только когда Сынгиль положил раненого на большой стол в гостиной, который Юко освободила для этого, она смогла понять, что перед ней Пхичит. На минуту она потеряла дар речи. — Как такое возможно? — она осторожно потрогала воспаленную кожу вокруг раны. В ее выражении можно было подметить интерес. Сынгилю вовсе не хотелось грубить, и в обычной ситуации он не стал бы, но напряжение сказывалось, и в его следующей фразе чувствовалась колкость: — Ты его врач. Ты и должна ответить. Как так получилось, что ты не заметила, что он… изменился? Ведь он только что был у тебя! Юко открыла рот от растерянности. Ей не было что сказать. «Дуреха! Ведь Пхичит пытался намекнуть, но я не придала этому значения, — мысленно ругала Юко себя. — Подумала, что он просто нервничает. Что так сильно изменило его тело? Это не может быть Голубое забвение. Дело в другом. А в чем, даже представить сложно!» — Прости, — вслух сказала она и виновато опустила взгляд. Осмотрела рану. Ей тут же бросилось в глаза, что крови было не так уж и много. — Ну, — Сынгиль сузил глаза. Он кидал нетерпеливый взгляд то на Юко, то на Пхичита. — Делай что-нибудь! Пока он не… умер, — неуверенно закончил фразу. Юко кивнула. Хоть она и впервые видела ПЖЧ в таком состоянии, но медсестрой работала не первый год. Только опыт, большую часть которого она получила в экстремальных условиях Восстания, помог ей откинуть замешательство и трезво оценить ситуацию. Нужные инструменты уже были под рукой, и она принялась осторожно проникать пинцетом под кожу, чтобы достать пулю. Сынгилю казалось, что это заняло целую вечность, и вот, наконец-то, пуля с металлическим звоном была брошена Юко на стол. Юко попыталась оценить ранение, хотя это было очень трудно сделать невооруженным взглядом. — Кажется, серьезно не пострадал ни один орган. Это необычно. Не могу понять. Судя по тому, сколько он потерял крови, он должен был помереть давно… — Что ты хочешь этим сказать? — Сынгиль потер лоб ладонью. Волнение вымотало его. Ему совершенно не хотелось знать что-либо о ранах Пхичита. Ему просто хотелось знать, что он будет в порядке! — То, что… — Юко выглядела невозмутимой, но дрогнувшая губа выдала ее потрясение. — Раны зажили. Он восстанавливается. Быстро, — Юко улыбнулась, правда, почти безрадостно, не так, как она улыбалась обычно, но что-то в этой улыбке призывало обрести потерянное мужество. Сынгиль лишь недовольно поджал губы. — Так что с ним будет дальше? — Время покажет, — она отложила на край стола зажатую в пинцете иголку с ниткой и принялась распаковывать бинт. — Я зашила рану. Это все, что я могу, Сынгиль. Этого совсем недостаточно. Его бы в больницу… Надо было бы. — Нельзя, и ты прекрасно это понимаешь. Юко кивнула, встала с места и сделала Сынгилю жест, чтобы тот помог приподнять Пхичита, пока она обматывает его грудь полоской белоснежного бинта. Сынгиль все еще ощущал в воздухе запах крови, но его почти вытеснил запах спирта и стерильной марли. С верхнего этажа доносился топот нескольких пар беспокойных детских ножек. «Надеюсь, девочки не вздумают спускаться в ближайший час». После всего Сынгиль, как велела Юко, перенес Пхичита на диван. Они укрыли его одеялом. Юко принялась оттирать стол от крови и чистить инструменты. — Я понимаю, не волнуйся, я не стану сдавать Пхичита в Норфолк, — она встала вполоборота и взглянула на Сынгиля, что сел на край дивана и не отрывал взгляда от Пхичита. — Я клянусь. Когда комнате вернулся ее прежний вид, Юко сказала, что ей нужно приготовить ужин для девочек, и вышла. Сынгиль долго сидел, неподвижно смотрел на бледные щеки Пхичита. Кое-где можно было заметить засохшие разводы крови. Некоторые прядки волос слиплись. Сынгиль чуть склонился над Пхичитом, сжал в руке запястье, чтобы проверить пульс, но ничего не мог разобрать. «Виктор сказал, что пульс есть. Но я ничего не чувствую… Что же делать? — ему так хотелось, чтобы это сердце билось. — Прошу… Ты справишься. Пожалуйста, Пхичит…» Сынгиль склонил голову на мягкую спинку дивана и спустя какое-то время уснул. Разбудил его теплый запах еды и собственное урчание голодного желудка. Юко показалась в дверях, кивнула в сторону кухни, залитой ярким светом. — Девочки уже поели. Ты ведь голоден, да? Поешь со мной. Сынгиль посмотрел на Пхичита, который все еще неподвижно лежал на своем месте. Он боялся оставлять его, но Юко настояла: — Ничего не изменится только оттого, что ты будешь сторожить его. Ему нужен отдых. Тебе — тоже. Поэтому вставай-ка и иди на кухню. Сынгиль услышал в голосе Юко те нотки, с которыми она наверняка уговаривала ужинать своих детей. Это было непривычно, потому что он уже не помнил голос собственной матери, и каким он был в такие моменты. Может, таким же? Улыбка Юко и теплый запах еды покорили его, и он встал с дивана. После ужина Сынгиль хотел тут же вернуться в комнату, но побоялся, что это будет выглядеть некрасиво по отношению к заботе Юко, поэтому остался на месте и нетерпеливо наблюдал за тем, как она складывает остатки еды в холодильник. — Я рада, что ты дал Пхичиту шанс, — сказала Юко. Сынгиль хмыкнул: — Какое это имеет значение сейчас, когда я все равно ничего не смог для него сделать? — Думаю, ты смог сделать для него намного больше, чем можешь себе представить. Сынгиль хотел что-то возразить, но его перебил шум, донесшийся из гостиной. Сынгиль кинул быстрый встревоженный взгляд на Юко, их глаза встретились, и они оба кинулись к дивану, на котором лежал Пхичит. Сразу стало понятно, что он полностью пришел в себя. Огромный камень в сию же минуту упал с плеч Сынгиля. Он схватился за руку Пхичита и заглянул в его бледное лицо. — Пхичит! Как ты? — Сынгиль весь напружинился, ожидая ответа. Пхичит удивленно моргнул, осмотрел комнату, коснулся груди и поморщился. — Как будто второй раз из могилы выбрался… — Пхичит слегка оттянул бинты, чтобы хоть одним глазком увидеть рану, но перевязка была слишком туго наложена. Он осмотрел диван, пытаясь припомнить, где уже видел подобную обстановку. — Где это мы? — У Юко. — Ты вытащила пулю? — Пхичиту было сложно разворачиваться, поэтому он не мог взглянуть на Юко, что стояла позади него. Она подошла ближе и присела рядом с Сынгилем. — Да, — кивнула Юко. Пхичит ощутил кое-что необычное — жажду, — и сказал ей об этом. — Я принесу воды, — тут же подскочила она и исчезла за дверью. — Все… все хорошо? Точно? — Сынгиль не знал, что он должен был делать, как помочь Пхичиту. Он просто крепко сжал его руку и боялся отпускать. — Ну… Я все еще жив. Значит, все не так уж и плохо. Юра, он… — Мы не знаем, где он. И что только на него нашло, черт! — при мыслях о Юрии, в Сынгиле бурлила злость. — Лучше ему не попадаться мне на глаза!.. Пхичит попытался улыбнуться. — Он не виноват. — А кто же виноват?! Пхичит опустил грустный взгляд на ковер. Задумался. Он вспомнил слова, которые Юра говорил ему перед тем, как выстрелить. Юра вовсе не желал его смерти. Он не был плохим человеком, способным на неоправданное убийство. Он был лишь потерянной душой, что не в силах справиться с потерей. Пхичит сам никогда никого не терял. Он очень скучал по Юри, когда жил в больнице, но даже не смел представить, что пришлось пережить самому Юри, потеряв и Пхичита, и Виктора. Как больно это — видеть смерть того, кого любишь? — Я чувствую вину, — сказал Пхичит. — Она давит, и мне, когда я стоял и смотрел на пистолет в руках Юры, подумалось, что я заслуживаю это. Сынгиль дернулся — хотел возразить, — но Пхичит остановил его жестом и продолжил: — Но потом я подумал, что каждый имеет право на второй шанс. Я ошибся, подставив угрозе своих друзей, тебя и… Отабека. Когда он защищал меня от Николая, он лучше всего понимал, как мне нужна эта вторая возможность жить. Очень жаль, что у меня нет возможности поблагодарить его за это, — Пхичит немного помолчал, словно желая почтить память этого человека. Потом взглянул в глаза Сынгиля и продолжил: — Я не хочу умирать. Как бы мне не было жаль, я не хочу умирать. Потому что я так и не получил от этой жизни ничего из того, о чем мечтал. И я хочу получить это. Сейчас. — О чем? — черные угольки глаз Сынгиля были наполнены сочувствием, тоской, готовностью на все. — О чем ты мечтаешь? Я могу помочь тебе исполнить эти мечты? Пхичит улыбнулся еще шире, потом склонился вперед, обхватил ладонью затылок Сынгиля и осторожно прикоснулся губами к его губам. — Да…***
Виктор уложил Юри на кровать в его комнате, накрыл легким пледом и устало плюхнулся рядом. Силы исчерпались. Виктор чувствовал себя настолько изможденным, что мог бы, наверно, потерять сознание в любую минуту. Он немного посидел в спокойствии, и маленькая крупица сил неохотно вернулась к нему. Он опустил взгляд на руки — кожу на одной из них щипало. Ах да — царапины. Виктор провел рукой по тыльной стороне ладони, присмотрелся: на коже действительно виднелись отметины, но они не выглядели свежими. Они покрылись корочкой и, казалось, почти полностью зажили. Так не могло быть, прошло не больше двадцати минут. Царапины должны были быть свежими. Виктор быстро стянул с себя пальто, затем футболку и направился к зеркалу. В отражении был почти привычный облик, с разницей лишь в несколько деталей — шрамы. Все те раны, что он получил до, во время или после смерти, стали либо едва заметны, либо полностью исчезли. Он коснулся кончиками пальцев в том месте на животе, где раньше была черная дыра от пули. Это было «добро пожаловать» от Юрочки, когда Виктор впервые за четыре года встретился с ним и с Юри на Старом кладбище. Теперь от этой черной, глубокой дыры остался лишь маленький светлый кружочек. Ощупав шею сзади, Виктор понял, что с «нейротриптилиновой дыркой» случилось то же самое. Его тело не просто оживало. Оно восстанавливалось. Очень быстро и стремительно и, кажется, не собиралось останавливаться, судя по тому, как быстро зарубцевались царапины на его руках. Виктор вдруг вспомнил о письме, которое начал читать, но не успел закончить. Его очень удивило начало, и он был в полном недоумении оттого, что значили слова Якова. Узнать это он сможет только если прочтет письмо полностью, поэтому он вернулся в комнату и, достав из кармана скомканные в кучу листки, распрямил их и начал читать с самого начала, вдумываясь в каждое написанное слово. Вот о чем говорилось дальше: «Буду надеяться, что это письмо ты получишь раньше, чем случится что-то непоправимое… Поверить в то, о чем пойдет речь дальше, будет сложно, но вся эта информация, которую я раздобыл, не может быть оспорена. В попытке отыскать способ вернуть тебя в Норфолк, я решился разузнать как можно больше о твоем опекуне. Признаю, тогда я думал лишь о себе, но сейчас… Сейчас же я слишком потрясен, взволнован, чтобы искать в этом хоть какую-то корысть для себя самого. Не думаю, что это уже имеет значение, поэтому я вовсе не стану уговаривать тебя вернуться в Норфолк и еще что в этом духе. Просто прочитай это письмо внимательно и попытайся поверить тому, что в нем сказано…» Виктор продолжал читать письмо, но то, что в нем говорилось, никак не могло показаться ему правдой. Сначала это был рассказ Якова о его работе в лаборатории, о каком-то секретном исследовании, о… Тошия и Хироко Кацуки — родителях Юри, которые так же оказались, по словам Якова, замешаны в этих исследованиях. Чем дальше Виктор читал, тем меньше понимал, о чем же речь. Все сказанное больше напоминало выдумку. Лаборатория, крысы, вирус. Более того, нить повествования петляла, словно Яков все никак не решался сказать напрямую, так, как есть. «Самое смешное, что это была лишь случайность. Если бы беременность Хироко прошла без осложнений, если бы… Юри родился нормальным, здоровым мальчиком, то… все могло бы сложиться совершенно иначе». Виктор отложил листок письма на стол. В голове отчетливо гудело. Ему понадобилось десять минут, чтобы перевести дух, потому что, кажется, он наконец-то понял, о чем идет речь, и это ужаснуло его. «Хироко и Тошия допустили ошибку. Они были слишком ослеплены желанием спасти своего ребенка и поступили очень необдуманно — с самого начала и до того момента, как сбежали в Роартон. Думаю, ты уже обо всем догадался, — сообщил неровный, с сильным нажимом, почерк. — Юри оказался носителем вируса. Почему вирус не проявил себя раньше, я не понимаю, но я точно знаю, что пробудило его сильнее всего — потеря двух близких людей. Из-за стресса вирус «проснулся» и привел к Восстанию. Я написал тебе все это, потому что повторение Восстания не в моих интересах. Если не позаботиться о Юри, не оградить его от сильных скачков негативных эмоций, вероятность, что одним Восстанием все ограничивается, очень мала. Ты тот, кто ближе всего к нему. Только ты можешь хоть как-то повлиять на это. А даже если и нет… Ладно, теперь о том, что, собственно, и стало главной причиной, по которой я написал тебе. Ты можешь помочь мне, Виктор. Добровольно. Мне необходим образец крови Юри. Добудь ее для меня и тогда никто не пострадает. Я обещаю, что больше никаким образом не вмешаюсь в его и твою жизни. Если ты, конечно, согласишься. Если нет… Мне придется достать ее любым другим способом. Ты ведь не хочешь этого, верно? Это вовсе не угрозы, просто ты должен понять — это очень важно для науки, для всего мира. Когда все будет готово, свяжись со мной или Джеймсом по этим номерам…» Дальше было указано два номера, и на этом письмо кончалось. Виктор замер над прочитанным. Ему понадобилось минут десять, чтобы выйти из оцепенения. Он не верил тому, что было написано. Он не верил, но Яков, его голос, рождающийся в голове при чтении корявых строчек, был слишком убедительным. Самое ужасное было то, что Якову незачем было врать о Юри. Не такое. Может он и мог наплести что-то, что помогло бы заманить Виктора в Норфолк на эксперименты, но в письме же он явно выражает интерес лишь к Юри и его крови. Это слишком. Виктор вскочил с места, заметался по комнате. «Это ложь! Просто ложь, конечно! Все просто — Яков придумал это, чтобы начать шантажировать меня, или же на старости лет попросту сбрендил. Вообще с катушек съехал! Это ложь! Это ложь! — повторял про себя Виктор, обхватив ладонями голову. Он закашлялся и почувствовал головокружение. Слабость в теле нарастала. Он сел обратно на край кровати, поближе к Юри, просто потому что больше не было сил стоять. Юри тихо спал. На лице — ангельское спокойствие. Щеки едва заметно розовеют от румянца, дыхание тихое и ровное. Виктор протянул к нему руку и осторожно, почти невесомо, коснулся щеки. Он погладил ее, смахнул с нее несколько прядей волос. Юри не шелохнулся. В воздухе Виктор мог учуять тяжелый запах, которому он не мог дать описание, разве то, что он был приятен. Этот аромат нависал над ним, отвлекал, раздражал и успокаивал одновременно. Это был запах смерти и жизни в одинаковых долях. Запах вируса?.. Теперь Виктор подметил, что запах этот не исчезал никогда полностью. Он едва ощущался в одно время, а в другое, как сейчас, достигал пика своей насыщенности. И Виктор стал догадываться, какая взаимосвязь во всем этом. В один момент стало невыносимо больно на душе. Так отчаянно жаль Юри. Если это правда, если все из письма правда… Виктор не мог вынести тоску и вину, что захлестнули его. Потом все это сменила злость, потом отчаянье. Потом он просто перегорел и с час без единой мысли в голове и эмоции не отрываясь наблюдал за тем, как Юри тихо спит. «Даже если это правда, то я защищу тебя от нее. Я защищу тебя…» Начинало темнеть, но Виктору вновь приспичило перечитать письмо. В сумерках комнаты строчки стали совсем неразборчивыми, но включить свет Виктор не мог. Он несколько раз перечитал последний абзац. Кровь. Кровь Юри могла бы помочь вылечить ПЖЧ. Скорее всего, так и происходит с ним и с Пхичитом, ведь они постоянно были с Юри. С Виктором Юри был более чем близок. Вирус, несомненно, повлиял на их тела, он изменил их, продолжал менять… Но безопасно ли это для Юри? Что этот вирус делает с ним самим? Нет ли угрозы его жизни? Виктор понял, что на эти вопросы он сможет получить ответ, только если Яков Фельцман получит то, что просит. В своей комнате Виктор взял сумку. В ней еще остались самые обычные одноразовые шприцы, какими он вводил себе бадяжный нейротриптилин из Армии Нежити. Сунув письмо в карман пальто, и захватив с собой один из шприцов, Виктор вернулся к постели. Он снял колпачок и, уже сжимая в руке тонкое запястье Юри, остановился. Правильно ли это? Это обман. Но это могло спасти его, если была угроза. Виктор осторожно погрузил шприц, но замер, едва его кончик скрылся в нежной светлой коже. «Нет, я не могу. Не могу так поступать с Юри…» Он вынул шприц, так и не взяв ни капли крови, и выбросил в мусор. Он злился на себя, хотя даже не мог точно сказать, почему именно. Он точно знал, что не хочет этого делать, потому что это ужасно, отвратительно, и это причиняет Юри боль. Он не мог так поступить с тем, кого любит сильнее всего живого и мертвого в этом мире. Виктор почувствовал, как его пульс учащается. Стало не то чтобы жарко, но ощущение было такое, будто его тело пылает. Он стянул с себя пальто и спустился вниз повесить его на вешалку. Прислонив руку к груди, он прислушался. Казалось, что сердце стало быстрее колотиться. Может, он просто нервничал, может что-то в его теле вновь изменилось. Но от этого лучше ему точно не стало. Силы с каждой секундой покидали его. Ему казалось, что он застрял под водой и использовал последние капли кислорода…***
Юри пошевелился, но под собой он не ощутил привычной мягкости кровати. Можно сказать, что он вообще ничего не ощущал, даже свое тело. Он открыл глаза, и впереди все было темным. Сплошной сгусток темноты, навалившийся на него сверху. Ни потолка, ни неба, ни-че-го. Он протянул руку вперед, и темнота черной дымкой скользнула между его пальцев. Как туман, окрашенный чернилами. Живой туман. Его частички, как пыльца или пыль, трепетали, играли, соприкасаясь с кожей. Такого в реальности не встретишь. «Это сон?» — подумал Юри и попытался приподняться. Вышло это не без труда — тела он не ощущал. Что-то под ним зашевелилось, завилось. Из черного тумана один за другим стали показываться розовые головки — бутоны. Они быстро росли и раскрывались, превращались в крупные малиновые цветы с ворсистыми кожистыми лепестками, почти такими же, какие были у стапелии. Они росли, заполоняли все вокруг и под ним, превращаясь в плотный пышный живой ковер. Они, почти что живые существа, обернули к нему свои головы, потянулись к его телу. Сонма цветов, к которым он испытывал страх, любовь, восхищение и удивление. Цветы… Ему раньше снились похожие цветы, но сейчас все было по-другому. Он чувствовал это в атмосфере, и страх наполнил его. В левой руке Юри нарастало резко выделяющееся чувство, которое было словно чужеродным в этом сне — жжение. Взглянув на руку, Юри увидел на сгибе локтя маленькую дырочку. Из нее что-то пробивалось. Росло. Когда показался маленький отросток, Юри понял, что это такой же цветок. Он вился змейкой, быстро тянулся из раны, становился все больше и больше. Он обвил руку и сжал ее так же крепко, как крепко в конце лета лоза дикого винограда оплетает забор Старого кладбища. Это пугало. Хоть это и был всего-лишь сон, Юри не желал такого паразита в своем теле. Юри дернул за веточку, попытался оторвать ее от себя, ослабить ее хищную хватку, но она была слишком упрямой, сильной. Чем старательнее он пытался освободиться от странного паразита, тем больше разрастался этот цветок, и тем больше это приводило в ужас. В панике Юри с силой дернул за стебель, и ему удалось разорвать его. Это ничего ровным счетом не дало, потому что из раны полезло еще два отростка. Кожа руки посинела и покрылась венами. Венами — на первый взгляд. Синеватые ниточки под его кожей были словно усеяны колючками. Это стало очевидно, когда маленькие шипы пронзили кожу по всей длине цветочного стебля. Из ран текла густая черная кровь. Кожа вокруг разрывов потемнела и покрылась черной сеточкой капилляров. От страха и боли Юри хотелось плакать. Он не знал, чего боялся больше — быть убитым этим растением или попросту стать этим растением, потому что у него было чувство, будто они с этим паразитом — одно целое. Сил становилось все меньше. Желание бороться — утихало. От обречения ему хотелось просто свернуться клубочком и исчезнуть. Утонуть в огромном поле малиновых цветов. Прорости, как и они, корнями в землю, чтобы получить хоть немного сил, или задохнуться от шипастых стебельков, что прорастали из его легких. Юри проснулся от ощущения остывших слез на своих щеках. Все еще чувствуя в затылок дыхание кошмара, он кинулся к руке и начал расчесывать кожу на сгибе локтя. Он пришел в себя, когда почувствовал боль от царапин и заметил кровь под своими ногтями. Какое-то время ему понадобилось, чтобы успокоить дыхание и уверить себя, что кошмар позади, а с его телом все в порядке. Почувствовав, что от жажды его язык словно ссохся, он отодрал свое одеревеневшее тело от постели и побрел в ванную. Сон совершенно не избавил его от усталости, наоборот — теперь он был полностью уничтожен. У раковины, собрав в сложенные чашей ладони воду, Юри наконец-то утолил жажду и освежил вспотевшее лицо. Смыл белесые разводы от слез. Благодаря прохладной воде мысли обрели трезвость, и он решил внимательней рассмотреть кожу на руке. Среди царапин от ногтей виднелась маленькая красненькая точечка. Едва ли это укус насекомого, но отчего же тогда эта ранка? <i>«Похоже на след от иглы». Юри казалось, что он все еще бредит. Голова заныла от боли. Ему срочно нужно обезболивающее. Он открыл шкафчик и порылся среди лекарств. В руки попала баночка «Золофта», она оказалась пуста. «Уверен, что она была почти что полной. Кто ее брал?» Догадка тут же озарила его. Юра. Только у Юры была привычка копаться в лекарствах без спросу. «Юра…» — постепенно вместе с хорошо знакомым образом светловолосого подростка в воспоминаниях начала восстанавливаться цепочка всех происшедших событий. Юри охнул, и зажал рот рукой: «Пхичит!». В груди заметалось беспокойство. Юри выронил баночку с лекарством и, забыв обо всем, бросился вниз по лестнице. Он не знал, куда бежал, но ему необходимо было узнать, что стряслось с Пхичитом и Юрой! «Жив ли Пхичит? Он был ранен. О, боже, хоть бы он был жив!» Показался Виктор. Задыхаясь, Юри бежал к нему навстречу по ступенькам, бессвязно что-то бормоча, даже сам не понимая, что. Нога поскользнулась на ступени, и он бы покатился вперед, если бы Виктор вовремя не подхватил его. — Солнце, успокойся! — Виктор крепко обнял его. — Ну, тише. Все хорошо. — Пхичит! Что… что с ним?! — Юри едва держался, чтобы не расплакаться. Виктор успокаивающе пригладил его волосы. — Сынгиль звонил мне. Пхичит пришел в себя. Ему ничто не угрожает. Он не умрет, слышишь? Прошу, не переживай так сильно, — Виктор волновался. Боялся, что произойдет что-то страшное. Что-то, что пророчил в своем письме Яков. Юри притих, а потом настойчиво, даже с вызовом, заглянул Виктору в глаза: — А Юра? — Виктор промолчал на это. — Ты не знаешь где он, — это не было вопросом. — Я должен его найти! — Юри рывком развернулся к выходу, но Виктор крепко ухватил его за руку. — Не ходи никуда, прошу! Это безумие! Ты даже не знаешь, где он… Юри простонал от боли, и Виктора словно ударили током. Он понял, что ухватил Юри за место укола. Он осторожно разжал пальцы и поразился тому, как было расцарапана кожа. — Не так уж и много мест, где бы он мог быть, — кажется, Юри был слишком увлечен беспокойством о друге, чтобы обратить внимание на боль в руке. — Я должен найти его, Виктор! Виктор колебался. Силой Юри больше не удержишь. Надеясь, что это как-то остановит Юри, он взял его руку в свои ладони и, поднеся к губам, коснулся поцелуем холодных костяшек. — Не могу отпустить тебя… Давай я пойду. Я найду Юрия, обещаю. Но и это не останавливало Юри. Взгляд его был неумолим и тверд, как никогда прежде. — Прости, это должен сделать я. Я его друг, Виктор. Я в ответе за него, больше, чем ты можешь себе представить. Если не я — то никто. Прости… Юри попятился назад, настойчиво вытягивая из пальцев Виктора руку, которую тот сжал так крепко, что требовались усилия, чтобы освободить ее наконец-то. В глазах Виктора во всем его лице читалось отрицание, одиночество и боль. Он покачал головой, открыл рот, желая сказать что-то еще, но не нашлось ни одного слова, которое было бы достаточно убедительным, чтобы остановить Юри или хотя бы посеять в нем сомнение. Он освободил руку, щелкнул дверной ручкой, ступил на порог. Вместе с пальцами Юри Виктору казалось, что из его ладоней словно песок просачивается все самое драгоценное в его жизни. — Я вернусь. Совсем скоро вернусь. Просто подожди меня, — дверь за Юри захлопнулась, и этот звук оказался таким громким, разносясь по всему дому. Виктор все еще не верил, что позволил себе это — отпустить Юри одного! Он бы бросился вперед, он бы догнал и отправился следом, но… Но ему казалось, что с каждой секундой сил в его теле все меньше и меньше. Он слабел, будто чего-то не хватало, чего-то очень необходимого становилось все меньше и меньше. Голова, такая тяжелая, словно в ней тонны ненужного хлама. Это состояние началось еще утром, а теперь оно достигло своего пика. Из глаз точно сыпались мелкие блестящие осколки. Все мелькало и рябило, как на старой видеопленке. Колени дрожали и подгибались. Где-то на уровне сердца, глубоко-глубоко, словно уже и не в нем, а где-то намного дальше, что-то скребло. Что-то сжималось. Это не были толчки сердца, это было новое, другое чувство. И Виктор не мог понять, что с ним происходит на этот раз. Воздух был тяжелым, как будто наполнен удушающим выхлопным газом и нещадно обжигал слизистую его носа, хотя он даже не пытался его вдохнуть. Грудную клетку сдавило. Ребра точно капкан зажали внутренности. Шатаясь, как подстреленный, хватаясь пальцами за стены, Виктор побрел на кухню. Склонившись над раковиной, он закашлялся. Что-то мешало, давило, но все никак не хотело покидать его. Он даже подумал, что вот-вот умрет. В какой-то миг он понял, что задыхается — легкие сжимались, кашель душил, но Виктор не мог вдохнуть воздух. Он отчаянно хватал его ртом, но ни частицы кислорода не могла попасть в его легкие. Он вновь прерывисто закашлялся, да с такой силой, что, казалось, его вот-вот вывернет наизнанку. По телу пробежала холодная дрожь. Маленькие леденящие иголочки пронзили каждый миллиметр кожи. Тяжесть переросла в убийственную боль, но вместе с тем Виктор почувствовал привкус облегчения. Липкий комок, застрявший в горле, наконец-то сдвинулся с места, и, когда Виктор согнулся над раковиной, изо рта потекла черная как нефть жидкость. Вязкая, она выплеснулась из него, освобождая трахею. С каждым разом ее становилось все меньше и меньше и вот, после очередного приступа кашля, Виктор инстинктивно схватил воздух ртом, и тот прошел по нему и наполнил легкие. Уже спустя минуту Виктор почувствовал себя гораздо лучше — глоток кислорода вернул его к жизни, мысли обрели ясность, боль отступала, вместе с ней и холод. Виктор включил воду и сполоснул лицо. Он был так напуган. Мог поклясться, что это конец для него. Оказалось, что ему все это время не хватало кислорода, потребность в котором у оживающего организма, наконец- то, возникла. Всего лишь глоток свежего воздуха в ожившие легкие…***
Когда потрясение и дурнота отступили, Виктор вспомнил о письме. Ему захотелось вновь перечитать его, переосмыслить все сказанное и принять решение — что делать дальше. Что делать с Юри? Виктор попытался припомнить, где же его оставил. Он зашел в коридор подошел к вешалке, на ней висело пальто. Не его. На вешалке было лишь пальто Юри, а сам Юри, наверно, случайно схватил пальто Виктора. И, вместе с ним — письмо, которое ни за что не должно было попасть в его руки…***
Юри мчался по улице так быстро, как только мог. Хоть он и убедил Виктора, что найти Юру будет не так уж и сложно, это оказалось совсем нелегко. На самом деле Юра мог быть где угодно. В его состоянии он мог пойти даже туда, где раньше ни за что не оказался бы по собственной воле. Одно из подобных мест… «Кладбище?» — Юри остановился, чтобы отдышаться. Он обдумывал эту вероятность, мысленно прикидывая сколько ему нужно времени, чтобы туда добраться. — Может ли Юра быть на кладбище? Если он действительно хотел Второго Восстания, то, скорее всего туда и пойдет, да?». В лицо Юри подул сырой ветер, и Юри почувствовал холод намного отчетливее, чем обычно. Только теперь он заметил что на нем пальто Виктора, которое было не таким теплым, как его. Серая ткань была приятной на ощупь, но слишком легкой для середины осени. Юри поежился и сунул заледеневшие руки в карманы, чтобы хоть как-то согреть их. Он пошел вперед, но остановился, когда почувствовал что-то в одном из карманов. Какая-то бумага? Достав это, Юри понял — письмо. Странно, Виктор не показывал его раньше. В голове всплыло воспоминание: — Что это? — Реклама наверно какая-то… Юри вздохнул, подумав, что на это нет времени и, скомкав, сунул бумагу обратно в карман. Он ускорила шаг, направляясь в сторону Нового кладбища. Однако беспокойство охватывало его все больше, а любопытство буквально зудело под кожей. — Не похоже на рекламу, — шепнул сам себе и все же остановился. Несколько секунд он пялился на свои ботинки, и сжимал письмо в руке так сильно, словно мог прочитать его кожей ладони. Он чувствовал это едкое, заразительное, словно вирус, чувство обмана или, по крайней мере, сокрытия правды. Прочитать письмо сейчас означало бы, что он не верит Виктору, но он бы не стал подвергать его слова сомнению, если бы не чутье, которое редко обманывало. Юри достал письмо, разровнял скомканные места пальцами и развернул листы так, что начало текста оказалось перед его глазами. Он читал и чем дольше, тем больше неровный почерк прыгал, извивался, содрогался перед его глазами. Голос рассказчика, который он никогда не слышал, и который его воображение вырисовывало как ему по душе, нес абсолютный, нелепый, просто убийственный, как думал Юри, бред. — Это неправда… — Юри не мог поверить тому, что написано в письме. Нет. Это точно какая-то злая шутка! Как такое возможно, ведь он был нормальный! — Я… я совершенно обычный. Я — просто я… Ты бесишь меня. Что-то в тебе не так. Ты не такой как все. Но я не могу понять, в чем твоя проблема, — вспомнились слова Криса. — Я… — Юри посмотрел на свою руку, Понимаешь? Твои прикосновения делают меня живее… К тому же… ты так чудесно пахнешь… — воспоминания буквально резали на части. — Это… неправда… — он удержался, чтобы не упасть коленями на дорогу, но, наверно, было бы лучше, если бы упал. Может, тогда бы твердость и холод асфальта разбудили бы его, вернули в реальность. Дома, деревья и небо над головой почернели, потемнели и исчезли. Все исчезло, осталась лишь страшная правда, высеченная на зеницах его глаз неровным, торопливым почерком неизвестного ему человека.***
...Юра! Юра», — голос теплый, знакомый звал его. Юра все еще был в полусне, когда под ним с ощутимой силой что-то вздрогнуло. Этот толчок, наконец-то, вернул его в сознание. Что произошло? Что это за место? Перед глазами темно. Ни черта не видно. Пелена из тьмы кружила голову, и он подумал — ну вот и все, видно, подох. Грохнулся да подох. Или ослеп. Или… Стоило ему несколько раз моргнуть, заглядывая в алчные глазищи темноты, как вдруг заметил какие-то точки. Маленькие отблески, напоминающие рассыпанные по темно-синей ткани золотистые и серебристые бисеринки. Звезды. Теперь Юра понял, что лежит на земле и смотрит в темное небо, на котором невозмутимо сияли звезды, чуждые к тому, что происходит под ними. А что происходит под ними? Что произошло с ним? Он немного вспомнил, как бежал куда-то. Бежал и бежал, и бежал. Через лес парк, по улице центральной мимо магазинчика, где обычно покупал бухло, мимо легиона… он бежал и боялся оглядываться, хотя точно знал, что никто кроме его собственного страха и вины не станет его преследовать. Пхичит… что же произошло с ним? Юра не мог вспомнить, как и куда стрелял. Ранил ли он Пхичита, Попал ли он в Пхичита вообще? Может, там вовсе и не Пхичит был, а бедолага какой-то, которого Юра за него принял? У него были галлюцинации, и он не доверял себе. Ни своим глазам, ни слуху, ни чувствам времени и пространства. Его тело и ум стали его же врагами, и он лежал на земле и то и дело задавался всяческими вопросами. Что произошло, как и что с этим делать дальше. Еще немного покопавшись в своей голове, он вспомнил Юри, а точнее его голос. Он был таким громким, что эхом разносился по всему лесу, и он все еще болезненным отзвуком терзал душу Плисецкого. Юра перевернулся на бок и, сжавшись в клубочек, обхватил свои колени и зажмурился. По щекам потекли слезы. «Я причинил Юри боль. Я причинил боль самому дорогому мне человеку, что у меня остался». Юре хотелось плакать и больше того — хотелось умереть. Он не знал, что делать дальше и куда стоит идти. Сейчас он, как собака, лежит весь грязный на холодной земле прямо посреди кладбища. «Погодите…» — Юра резко вскочил на ноги и оглядел место вокруг себя. Черт, он действительно прибежал на кладбище, ну просто слов нет! «Совсем головой поехал. Двинулся!» — он зябко поежился — вся спина и в особенности джинсы на заднице промокли. Ткань неприятно терлась о кожу, что покрылась мурашками. Он вздохнул — с облегчением — кладбище было пустым. Никого. Ни людей, ни зомби, ни других чудовищ или инопланетян. Так пусто и тихо, как и должно быть в подобном месте среди ночи. «Значит, это все фигня?.. — внутри шевельнулось разочарование. — Все было зря. Конечно! Я был не в своем уме. Одержим. Не понимал, что делал. А сейчас? Понимаю ли я, что творю сейчас? И что мне делать дальше? Бежать из города? Вымаливать прощения у Юри? Я не смогу смотреть ему в глаза. Он и другие ненавидят меня, и правильно. Я тоже ненавижу себя…» — Юра неловко переступил с ноги на ногу и обернулся, обратил внимание на крест — большой, белый, как снег. На табличке знакомое имя. Юра закусил губу, искусал ее, пытаясь сдержать слезы, и прошептал: - Прости меня. Я не оправдал твоих надежд. Я не стал тем, кого ты бы любил без сожаления. Я никем не стал. Я остался тем трусливым ребенком, каким всегда и был, — Юра повысил голос и закричал так громко, как только мог: — Отвратительным, трусливым ре... Внезапно что-то вздрогнуло. Все… земля. Юра замолк и замер. Лишь облачко пара вылетело из его рта. Он прислушался и внимательно посмотрел на крест. Тот под его пристальным взглядом еще раз вздрогнул — едва заметно. — Еб твою… — тихо выругался Юра и отшатнулся от могилы. Он оглянулся — в темноте сложно было рассмотреть что-либо, но белые кресты выглядели на удивление отчетливо. Они едва заметно подрагивали. То тут, то там земля так же тихо дрожала и шла волнами. Слышалась какая-то возня, скрип дерева и треск ткани. Чье-то пыхтение и чавканье. Чей-то тихий рык. Юра, с осторожностью ступая по земле, вернулся к могиле, у которой очнулся. В темноте что-то блестело. О, да! Как хорошо, что он не потерял револьвер. Конечно, против армии зомби это не оружие, но хоть что-то. Юра сунул револьвер за пояс и заметил, что еще у него там, оказывается, был и электрошокер. Он даже не помнил, зачем потащил его с собой, только помнил, что Юко дала его в день, когда Пхичит поселился у Юри. Юра прикрыл оружие краем футболки, покрепче застегнул курточку, чтобы согреться, и посмотрел на могилу Отабека. Прислушался — тихо. «Стоит ли ждать, пока он выберется? Нет-нет, сумасшедший я что ли?! Я не могу стоять и ждать, пока он выберется, потому что меня сожрут такими темпами те, кто шустрее будет! — Юра сделал шаг от могилы и замер в нерешительности. — Но я не могу уйти. Кто знает, что произойдет дальше? Если его кто-то убьет? Если он кого-то убьет?» От этих мыслей внутри все переворачивалось. Юра нервно топтался на месте, быстро дыша в ладони сложенные вокруг носа и рта. Он пытался успокоиться, чтобы мыслить трезво и быстро что-то придумать. Какой-нибудь план, просто выход, но ничего не получалось, и он понял, что просто теряет время. Послышался шорох, странный голос. Юра обернулся и взглянул на соседнюю могилу. Из горки земли показались чьи-то пальцы. Зомби копал себе выход, откидывая землю в разные стороны. Юра не мог отвести глаз. Он знал, что это очень странное и жуткое зрелище, но мог судить об этом лишь по рассказам очевидцев. Сам он видел подобное лишь в кошмарах, но там все оказалось далеко от реальности. Во снах и фильмах зомби выпрыгивали из могил, как черти, и резво бросались к своей цели, но сейчас Юра наблюдал сцену совершенно другого рода. Зомби напоминал какого-то жука, который усердно рыл себе ход на волю. Отчего-то Юре стало жаль этих монстров — они не понимают, что с ними происходит, они вынуждены карабкаться сквозь это непонимание, повинуясь голоду и инстинктам. Так же, как и люди, они лишь часть мира, в котором каждый выживает, как может. Страх вернулся к Юре, когда зомби стало отчетливо видно. Он выглядел отвратительно, мерзко, как и все зомби, с этим уж Юра поспорить не мог. Вся жалость к существу мгновенно испарилась. Юра положил руку на револьвер, но не достал. Пока лучше не тратить патроны. Юра открыл барабан и посчитал количество патронов, вложенных в каморы. Револьвер он зарядил полностью, когда украл из шкафчика Юри. Модель эта заряжается стандартно — всего на шесть патронов. Один из них прилетел Пхичиту. Осталось пять. «Нужно сматываться… Я не могу ждать. Придумаю что-то потом, когда выберусь отсюда. Я обязательно что-то придумаю!» — Юра рванул с места. Ему было невероятно страшно. Он чувствовал себя ребенком в комнате страха. Он словно попал в один из своих кошмаров. Нет, один из его кошмаров попал в реальность. Рядом послышался рев, и к нему кинулся другой зомби. Как только успел так быстро и бесшумно подобраться? Юра нацелился на него и собрался выстрелить, но помедлил для того чтобы присмотреться. В темноте он не мог разобрать лица этого чудища. Возможно, узнать, кем был этот страдалец, даже и при свете не удалось бы. Юра медлил, боясь, что это может быть кто-то, кого бы он не хотел убивать. Юра одернул себя: «Черт, это просто зомби!» — он снова нацелился, но тут же вновь опустил руки. — «Да, но Отабек тоже может стать вот таким. Их можно вылечить». Чтобы задержать чудовище, Юра оттолкнул его ударом ноги в живот. Тот недовольно зарычал и повалился на землю. Внезапно в руке Юра ощутил огненную боль. Он закричал и машинально выстрелил в голову зомби, который воспользовался моментом, подобрался поближе и умудрился укусить его. — Сволочь… — Юра, осмотрев на бледном лбу идеальную, словно вычерченную циркулем, дырку, убедился, что зомби мертв и посмотрел на собственную рану — довольно глубокая, началось сильное кровотечение. Он как мог зажал укус и, морщась от боли, забился между двумя крестами. Юра прижался к одному из них, пытаясь скрыться за ним, как за щитом. Когда это их стало так много? Запах крови мгновенно привлек их внимание. Они окружили его со всех сторон, и теперь он был в ловушке. «Мда… Неужели я растерял все свои навыки с момента первого Восстания? Почему я, блядь, так туплю? Как я мог позволить этой суке надкусить себя? Соберись! Сделай хоть что-то, идиот!» Зомби шли к нему, хоть и достаточно медленно, но с упорством голодного зверя. Было бесполезно стрелять, шокер — просто мусор, а в рукопашную да еще и раненный он едва ли справится. Он боялся смотреть им в лица — все они казались знакомыми. И, правда же — практически каждого из этих мертвецов он мог знать лично. Это мог быть его сосед, продавщица из магазина, бывший товарищ из ОД, а, может, и одноклассник?.. В небольшом городке все знали друг друга. Он знал всех этих людей. Был ли среди них и Отабек? «Если он действительно там… Я не должен навредить ему. И не должен позволить еще кому-то навредить. Но я не вижу его», — Юра окинул взглядом эту голодную толпу. Запах его крови расшевелил их, они резвее подбирались к его ненадежному укрытию. Юра попытался прикинуть, сколько всего тут трупов. Сколько было захоронено людей с момента Первого Восстания? Сто? Сто пятьдесят? Больше? Сколько бывших роартонцов хотят сейчас поживиться его плотью? «Не хочу сидеть тут и ждать, пока они доберутся до меня. Надо сваливать…» — он схватился за ближайший крест обеими руками и попытался выкорчевать его из земли, но ничего не вышло. Сил для этого не хватало, только кровотечение усилилось. Рука оледенела от боли. Тогда Юра стал долбить по кресту ногой. Тех зомби, что подбирались на опасное расстояние, он отталкивал ногой или оглушал тяжелой рукоятью револьвера. Ему удалось отколоть от креста небольшой брусок. Взвесив брусок в руке, Юра решил, что ним можно оглушить нескольких зомбаков и немного расчистить дорогу к выходу. Еще одному зомби пришлось пустить пулю — уж слишком быстро он двигался, и вырубить бруском не вышло. — Три, — начал Юра обратный отчет. Столько пуль у него осталось в револьвере. А еще было слишком темно. Единственным источником света тут был свет фонарей недалеко от церкви. «Церковь, точно! Нужно добраться до нее, там можно спрятаться». Расталкивая бруском монстров, Юра кинулся бежать в сторону выхода, к церкви. От потери крови голова закружилась. Он бежал так быстро, как мог, но этого все равно было недостаточно. Какой-то зомби кинулся на него и повалил на землю. Десяток мертвецов нависли над ним, щелкая своими страшными пастями, измазанными в черной слюне. Она капала Юре на лицо, и ему казалось, что это просто кошмар и он просто возьмет и проснется. «Это сон. Скажите, что это сон. Але! Я не умру… я не могу вот так умереть!» — он отчаянно отбивался ногами, руками. Он выпустил последние пули. Брусок потерял — оставил в глазнице одного из мертвецов. И когда надежда оставила его, когда он решил, что все, конец, когда исцарапанные руки почти опустились… мертвецы внезапно застыли. Они замерли, точно по команде, и отвернулись от Юры. Он просто перестал для них существовать. Они повернулись в сторону церкви и открыв рот уставились куда-то. «В чем дело? Что это с ними?»— Юра попытался подняться. Это получилось попытки с третьей. Его укусили, пусть и не сильно, за ногу, и он словно ступал голой ступней по куче иголок. Зомби медленно двинулись в сторону ворот, по прежнему игнорируя Юру. Он осторожно проталкивался между ними в том же направлении. «Куда они идут? Там кто-то есть? Кто?!» Юра оттолкнул с пути еще одного мертвеца и наконец-то увидел… «Ю… Юри?..» Юри стоял у входа, вцепившись пальцами в ограду и пытался отдышаться. Заметив Юру, он сделал шаг вперед и протянул руку. — Юра! — выкрикнул он и побежал вперед. Юра также бросился ему на встречу. Он едва не упал, и Юри вовремя успел подхватить его руками. Он прижал Юру к себе и прошептал: — Не бойся. Все позади. Что бы ты ни сделал, я не стану тебя ненавидеть. И я сделаю все для того, чтобы защитить тебя.