***
Юра вырвался из сна так, как если бы сон был маньяком, а он сам — жертвой, что пытается урвать хоть один последний глоток воздуха перед смертью. Он быстро стащил с себя насквозь мокрую футболку. Она так хрустнула, скорее всего, где-то разошлась по швам. Едва держась на ослабших ногах, он выбежал из спальни и забился в ванную комнату. Не глядя на свое отражение в зеркале, даже закрыв глаза, боясь встретиться с собственным взглядом, Юра открыл шкафчик над раковиной. В руках оказался пузырек с таблетками — лекарство, антидепрессант, который врач прописал Юри для борьбы с паническими атаками. Юра перевернул открытый пузырек горлышком вниз над своей ладонью, и на нее высыпалась большая горсть маленьких белых немного продолговатых таблеток. Много. Почти что полная упаковка. Таблетки подрагивали на его коже в такт его собственной дрожи. Юра задумался лишь на короткий миг, а потом поднес горсть лекарства ко рту и полностью затолкал в себя эту гадость. Горечь растеклась по гортани почти сразу. С трудом запив все это водой из-под крана, Юра пошатнулся и оперся ладонями о бортик ванной. В голове все еще звучал голос из сна. — Хватит, — он отмахнулся от невидимого врага — от жуткого лица зомби, что все еще преследовал его. — Оставь меня. Чувствуя тяжесть в желудке, Юра осторожно забрался в ванную, лег и зажал свои холодные мокрые плечи руками. Слезы заливали все лицо, стекали на тело по шее и груди. Лекарство очень сильное. Кажется, Золофт? Впрочем, это не имело значения. Любой антидепрессант в дозе, что он принял, либо прикончит его, либо сделает его сумашедшим настолько, что это уже не будет его волновать. Именно то, чего он и хотел… Смерть. Может, дед был прав? Может, смерть от пули — самое милосердное, что этот мир мог преподнести Отабеку? Может, смерть от таблеток — это самое милосердное, что Юра мог позволить себе теперь? Может, смерть и есть вообще милосердие? Лечение. Избавление от страданий и кошмаров. Спасение. — Юра… — эхом не перставал звучать голос. — Юра… «Хватит взваливать все на себя. Достаточно уже все держать в себе. Просто плачь, если грустно, больно. Кричи и зови на помощь, если тебе страшно. Я всегда помогу тебе». — Но тебя нет рядом, нет! Ты не поможешь мне, — спорил с воспоминанием в своей голове Юра. — Мне уже ничто не поможет! Картинка перед глазами изменилась. Как если бы это действительно было перед ним, он увидел золотистую осеннюю аллею, почувствовал запах осени, бензина и кожи. Потом чистая опрятная комната с белыми стенами. — А ты? — Что я? — Если бы я был ПЖЧ? Звуки расплывались, кружились по оси, как сломанная карусель. От этих воспоминаний, от голоса, звучащего в голове так четко, как если бы это было наяву, внутри точно вулкан забурлил. Все перевернулось. Он ощутил спазм в желудке и резкую тошноту. Он прижал руки ко рту, надеясь, что его не стошнит, но тело усердно сопротивлялось его решению. К горлу подошел комок. Жижа, на вкус как гнилой грейпфрут, поднялась по пищеводу вверх, выталкивая прочь содержимое желудка. Юра подскочил, едва не поскользнувшись, наклонился вперед, над стоком, уперся ладонями в белую эмалированную поверхность. Его стошнило. Вместе с желтоватой густой слизью из его желудка вышли и проглоченные таблетки. Не получается. Ничего не получается. Он даже не может покончить с собой! Тошнота немного прошла, но голова все еще кружилась. Перед глазами двоилось. Юра выбрался из ванной, потом открутил кран с водой и сполоснул рот. Сделал несколько глотков холодной немного сладковатой на вкус воды, но горечь во рту все равно отравляла его. Присев на холодный кафель пола, Юра наблюдал за тем, как маленькие белые таблеточки смывает в сток. Вместе с ними исчезла надежда на освобождение.***
Юри проснулся от того, что дышать ему стало сложно, а еще он не чувствовал руки. Когда он открыл глаза, то вспомнил, что вчера они с Виктором так и уснули вдвоем на одном диване. Сейчас Юри лежал на Викторе, уткнувшись носом между его шеей и спинкой дивана. Кожа Виктора была теплой и пахла таким же сладким, с горечью, теплом. Как сахар, тающий на раскаленном кончике ножа. Ладонь пекла, потому что оказалась зажата между подушкой и щекой Виктора, который мирно спал, так, словно это было совершенно привычно. Юри попытался пошевелить рукой. Ему страшно не хотелось разбудить Виктора, но он уже совсем не ощущал кончиков пальцев, а холод онемения расползался до самого локтя. Он внимательно вгляделся в лицо Виктора. Выражение его было спокойным. Он был таким красивым (даже несмотря на то, что волосы его беспорядочно торчали в сотню разных направлений), что дыхание перехватывало от изумления, а сердце в груди беззвучно ликовало. Сложно поверить, что такой человек мог принадлежать Юри. Юри никогда не мог поверить в это до конца, может, это и стало причиной его бесмысленных тревог. Юри попытался чуть продвинуть руку, но после этой попытки Виктор тут же пошевелился. Видимо, сон его все еще был слишком чутким. Он широко зевнул, заскулил, напоминая большого лохматого пса, приоткрыл один глаз. — Проснулся? — промурчал Виктор и чмокнул Юри в нос. — Как спалось? Юри задумался, пытаясь вспомнить размытые картинки — обрывки ночного сна. — В последнее время мне снится один и тот же сон. — Кошмар? — Нет. Наверно. Я не знаю. Мне просто снятся цветы… — Юри прикрыл глаза, чтобы отчетливее вспомнить все детали видения. Картинка в голове была в черно-белой гамме, и лишь красно-малиновые цветы были самыми яркими пятнами на ней. — Они распускаются вокруг меня, так много, так быстро. Огромное-преогромное поле цветов. Я слышу их запах и… Знаешь, на душе становится так спокойно… — Тогда, это хороший сон, — Виктор ласково погладил раскрасневшуюся щеку Юри. Его лицо стало ближе, и в следующую секунду Юри ощутил мягкий поцелуй на своих губах. По коже растеклось покалывание, но на этот раз, не от онемения, а от удовольствия. Послышались шаги, звуки которых почти что полностью скрадывал ковер с длинным ворсом. Юри быстро перекатился через Виктора и вскочил на ноги. Что ж… он не мог судить, насколько странными со стороны кажутся его отношения с Виктором. Вероятно, и Пхичит, и Юра уже были готовы к его выбору, но он все еще не мог побороть смущение. И ему бы не очень хотелось, чтобы Пхичит или Юра видели их вот так вот, лежащими в обнимку на одном диване. Юри обернулся к зеркалу и похлопал себя по щеке, словно пытаясь сбить с нее румянец. Когда он обернулся, то увидел Пхичита. — Доброе утро, — ласково улыбнулся другу Юри, боковым зрением замечая, как Виктор, подобно большому псу, потягивается. — Доброе, — тоже улыбнулся Пхичит. — Ты свободен сейчас? Юри задумался, почесав бровь. — Вроде… как. — Мне нужно встретится с Юко. Не отвезешь меня? — Юко? Ты плохо себя чувствуешь? — Юри и Виктор обменялись взглядами. Видимо, они одновременно заподозрили что-то неладное. — Что-то не так? — настойчиво подхватил Виктор, но Пхичит, словно испуганная улитка, забравшаяся в свою раковину, отступил назад. — Нет-нет. Просто… ммм… она велела. Хотела проверить, как я буду чувствовать себя после приема Голубого забвения. Юри кивнул: — Хорошо. Я отвезу тебя, не переживай. Только соберусь. А… — Юри вспомнил о нейротриптилине и о том, что с момента последней инъекции уже прошло достаточно времени. — Тебе сделать укол? — Пусть уже Юко сделает. Зачем тебе… тратить время? Юри кивнул, подошел к зеркалу и принялся расчесывать спутанные волосы. Пхичит недолго наблюдал за Виктором, а потом спросил: — А Виктору ты уже делал укол? Юри замер и встретившись взглядом с отражением Пхичита, кивнул, надеясь, что его голос не фальшивит: — Конечно. Не могу же я забыть об этом. Юри почувствовал горечь вины. Теперь всем придется лгать. Он не мог больше колоть Виктору нейротриптилин. От того, что раньше поддерживало в нем здравый рассудок, теперь же Никифоров получал лишь приступы боли. «Но Пхичит тоже врет, я чувствую это. Он никогда не умел убедительно врать. Он спрашивает и тем самым выдает свою обеспокоенность. Значит, с ним так же что-то происходит». Юри решил не тратить время на завтрак и поесть уже по возвращении домой. Вместе с Пхичитом они наконец вышли из дому и уселись в машину. В нее, ни с того ни с сего, забрался и Юра. Он, как обычно, напоминал обиженного на весь мир ребенка, и весь его вид говорил — не спрашивай меня ни о чем, просто поезжай, куда собираешься, и Юри подчинился и тронулся с места без лишних вопросов. Отчасти, он уже догадался, куда Юра попросит его отвезти. Он догадался, потому что ждал этой просьбы все это время… Когда Пхичит вышел из машины и скрылся за дверьми семьи Нишигори, Юри обернулся к Юре: — Уверен, что хочешь этого? Юра молчал несколько секунд, потом тяжело выдохнул: — Да. Мне нужно это. Так они приехали на Новое кладбище. — Я подожду в машине, — раздался уже за спиной голос Юри. Юра кивнул и глянул вдаль, за черные ворота. Там будто сад вырос — из белых, как лилии, крестов. Стало страшно. Воспоминания из сна еще были яркими до рези, но он хотел побороть этот страх. «Я не трус, — внушал он себе. — Все уйдет, если я перестану бояться. Я должен увидеть все своими глазами, просто для того, чтобы поверить, что все это произошло наяву, а не в одном из моих кошмаров или галлюцинаций…» Его шатало, немного тошнило, а картинка перед глазами была нечеткой и размытой. Так на него начали действовать таблетки, от которых его тело не избавилось. Небольшая передозировка ими не убьет, но без последствий не обойдется. Позже ему может стать еще хуже, но время еще было. Он пошел по дорожке вперед. Непривычно, что земля, как во сне, не извивалась, не плавилась под подошвой его сапог, не норовила затянуть его в свои недра. Наконец-то Юра подошел к нужному кресту, неуверенно коснулся его ладонью. Краска была совсем свежей и даже ее едкий химический запах все еще не успел выветрится. Прошло всего несколько дней… Он все же пришел сюда — на новое кладбище Роартона, на котором не был уже так давно. Именно тут он похоронил своих родителей. Тут так же он похоронил множество друзей из Отряда, которые так или иначе пострадали во время Восстания. Каждое 31 октября тут проводили шествие в честь погибших солдат, и это был единственный повод, по какому он посещал это кладбище прежде. Кладбище было пустым. Это был не особо большой клочок земли, расположенный недалеко от церкви. Оно было отделено от остального мира — низеньким каменным забором, пышными хвойными кустарниками и старыми деревьями. Могилы располагались ровными, аккуратными рядами. Тут было много свежих букетов цветов, никакого мусора. Лишь белоснежные, как нефрит, кресты, возвышающиеся из маленьких горбиков земли. Кое-где они пониже, кое-где повыше. Где-то земля все никак не хотела опускаться. Одна из могил была особенно выразительной. Он стоял возле нее, не зная, что ему делать теперь… Он пощупал крест, боязливо коснулся маленькой железной таблички, выкрашенной черной краской, и завел руки за спину. Нервно заломил пальцы, заставляя себя успокоиться. Воздух вокруг был холодный, но в его горле все горело. Ноги сами собой подкосились и он с шумом приземлился на холодную, влажную землю. Он тут же почувствовал, как влага и холод пропитывают его, проникают в его кости. В его сердце. Оно не переставало надоедливо болеть. Юра прижал ладони к глазам, снова заплакал. В висках звенело от боли, и ему казалось, что кровь его превратилась в металлический сплав, потому что так его тело не страдало еще никогда. Он знал, ему просто надо обо всем забыть. Нет никакого толку в слезах. Но если он не будет хотя бы плакать, то что ему еще останется? На что ему еще надеяться и опираться в этом мире? Он потерял все… практически все, и смысла в жизни оставалось все меньше и меньше. Он не был один, но чувство одиночества не покидало его, даже рядом с Юри, Виктором. Всех остальных друзей из Отряда он почти что возненавидел — все они то и дело стремились пожалеть его, либо успокоить совершенно неумело. Мила очень старалась его подбодрить, но по большей части Юре хотелось ей врезать. Гоша был не особо красноречив по жизни, что теперь приносило облегчение. Джей… этого козла Юра видеть не хотел, и тот, к счастью, может, и не преднамеренно вовсе, словно скрывался где-то все время. Юра надеялся, что он все же не полный ублюдок, и хоть немного скорбит по Отабеку, кем бы они там друг другу ни приходились… Послышался хруст веток под чьими-то шагами, и Юра резко вскочил на ноги. Он, словно дикий кот, весь взъерошенный и настороженный, взглянул на того, кто потревожил его в этот момент. Это был его дед. — Даже не думал, что смогу найти тебя здесь, Юра, — вроде как попытался улыбнуться мужчина, но получилась лишь кривое подобие этой эмоции. — Думал, что ты никогда не придешь на чью-то могилу. Ошибся, значит. — Чего ты хочешь? — с вызовом прошипел Юра. — Я просто хотел поговорить с тобой. Нормально. То, что случилось… — Я не хочу говорить с тобой. Ни о том, что случилось, ни о чем-либо еще, ясно? — резко оборвал Николая Юра. Николай замолчал, беспомощно захлопнув рот. Он не выглядел злым, наоборот — в его взгляде читалось сожаление. Сильный ветер шумел в ушах. Юра отвернулся к нему спиной, поднял воротник. Николай не сдвинулся с места, а через время все же продолжил: — Хорошо, но… Я хотел сказать хотя бы насчет Отряда. Я распускаю его. Отряд Добровольцев прекратит свое существование. Это, конечно, не мое решение. Правительство решило, что Роартону больше не нужны наши солдаты. Хотя я совершенно другого мнения на этот счет, но… — С чего ты мне это говоришь? — мрачно перебил его Юра. — Я-то в Отряде уже не состою все равно. Его дела ко мне не относятся. — Просто хотел, чтобы ты знал. Все же он важен для тебя. — Уже нет… Давно уже нет… Мужчина помолчал. Юра тоже молчал, дожидаясь момента, когда тот наконец-то решит уйти и оставить его в желанном одиночестве. Но тот, почему-то медлил и не сдвигался с места. — Что-то еще? — произнес Юра, намекая. В руках деда он заметил пачку сигарет и что-то внутри зачесалось от желания покурить. Он обещал себе, что бросит, что начнет новую жизнь. Все изменит… Много чего изменилось, но ничего — в лучшую сторону. К сожалению, это время оказалось слишком тяжким для того, чтобы отказаться от вредных привычек. — Хочешь? — Николай заметил его голодный взгляд, но Юра покачал головой. Ему стоило усилий сдержаться. — Прости меня, — вдруг произнес Николай, но Юра даже не обернулся в его сторону. Глаза запекли. — Нет. Не могу. Уходи. Юра всегда убеждал себя в том, что не умеет прощать людей. Может, так оно и было. Он мог долго злиться или дуться на человека даже за какую-то мелкую провинность, но с другой стороны, если человек был ему очень дорог, он ловил себя на раздражающей мысли, что не может полностью ненавидеть. Например Юри. Конечно, Юри никогда не делал ничего настолько отвратительного, что Юра его за это ненавидел или долго обижался. Напротив. Юри, мать его, был почти что идеален в этом плане. Он никогда не говорил и не делал что-то, что могло напрямую обидеть или ранить. Не считая недавнего случая. Юра не мог представить, что такого бы должен был сделать Юри, чтоб Юра его действительно возненавидел. До недавнего времени Юра так же думал, что ни по какой причине не возненавидит своего деда. Увы, дед сделал все, чтобы стать его врагом. Он разрушил то, что у них было — ту теплую связь между дедом и его внуком. «Я не могу простить тебя, мне очень жаль, но я не могу…» Даже не бросив на родственника прощального взгляда, Юра развернулся, но, стоило ему ступить на кладбищенскую дорожку, как все перед глазами внезапно пошатнулось. Реальность слилась с другой картинкой — картинкой из его кошмара. Они словно наслоились, одна на другую. В Юре поднялась паника, такая сильная, что он стал часто и хрипло дышать. Кислорода все казалось недостаточно. Он смотрел вперед, и, точно на том же месте, где до этого во сне, стоял Отабек. Он был намного реальнее, чем любая из его галлюцинаций прежде. На нем была форма Отряда, а из-под темно-бордового берета выглядывали пряди черных, блестящих волос. На его лице, почему-то была злость, и смотрел он как бы сквозь Юру. — Эй! — прорычал он не свойственным ему голосом, и двинулся вперед. И, прежде чем он успел подойти к Юре достаточно близко, Юра понял, что это не Отабек, а Джей-Джей… На его лице была странная гримаса, то ли злости, то ли отчаянья, но взгляд его предназначался не Юре. Центром его внимания был Николай. Юра попытался успокоить себя, но получалось плохо. Он все не мог отойти от этого видения, которое было так некстати! На ватных ногах он двинулся дальше по дорожке, уже лишь краем уха улавливая возмущенный голос Джей-Джея. — Я не ослышался?! — прокричал тот, подскакивая к Николаю. — Неужели вы действительно хотите распустить Отряд? — Я не говорил, что хочу этого… — мрачно оглянулся Николай на Джей-Джея. — Вы не можете допустить этого! Отряд очень важен для нас — для меня и для других ребят! Он необходим городу! — Не нужно рассказывать мне, насколько важен отряд! Я создал его, и он для меня значит намного больше, чем для всех вас вместе взятых. — Тогда почему вы ничего не делаете? Не защищаете его? Просто опустить руки — не похоже на вас. Позволите правительству все разрушить? Они смотрят на нас сверху, как на жуков в банке, и не понимают, насколько нам угрожает опасность. Без отряда кто сможет защитить город от зомби? Случай с Пхичитом лишь подтверждает это… — Случай с Пхичитом образовал больше шума, нежели хотелось… Из-за него правительство внезапно решило, что Отряд — неприемлемая организация. — Что бы ни думало правительство… — Джей! — угрожающе проговорил Николай. — Достаточно! Мы уже ничего не можем изменить. Если ты не в состоянии понять этого, значит, ты намного глупее, чем я думал. Николай замолчал и развернулся, коснувшись морщинистой ладонью одного из белых крестов. Над кладбищем повисло напряженное молчание. Джей-Джей был так зол… Он крепко стиснул зубы, отчего челюсть едва ли не сводило судорогой, и внутри него чесалась злость. Она медленно распутывалась, как клубок ниток, и Джей чувствовал, что вся она либо вот-вот вырвется наружу, либо сведет его с ума. — Вы… — прошипел он. Николай, собиравшийся уходить, замер и слегка обернулся. — Это полностью ваша вина! Из-за вас мы оказались в таком положении.Если бы вы не шли на поводу своих амбиций, Отабек… все еще был бы жив. Как и Отряд. Вы убили все это. Все разрушили… сами. Николай злостно улыбнулся. — Я создал, я и разрушил. Не спорю… Это действительно моя вина. Но кому, как не нам — мне и тебе, — знать: людей без греха не бывает. Все мы рано или поздно поступаем жестоко и эгоистично. Такова человеческая суть. Что-то разрушаем, кого-то… убиваем. Не так ли, Жан? — мужчина посмотрел на Джей-Джея так, точно видел его насквозь. Точно знал все мечты и желания, все страхи и тайны. Тайны… Николаю были известны все секреты и слабости каждого, кто жил в Роартоне, и он умел пользоваться ими. Он знал о том, на какую жестокость мог пойти и сам Джей-Джей. Когда их взгляды встретились, Джей-Джей точно покрылся корочкой льда — замер в оцепенении. Ему нечего возразить. Он не святой человек. Он такой же монстр, как и Николай. Жестокий, расчетливый монстр. Но если раньше это не волновало его, то теперь, словно заглянув в одну и ту же комнату с другого окна, он увидел совершенно другую картину, которая поразила и ужаснула его…***
Юри откинулся на спинку сиденья и облегченно выдохнул. Это было очень кстати — побыть наедине, разобраться во всем спокойно. Подумать о том, что произошло, и просто угомонить свои бурлящие эмоции, потому что это было невозможно, когда Виктор был рядом. Необходимо было найти логичное объяснение тому, что происходит с Никифоровым. Нейротриптилин. Это может быть из-за лекарства? Побочное явление или, скорее, более успешное, чем рассчитывали врачи, лечение? Звучит невероятно, но что еще, если не нейротриптилин? А может, сам вирус обладает такими способностями. Вирус, что не только воскрешает, но и полностью восстанавливает. Бред. Почему тогда это произошло аж спустя четыре года? Юри посмотрел на свое отражение в зеркальце, заглянул в собственные глаза. За стеклами очков они казались темнее, глубже. Они пугали его, но он не понимал, почему. Он закрыл их, сделал глубокий вдох и медленный выдох чтобы успокоить тревогу внутри. Почувствовав себя лучше, он ощутил поток ледяного ветра. От него кожа на щеках пекла и горела. Юри решил поднять стекло, но внезапно чья-то рука остановила его, схватиашись за его пальцы. На секунду Юри показалось, что это была когтистая лапа животного, и что он вот-вот увидит зверя или какого-то монстра, а его налитые кровью глаза встретятся с его взглядом. Внутри все за одну секунду похолодело от ужаса, но это была лишь его разыгравшаяся фантазия. Рука была бледной, но она определенно принадлежала человеку, а не зверю. Послышался смех, и Юри узнал этот голос — Крис. — Бу! — выкрикнул он. Юри поборол желание силой закрыть окно и уехать, не раздумывая. Потому что ему совершенно не нравился Крис. Вместе с ним Виктор целых два года провел в Лондоне. О мысли о том, что Виктор общался с кем-то вроде этого задиры, в Юри закипала странная злость. А, может, это была чистой воды ревность? Крис был невозмутим. Пока в Юри противоречия скручивались в форму Инь и Ян, он радостно улыбался: — О, это ты, миленький дружок Виктора, да? Юри? — Крис обошел машину и залез в нее, на что Юри возмущенно кашлянул. — Вот мы и встретились. Наедине. — Чего ты от меня хочешь? Особенно после того, как подсунул моему другу Голубое забвение. Это твой способ запугать меня? Виктора? Чтобы он вернулся в Армию Нежити? Крис гоготнул и попытался закинуть ногу на ногу, но в машине, конечно, для этого было недостаточно места. Тогда он просто положил ладонь на колено. — Ах, люди, люди… Чего только вы не придумаете! Запугивать Виктора? Ох, милый, вообще-то и в мыслях не было ничего подобного, но ты поосторожней, мне может понравиться эта идея! — в его бледных глазах блестел азарт. — Я бы мог немного пошантажировать его. Виктор. Раньше у него не было уязвимых мест. И он единственный, на кого я так и не смог повлиять. Но ты… Знаешь, кто ты? Ты — маленькая проблема. Ты — его слабое место. И это очень удобно. Для меня и моих планов, — Крис рванулся к Юри и схватил его за руку. Юри дернулся назад, пытаясь вырваться, но от сопротивления ему становилось лишь больней. Пальцы Криса переместились на его шею и были так же приятны, как капкан или средневековая пытка. — Отпусти, — тихо прошипел Юри сквозь зубы. Всего лишь за пару секунд лицо Криса изменилось, и теперь он выглядел злым до чертиков. Казалось, он мог растерзать Юри лишь одним своим взглядом. — Ты бесишь меня. Что-то в тебе не так. Ты не такой как все. Но я не могу понять, в чем твоя проблема. Юри чувствовал, как лопатки с болью вжимаются в дверь с его стороны. Он пытался оттолкнуть Криса, сопротивляясь, пихая коленями в живот, но ничего не получалось. — Отпусти меня, — он цеплялся за его пальцы, но никак не мог разжать их. Воздуха не хватало. Крис рассмеялся: — Что такое, милашка? Не можешь за себя постоять? Некому спасти тебя, да, когда Виктора нет рядом? Без Виктора, который вечно спасает тебя, ты просто никто. Даже не человек. Слабое бесхребетное, которое я легко раздавлю каблуком своей обуви. В шее покалывало, а в легкие словно нахлынула вода. Юри крепко сжал пальцы в кулак, замахнулся, насколько позволяло пространство вокруг, и ударил Криса. Юри не был уверен, куда именно пришелся удар, но в руке он тут же почувствовал горящую боль, а Крис немного ослабил хватку и чуть отстранился. Этого расстояния между ними хватило для маневра ногами, и Юри ударил его ботинком в живот, тем самым выталкивая из машины. Крис вывалился из салона на землю. Он быстро перекатился с живота на спину. Юри понимал, что Крис не ощущает боли, поэтому таким его не удивить и уж точно не остановить, поэтому нужно было действовать быстро и хотя бы напугать его, если такое возможно. Юри выбрался из салона и нависнул над Крисом при этом сжав в одной руке его воротник, а другой, сжав ее в кулак, несколько раз вмазал Крису по челюсти. Крис засмеялся. Прошло некоторое время, прежде чем злость отступила, и Юри смог остановится. Удары почти никак не отразились на лице Криса, за исключением, что на скуле кожа немного треснула, и рана сочилась черной сукровицей. А вот рука Юри чувствовала себя так, словно он сунул ее в мангал прямиком в раскаленные угли. Немного опомнившись, Юри испуганно вскочил на ноги. Крис все смеялся и захлопал в ладоши. — Отлично! Отлично, хах! — он поднялся на ноги и вплотную приблизился к Юри, из-за чего тому пришлось прижаться спиной к машине. — Знаешь, — шепот его был проникновенен до дрожи во всем теле, — у меня в кармане есть пушка. Может, возьмешь ее и пристрелишь меня, а? Нет? Ты не можешь этого сделать. Ты слишком жалок и труслив для того, чтобы убить кого-то, даже если этот кто-то зомби, угрожающий твоей жизни, — Крис протянул руку вперед. Юри едва не зажмурился от страха, предвкушая новую вспышку боли, но тот лишь распахнул его пальто, подставляя холодному ветру шею. Он с интересом разглядывал узор шрама на этом месте. — Это сделал Виктор, я прав? Забавно. Зомби не зомби, если хотя бы не попытается сожрать своего любовника. В конце концов, даже при жизни мы хотим этого — целиком поглотить того, кого любим, разрушить его, растворить в себе. Что ты чувствовал? Ты ведь хотел этого, не так ли? Не ври, я знаю. Ты молил его, чтобы он убил тебя, потому что ты всю жизнь мечтал, чтобы кто-то наконец-то убил тебя. — Ты бредишь? — внутри Юри ощущал непередаваемое омерзение. — Возможно, малыш, — Крис поправил его воротник, прикрыв шрам и развернулся. — Расскажи ему о том, что сегодня случилось. Пожалуйся ему о боли, что я тебе причинил. Может, хоть так он придет ко мне, — его улыбка внезапно стала невыносимо печальной. — Зачем тебе это? — Может, я тоже хочу, чтобы он меня убил! — Он не станет убивать тебя. Он не сможет. Потому что, пусть он и не отдает себе отчета, он все еще считает тебя своим другом. — Другом? Хах, лучше бы он действительно убил меня. — Крис переступил с ноги на ногу, отряхнул пыль дороги со своей одежды и вновь внимательно посмотрел на Юри. — Я знаю, чего ты так ухватился за Виктора. Думаешь, внушишь ему, что он нормальный, живой, и вы снова сможете быть вместе, как раньше? Этого не будет, милый. Волк не перестанет быть волком, если его назвать пуделем. Виктор не принадлежит людям. И вы с ним совершенно разные. Ты поймешь это, но будет уже поздно. Юри промолчал. Ему хотелось улыбнуться. Улыбкой которая бы точно заткнула Криса. «Виктор сам сделал выбор, — говорила бы она, — он выбрал не тебя». И он уже не волк. Юри не хотел еще больше накалять обстановку, поэтому так и не сказал этого, он молча кутал замерзшую шею в воротник пальто. Кажется, у Криса тоже больше нечего было сказать. Он кинул на Юри еще один презрительный взгляд, развернулся и ушел. Юри стремительно сполз на землю, точно веревочки, которые удерживали его равновесие все это время, оборвались. Боль в руке отозвалась еще отчетливее. Он подул на ссадины на костяшках и поморщился. Послышались шаги. На дороге показался Юра. Выглядел он бледнее, чем любой из ПЖЧ, каких Юри только встречал. Юри поднялся на ноги и окликнул его, но Юра не сразу услышал голос друга. Он словно был в совершенно другом месте. В своих мыслях. — Юра! — вновь позвал Юри и подбежал к нему. Вовремя, потому что его колени подогнулись, и он едва не упал. Он удивленно заморгал, точно лунатик, который проснулся и не мог понять, как он тут очутился. Юри заботливо убрал с носа Юры упавшую прядку золотистых волос, коснулся тыльной стороной ладони бледной щеки. — Что с тобой? Тебе плохо? Встретил кого-то? Пошли в машину, — Юри потащил почти что безвольного Юру к машине, засунул в салон. — Расскажи мне, что с тобой происходит, Юра? Я понимаю, что тебе тяжело. И ты не должен делать вид, что все нормально. Я помогу тебе. Как и всегда. Расскажешь? Это сны? Кошмары? Галлюцинации?.. Юра нахмурился. Ему стало лучше, головокружение и тошнота немного отступили. — Да. Все хуже и хуже. Я видел его. Во сне и словно наяву. Видел. Он был как живой, но потом… Мне страшно, — Юра приблизился к Юри, схватился пальцами за ткань его пальто. Он опустил голову и густые, уже слишком отросшие с момента последней стрижки, волосы полностью скрывали его лицо. Несколько мутных слез скатилось по его носу и упали на колени, впитались в его джинсы. — Я скучаю по нему. И это чувство, что раньше казалось таким теплым и надежным, теперь превращается в трясину. Оно убивает меня, режет изнутри. И чем больше я вспоминаю о нем, тем больше вязну в этом вонючем липком сумасшествии… Это то, что ты чувствовал, когда Виктор умер, да? Я не понимал. Я даже представить не мог. Но теперь я познакомился с этим чувством… — Юра, ты… — Знаешь… Я боюсь сам себя. Боюсь оставаться наедине со своими мыслями. Мне кажется, я способен на что-то ужасное. Я уже не могу контролировать себя. Мысли и действия. Я уже не могу понять, где сон, где реальность. Юри, пожалуйста, не допусти… Не позволяй мне окончательно сойти с ума! — Ты не сходишь с ума. И ты не способен ни на что ужасное. — Я не способен, но как знать, когда это самое «я» исчезнет? Он, этот ебаный голос, займет мое место, и тогда ты уже не узнаешь меня. Я буду кем-то другим… — Юра нервно сжал пальцами волосы у висков так словно вот-вот готов вырвать их, замотал головой, отрицая то, что видел. Во сне. На кладбище. Юри притянул Юру к себе, положил ладонь на затылок и мягко погладил волосы. Он обнял его, надеясь, что это сможет успокоить его. Он так мало мог сделать для Юры. Лишь обнять и утешить словами — этого недостаточно. Это ничто. И эта беспомощность доводила до отчаянья. Если бы просто вернуть все назад, так как было! В то время, когда его, Юри, ошибки, его решения еще не разрушили жизнь Юры. Но он не мог вернутся в прошлое и поступить иначе. Как и не мог воскресить Отабека. Если бы он только мог воскресить Отабека… — Я твой друг, Юра. Я не допущу, чтобы с тобой что-то произошло. Даже если кошмар овладеет тобой, я буду рядом. Я вытащу тебя из любого дерьма. Как вытаскивал раньше. Как ты вытаскивал меня тогда. Ты веришь мне? — Да… — Юра схватился за Юри. Едва ли не укутался в пальто на нем. Ему хотелось как можно надежнее спрятаться от боли, реальности. Только Юри был его укрытием. Теперь у него был только Юри… «Ты не один», — говорили его теплые объятья. «Я всегда буду твоим другом», — говорили мягкие пальцы, перебирающие волосы на макушке. — Поехали домой. — Да.***
Оставшись один-одинешенек в доме, Виктору стало тоскливо. Он, отчего-то, все больше боялся одиночества, или, скорее, того, что может произойти с ним, когда он один. Теперь он боялся своего тела еще больше, чем раньше, потому что совершенно не знал, чего от него ожидать. Может теперь он был уже не частично живым, а частично мертвым? Как далеко зайдет его превращение? Он поднял руку и уставился на кожу, на темные фиолетовые венки, пролегающие под ней. Что текло по этим венам? Для чего билось его сердце? Для чего… Для кого?.. Послышался стук. Виктор замер и прислушался. Кто-то стучался в дверь, кто-то терпеливо ожидал, пока ему откроют, но Виктор не спешил. Он вовсе никого не ждал. Он подошел к окну, отвел штору и незаметно выглянул в окно. Благо, с этого места можно было легко рассмотреть того, кто стоял за дверью. Было светло, и Виктор смог узнать гостя. Джеймс! Его голос Виктор еще помнил. Джеймс был мужчиной чуть старше самого Виктора, но при этом он был не особо уверенным в себе и крайне нерасторопным, по характеру больше напоминал подростка. Он здорово помогал Якову и, несомненно, был хорошим специалистом в своей области, но Виктор никогда не испытывал к нему настоящего уважения, ну или хотя бы заинтересованности. Удивительным было то, что он стоял сейчас за дверью. Точно, Яков послал его, как иначе?! Это будило в Викторе нервное напряжение. Любопытство овладело Виктором (он не мог просто проигнорировать появление этого гостя), он подошел к двери и открыл. — Виктор… — Джеймс неуверенно мял что-то в кармане и оглядывался по сторонам. — Как хорошо, что ты… — Что надо? — строго перебил его Виктор, совершенно не желая церемонится с шестеркой Якова. — П-письмо! Яков… Доктор Фельцман велел передать его тебе. Это важно. Хоть мне не известны все подробности, но доктор Фельцман сказал — очень важно, чтобы оно не попало никому кроме тебя. Это связано с Юри Кацуки, я полагаю. Юри? И где только Яков набрался такого количества наглости, что решил впутывать в их историю Юри. Юри никак не был связан с самим Яковом и, по идее, Яков даже не должен был знать о его существовании. Виктор молниеносно уцепился за куртку Джеймса, рванул на себя и прорычал ему в самое лицо: — Шантажировать Юри меня вздумали? Передай Якову, пусть засунет свои эксперементы в свою огромную задницу и отъебется от меня, и уж тем более уберет свои старые рученьки от Юри. Юри — всего-лишь опекун, он… — Я думаю… Думаю ты ошибаешься! — Джеймс был напуган, и ему было очень трудно заставить себя перечить Виктору, но у него не было выбора. — Прошу, просто прочти это письмо! Виктор недовольно фыркнул и освободил Джеймса от своей крепкой хватки. С осторожностью перехватил из рук мужчины конверт и осмотрел его со всех сторон, словно это бы дало хоть единую подсказку о его содержании. — Хорошо, — кивнул чуть спокойнее. Джеймс так же кивнул и повернулся спиной к выходу. Виктор захлопнул дверь и, опершись спиной о нее, покрутил в руках письмо. Занятно… очень занятно. Он аккуратно надорвал край конверта и вызволил из него сложенный пополам двойной лист тетрадной бумаги. Весь он был исписан трудноразборчивым почерком, который Виктор хорошо запомнил. Взглядом Виктор пробежал по его строчкам, в которых было сказано: «Здравствуй, Виктор. Прежде чем ты мысленно спалишь меня вместе с моей лабораторией и всей больницей в целом, хочу заметить, что я пишу с целью помочь. Конечно, у меня есть и собственный интерес, но это не так важно пока что. Важно то, что я вовсе не собираюсь вредить тебе или Юри Кацуки. Юри Кацуки… Ты должен знать, это очень важно. Я нашел информацию о его родителях и о нем, и… С чего бы начать?.. Помнишь, ты как-то спросил меня, является ли Восстание войной? Я получил ответ на этот вопрос, Витя. Восстание не было войной. Это было лишь попыткой спасти одного единственного ребенка. Ты знаешь его имя. Ты знаешь…» От чтения внезапно отвлек щелчок дверного замка. Виктор даже отскочил в сторону от испуга. Это был Юри, с ним же и Юра. — Виктор? — Юри был не меньше Виктора удивлен тому, что тот делал под самой дверью. — Что это ты тут делаешь? У Виктора образовалось такое неприятное чувство, будто его застигли за чем-то неправильным. Юри кинул взгляд на конверт в его руках: — Что это? — Реклама наверно какая-то, — Виктор, с невозмутимым выражением на лице, скомкал письмо и сунул себе в карман. — Как съездили? — О… нормально, — Юри вспомнил о случае с Крисом, о котором Виктору, конечно же, рассказывать совершенно не имел никакого желания. Теперь была очередь Виктора подмечать странные детали: — Нормально? Тогда что с твоей рукой? Чувство, что дрался с кем-то. — Что за… ерунда? Когда я дрался с кем-то, Вить? Просто поцарапался. Виктор даже не попытался сделать вид, что поверил. Он уже собирался выпытать правду, как в двери постучались. — Кого-то ждешь? — шепотом спросил Юри. Виктор качнул головой. — Может, это Пхичит сам вернулся? — Вроде, еще рано. К удивлению и Виктора, и Юри, на пороге оказался Сынгиль. — Ты к Пхичиту? — спросил Юри, улыбнувшись и позволил Сынгилю войти на порог дома. — Прости, его нет дома сейчас. Я скоро буду ехать за ним. Можешь подождать пока в за… — Юри, — внезапно остановил его Сынгиль. Он неуверенно уставился в пол, придерживая Юри за руку. — Я к вам пришел. К тебе и к Виктору… Мы можем поговорить? Сынгиль выглядел серьезно, не похоже, что он шутил, но подобная просьба выглядела странно. Прежде они едва ли двумя словами обмолвились, о чем теперь же он хочет говорить? Юри вздрогнул, поняв, что ожидание Сынгиля затянулось. Он отодвинулся и указал в сторону кухни. — Конечно, заходи. Я приготовлю… что будешь: чай, кофе? — Кофе… — Сынгиль прошел в кухню и замер, заметив там Юру, потом перевел внимание на Виктора, который зашел следом за ними и занял место за обеденным столом. Это был первый раз, когда Сынгиль находился так близко к ПЖЧ, если не считать Пхичита. Виктор отличался от Пхичита. Он не боялся показывать свое лицо, на нем не было ни тонального мусса, ни линз. Бледный, почти белый, как альбинос. — Не бойся, — Виктор, явно чувствовал смущение гостя. Он подпер щеку ладонью, и улыбнулся. — Юри запрещает мне есть людей в доме — жалеет ковры… Юри, включающий кофеварку, предупреждающе шикнул на Виктора. — Так… о чем ты хотел поговорить? — напомнил он. Сынгиль медлил. На этот раз он с подозрением посмотрел на Юру. Юра был внуком Николая и состоял в Отряде так долго, сколько тот существовал. Он не был похож на сторонника ПЖЧ, и уж в чем его нельзя заподозрить, так это в хоть какой любви к «гнили». Даже несмотря на сцену на собрании, Сынгиль не был уверен в надежности этого мальчишки… — Какие-то проблемы? — искривил в злобной ухмылке губы Плисецкий, поняв, что Сынгиль с радостью скроет от него то, что хочет рассказать Юри и Виктору. — Все в порядке, — заверил Юри. — Юре можно доверять. Сынгиль кивнул, хотя на этот счет у него было совершенно противоположное мнение, но выбора не было — Юри лучше знать, кому доверять, а кому нет. Ли порылся в своей сумке и вывалил на стол книгу. Ту самую, что в прямом смысле слова свалилась на его голову в кабинете отца. Книга с изображением чудовища на темно-зеленой кожаной обложке. Юри, Виктор и Юра тут же вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть этот экспонат. По им лицам было понятно, что эта вещь совершенно ни о чем им не говорит, и Сынгилю стало немного спокойнее. — В этой книге много чего описано, — начал рассказывать он. — Много чего необычного. Если бы я прочитал ее четыре года назад, до начала Восстания, я бы ни за что не поверил в то, что подобное действительно может существовать. Я все еще, признаюсь, не до конца осознаю, что это не какие-то древние сказки, не просто мифы. Если бы не зом… — Сынгиль осекся, взглянув на Виктора, и поправил себя: — Если бы не ПЖЧ, я бы не поверил не единому слову, что в ней отпечатано. Юри присел рядом на стул, открыл книгу и с максимальной сосредоточенностью медленно пролистнул несколько страниц. Виктор так же придвинулся поближе. Он обнял плечи Юри сзади и, переклонившись через его макушку, так же рассматривал содержание. Юра не двигался с места, все еще сидел на подоконнике. Он пытался сделать вид, что ему не интересно, но как раз таки по этой излишне напускной безразличности было понятно, что ему все это любопытно не меньше остальных. Виктор с Юри быстро просмотрели книгу полностью, это заняло минут тридцать. После того, как книга была захлопнута, они взглянули друг на друга. Их взгляды встретились, и в это мгновение Сынгилю вдруг показалось, что они могут общаться без слов. Это было очень странное, едва уловимое отличие от обычных людей — просто стойкое ощущение того, что они настолько близки, что им достаточно просто взглянуть друг на друга для того, чтобы передать короткое немое послание. Это так отвлекло Сынгиля, что он не сразу понял, что к нему обратились. — Необычная книга, — повторил Юри. — Где ты достал ее? — У отца. — Он знает о ее содержании? — Без сомнений… Уверен, она оказалась у нас не случайно, но я и предположить не могу, откуда. Возможно, из местной библиотеки, возможно… Без понятия, честно говоря. — Почему ты решил показать ее именно нам? — взгляд Виктора был холоден. Сынгиль растерялся. Почему? Ему было грустно признавать это, но он не знал, кому еще в Роартоне безопасно показывать ее. У него не было друзей, с которыми он мог бы поделиться. Юко? Возможно, информация из книги была бы в безопасности, но вряд ли девушка что-нибудь смогла бы ему подсказать. Оставались лишь Юри и Виктор, которые имели ко всему этому самое прямое отношение… — Мне просто показалось, что вы должны знать об этом. Кроме того… — Сынгиль покосился на Юру, все еще боясь до конца раскрывать причину своего прихода. — Кроме того? — мягко подтолкнул Юри. Сынгиль вздохнул и отвел взгляд от Плисецкого. — Первый восставший… В книге говорится, что от него зависит Второе Восстание. Я не знаю, можно ли этому верить. Виктор положил подбородок на макушку Юри и задумался. В голове начинала складываться четкая картинка. Возможно, не так уж и важно, правда в книге сказана, или нет. Важно то, что у нее, вполне вероятно, был не единственный экземпляр, и один из них точно находился у Пророка Зомби. Это объясняет все их заморочки, все их странные ‚ритуалы‘ и конечно же это объясняет откуда они взяли вообще что Второе Восстание может быть спровоцировано каким-то ритуальным убийством. Юри вздохнул: — Без разницы. Мы все равно не знаем, кто первый восставший. Повисла тишина. Сынгилю казалось, что звуки его сердцебиения слышны даже по всему дому, так громко оно колотилось внутри. Дрожащим голосом он сказал: — Я знаю, кто это… — от этого заявления все в комнате заметно напряглись. — Поэтому… я и пришел. Он связан с вами, — он замолчал, испугавшись реакции на его слова. — Кто это? И… как ты узнал об этом? — спросил Юри. Сынгиль еще немного сомневался, но обратно пути уже не было. Он кивнул, скорее самому себе, чем кому-либо из присутствующих, вновь полез в сумку и достал оттуда что-то. Бросил на стол, поверх закрытой книги. Кусочки земли осыпались мелкой пылью на стол. Старый блокнот, измазанный кладбищенской землей. — Четыре года назад я был на похоронах. Это было меньше чем за месяц до Восстания. Это было 9 числа октября. Думаю, вы понимаете, чьи это были похороны. — Мои и Пхичита, — кивнул Виктор. Юри заметно побледнел и отвел взгляд на окно. Видно, что воспоминания об этом все еще были неприятными для него, даже спустя столько времени. — И? — Я помогал тогда отцу с похоронами, как обычно. При мне был этот блокнот. Я потерял его тогда. Заметил не сразу, однако. Информация из блокнота понадобилась мне чуть позже. Я искал его по городу, дома, в церкви, везде где был в тот день. Не сразу пришло в голову, что он мог и скорее всего и выпал на кладбище. Туда я и пошел, чтобы проверить. Это была ночь. Канун Дня всех святых. Хеллоуин. — Ночь Восстания, — произнес Юри, в его голосе звучал трепет и страх. — Именно. Я вспомнил, у чьей могилы находился в последний раз, кого мы хоронили. Я подошел к вашим могилам. Блокнот оказался испорчен — весь во влажной земле… Я присел у одной из могил, потянулся рукой к нему, и… — Сынгиль замер, уставившись на блокнот, но на деле он не видел его. Он был полностью погружен в картинку событий в своей голове. Он вспомнил все так четко, как запомнил, что в носу ощутил этот приятный запах сырой земли и свежих цветов. — Внезапно, — продолжил Сынгиль, — земля точно покачнулась под моими ногами. Толчок. Удар. Я услышал звук… страшный, противный, непонятный, словно кто-то шкрябется прямо у меня под подошвой. Я пошатнулся, упал на землю, попытался немного отползти от могилы. Земля пошла волнами, точно как в этих фильмах ужасов… Сердце ушло в пятки. Я замер, боясь даже думать. А потом… потом появилась рука. Из-под земли. И еще одна. И это… выбиралось наружу. Ноги сами подхватили и унесли. Когда очнулся уже стоял за плотно закрытой дверью в своей прихожей. Я был так напуган, что не чувствовал своего собственного тела, — Сынгиль замолчал и перевел взгляд на свои руки. Они немного подрагивали. Воспоминания о том событие даже сейчас были слишком яркими. Он не забудет их никогда, как и не забудет надпись на могиле первого восставшего. Все сидели в молчании, почти что траурном, настолько тяжелом. Юри взглянул на Виктора еще раз и все же набрался смелости спросить: — Так… кто это был? Возле чьей могилы ты оказался? — Пхичит… Пхичит Чуланот. Это была его могила. Он — первый восставший, и я готов поклясться на чем угодно, что это он, а не кто-то другой. Никаких сомнений, никакой ошибки. Все вновь замерли, на этот раз размышляя, обдумывая эту информацию. Юри так хотел вздохнуть от облегчения, что это не Виктор, что ему не будут угрожать из Армии Нежити, но как тут вздохнешь, если опасность все равно нависла над его дорогим другом? — Сынгиль, — серьезно обратился к нему Виктор. — Теперь ты должен знать кое-что. Пхичиту грозит опасность. Если он действительно первый восставший, эта информация не должна выйти за пределы этой комнаты. Армия Освобождения Нежити желает спровоцировать Второе Восстание, и они пойдут на все, чтобы исполнить свою миссию — убить первого восставшего. Если они узнают о том, что это Пхичит… Даже если это всего лишь догадки, они не упустят шанс проверить. — Я понимаю, — кивнул Сынгиль. — Поэтому и пришел к вам. Я знаю, что вы не допустите, чтобы с Пхичитом что-то случилось. В городе я не знаю больше никого, кому мог бы доверить эту информацию. И мне… мне наплевать на то, случится Второе Восстание или нет, я прошу вас лишь об одном — защитите Пхичита… — Конечно, — кивнул Виктор. Он напряженно потер пальцами висок. — Осталось недолго. После 31 октября у них не будет другого выхода, как уехать с пустыми руками. Вряд ли они задержатся дольше этого. Осталось подождать всего две недели. — Так значит, — внезапно вмешался в разговор Юра, — если Пхичита грохнут, зомби, что-ли, опять из-под земли полезут, или как? — он поднял свою чашку с подоконника и вылил остатки остывшего кофе в горшок с цветами, которые, по его мнению, были отвратительны так же, как и зомби. Пахли они, просто, точно как вся эта «гниль». Юри посмотрел на него, стараясь вложить во взгляд все осуждение. Так вот почему цветок пропадал! На этот укоризненный взгляд Юра лишь невинно улыбнулся и пожал плечами. — Мы не знаем наверняка, — ответил Виктор, — но если верить книгам или тому, что говорят в рядах Армии Нежити, то да, это так. Но это не научные сведения. Все это основано непонятно на чем. Мне очень сложно поверить в то, что это может оказаться правдой. — Но проверять, конечно же, мы не станем, — согласился Юри. — Правда или сказочки, Пхичит не должен умереть из-за такой глупости. — Да… — кивнул Юра не особо уверенно. — Не должен, конечно… Ладно, — он отодвинулся от подоконника, на который опирался руками, вручил Юри свою пустую чашку и подошел к двери. — Надоели мне ваши разговорчики. Я пойду… прогуляюсь немного. Свежим воздухом подышу. Никто не против? — Конечно, — кивнул ему Юри. — Будь осторожен. В комнате стало тихо. Виктор придвинул книгу к себе и принялся более внимательно просматривать ее. Юри задумчиво протирал чашку. Внезапно со второго этажа раздался какой-то грохот. Что там такое? Сквозняком что-то перевернуло? — Юри? — он не сразу понял, что Виктор зовет его. — Да? — Я думаю, что будет неплохо временно уехать из Роартона. — А это нормально? То есть… Можно ли ПЖЧ выезжать куда-то? — Да. Не из страны, но из города — вполне возможно. Можем уехать в Кентербери, ближе к столице. Там было бы безопаснее, и Армия Нежити не нашла бы нас там, понимаешь? Юри вспомнил о том времени, когда ни о чем больше так сильно не мечтал, как сбежать из этого города. Он уже был почти что одной ногой на пороге другой жизни, в другом месте, когда Виктора вернулся. Вместе с тем пропал всякий смысл куда-либо бежать. Вовсе не Роартон Юри ненавидел, а то, каким образом он свел их и тут же разлучил. Где и когда они окажутся дальше, было уже не важно… — Если ты будешь рядом, — Юри нежно коснулся руки Виктора, — я согласен и на Кентербери, и на что угодно. Виктор улыбнулся, сжал руку Юри. Хотел было обнять, но сдержался — при Сынгиле было как-то неудобно. Юри сжал в руках чашку и хотел поставить ее на полку, как вдруг почувствовал острую боль в пальце. На краю чашки был небольшой скол, Юри не заметил его и порезался. На коже выступила кровь. Когда Виктор заметил это, он подскочил и достал из шкафчика аптечку. — Эй, будь внимательнее! — схватив Юри за руку, пожурил он. — Тут за каждым поворотом опасность, а такими темпами ты истечешь кровью не выходя из дому! Юри хотел было возразить что-то, но на телефон пришло сообщение, и Юри склонился над ним чтобы прочитать. Виктор возмущенно цокнул — он как раз пытался ровно наклеить на рану пластырь. — Не шевелись, — буркнул он. — Погоди, Юра написал. Юри разблокировал экран и пробежался глазами по сообщению. Вот что было в нем: «Это Пхичит. Юра забрал меня, но он странно себя ведет. Мы приехали в лес, я не знаю, зачем. Можешь приехать?» — Юри! — громко возмутился Виктор, когда Юри вырвал свой палец и испортил всю проделанную с ним и пластырем работу. Юри забыл о ране. Воспоминания о ней и боли исчезли. Одна боль заставляет забыть другую? Боль лишь у нас в голове, а голова его была напряжена мыслями. Он еще раз прокрутил события вечера и тот момент, когда Юра «решил выйти прогуляться». Он действительно вел себя немного странно, но Юри, озабоченный другими вещами, решил списать странности на то, что Юра был подавлен. «Мне кажется, я способен на что-то ужасное. Я уже не могу контролировать себя», — вспомнил его слова Юри. «…Как знать, когда это самое „я“ исчезнет?» Юри вспомнил еще кое-что — странный грохот на втором этаже почти сразу же, как только Юра вышел. Никто не обратил на это внимание, и Юри тоже почти что упустил эту маленькую деталь. Он решил проверить… Юри вышел из кухни, поднялся на второй этаж, медленно, словно измеряя шагами каждую деревянную ступеньку лестницы. Он замер на пороге своей комнаты, уставившись на тумбочку у кровати. Тумбочку с единственной полочкой, которую он запирал на ключ. Полочкой, в которой он спрятал пистолет, отобранный у Юры в день похорон Отабека. Замок был взломан, сломан, считай, выдернут с корнем из своего гнезда. Полка лежала на полу, а все ее содержимое вывернуто на пол. Пистолета не было. Сердце бешено забилось. Мозг судорожно обрабатывал информацию, но Юри уже знал… Он уже понял, где именно просчитался на этот раз…***
Пхичит сидел в доме у Юко. Девушка успела немного рассказать о том, что скоро в больнице откроют нормальный кабинет с более хорошим специалистом, где ПЖЧ смогут получить необходимую помощь. — Так что говоришь тебя беспокоит? Что-то болит? — У меня иногда руки трясутся. Голова болит. И… какое-то странное ощущение во всем теле, которое мне сложно описать, — Пхичит замер. Где-то в доме доносились голоса детей. Он вспомнил о том, что у Юко были чудесные девочки-тройняшки. Пхичит всегда очень любил детей. Он бы с радостью поиграл с ними, но он боялся напугать их. Юко сосредоточенно пролистывала маленькую брошюру, а потом и инструкцию к нейротриптилину. — Странно, но тут негде не указаны подобные побочные явления. Ты уверен, что это из-за лекарства? — А из-за чего еще? Я больше ничего не принимаю… — Пхичит неловко замолчал. Он понял, на что она намекает, на Голубое забвение. Но Голубое забвение не относится к этим симптомам, потому что они начались задолго до этого происшествия. И они все усиливались и усиливались. — Думаю, нейротриптилин перестал мне подходить… — Хм, это странно, — Юко покопалась в какой-то коробочке и протянула ему пузырек с лекарством. — Вот, это мне прислали недавно. Новая формула. Она немного отличается от той, что ты принимаешь. Пока что она еще тестируется, и мне велели с осторожностью назначать ее. Попробуй колоть это, может, побочные явления пройдут? — Хорошо, — Пхичит сжал в руках коробочку. — Спасибо. Пхичит рассказал Юко не все, далеко не все. Но он не мог сказать ей. Да, она была хорошей и милой, и всегда помогала и ему и Юри, но увы она все еще была врачом и сотрудницей Норфолка. Любая информация о нем рискует тут же просочиться и в Норфолк, стоит ему поделится ею с Юко. Раздался сигнал машины. Юко выглянула в окно. — Черный джип, — девушка нахмурилась. — Уверен, что в нем друг? Пхичит пожал плечами: — Это Юра, наверное. — Юра? — в ее глазах он прочитал недоверие. — Ах, да. Точно. Юра. Юра ведь твой друг, да? — ее улыбка была странной. В ее словах Пхичит ощутил какой-то подвох. Ему не нравилось это чувство, и он поспешил покинуть дом. «Юра мой друг», — твердо проговорил про себя Пхичит, открывая дверцу и заглядывая в салон машины. На месте водителя действительно был Плисецкий. В руке — сигарета, и по всему салону — сизоватая дымка от нее. — Почему ты тут? — спросил Пхичит, отмахивая дым от лица. — Юри попросил забрать тебя, — буркнул Юра. — Давай, садись скорее, чего застыл? — Я думал у тебя больше нет машины. Они же принадлежат Отряду, — Пхичит сунул коробочку с лекарством в бардачок и пристегнулся ремнем безопасности. На панели он заметил телефон Юры. — Тачки принадлежат моему деду. Я одолжил одну, подумаешь, — он завел мотор, и машина тронулась с места. Пхичит подумал о новом нейротриптилине. Поможет ли он? Уколы стали еще болезненнее, чем раньше. Все сложнее было скрывать это от Юри. Дрожь и боль не проходили уже давно. Пхичит задумался об этом и не сразу заметил, что они уже проехали дом и двигались в другом направлении. — Куда мы? — обеспокоенно спросил. Юра молча крутил руль. Ответил не сразу. — Прогуляемся немного, — это звучало не как предложение, а, скорее, как приказ, что насторожило Пхичита. Он незаметно от Юры протянул руку и забрал его телефон. Они молчали вплоть до того момента, когда приехали в лес. — Ты хотел о чем-то поговорить? — спросил наконец-то Пхичит, когда Юра заглушил мотор и выбрался из джипа. Что-то металлическое блеснуло в его руке или показалось? Выражение лица Юры было странным и наталкивало на мысли, что отвечать на какие-то вопросы у него нет желания. Пхичит покорно двинулся за ним по тонкой извилистой тропинке, ведущей вглубь леса. Пока Юра был спиной к нему, Пхичит достал телефон и быстро напечатал Юри сообщение. Что-то подсказывало, что это было необходимо. Погода сегодня была на редкость приятная, солнечная, и воздух какой-то теплый и сухой. Даже листья под их ногами сухо шуршали. На почти что голых ветвях деревьев порхали маленькие птички — те из немногих, что остались зимовать в Англии. Солнце красиво играло с золотистой листвой, и весь воздух был словно наполнен частичками золота. Они блистали и переливались и Пхичиту хотелось протянуть руку, поймать их, коснуться. — Юра… — Пхичит позвал его, желая остановится. Юра шел впереди очень быстро и его было очень легко потерять среди густой растительности. Внезапно он застыл на месте так, словно голос Пхичита плеткой полоснул его по голой коже. Он замер, но не оборачивался. — Давай вернемся, — попросил Пхичит, делая неуверенные шаги назад. — Я хочу вернуться домой. Тут очень красиво, но… нам пора домой. — Домой? — медленно и бесцветно переспросил Юра. Пхичиту показалось, что его голос совсем чужой, незнакомый. Что-то было не так. — Что для тебя дом, Пхичит? Это то место, где тебя приютил Юри? — О чем ты? — Пхичит растерялся, прислонился к ближайшему дереву рукой, прижался к его коре. — Ведь дом Юри никогда не был твоим домом. С каких же пор ты стал возвращаться туда, как к себе домой? — Юра… я понимаю, ты обижен на меня. Зол, правда? Из-за Голубого забвения, из-за… из-за Отабека… — Пхичит запнулся. Ему было сложно признавать это вслух. — Я не отрицаю своей вины. Знаю, что виноват! Случившееся полностью на моей совести, и я не прошу тебя понять или простить, но… Я действительно не хотел, чтобы так произошло. Юра обернулся к нему. Взгляд страшный, пустой. Словно это была лишь оболочка от того Юры Плисецкого, которого Пхичит знал. То был яркий светлый мальчик, энергичный, как само солнце, но сейчас это был лишь призрак. — У тебя есть возможность, Пхичит. — О какой возможности ты говоришь?.. — О возможности все исправить… — Юра завел руку за спину и из-за пояса достал пистолет. Это был тот пистолет, который он нашел у Отабека. Пистолет, который Юри спрятал недостаточно надежно. Пхичит отшатнулся назад и едва не упал на землю, перецепившись о корни. — Юр-ра… — его голос дрожал от страха. — Что… что ты хочешь сделать? — Ты — первый восставший. Правда это, или нет, но… в той припизднутой книге сказано, что если ты умрешь, мертвецы воскреснут, вновь. Если ты умрешь… Отабек… Он вернется? — Юра… Это не может быть правдой! От моей жизни не зависит совершенно ничего! Поверь мне, Юрочка, — Пхичит провел по лицу рукой. Оно стало влажным… от его слез. Юра сделал шаг к нему, крепко сжимая пистолет в ладони. В его глазах играло безумие. — Может и да. Может и нет. Но я должен проверить! Это единственный шанс вернуть его. Я пойду на все, чтобы вернуть его. Прости… я не ненавижу тебя, Пхичит, вовсе не ненавижу. Не злюсь… уже… я лишь хочу вернуть его… — Юра поднял руки вверх, взялся за оружие обеими ладонями. Наставил дуло на Пхичита и щелкнул предохранителем быстро и непоколебимо. Пхичит чуть отступил назад. Он не пытался бежать — понимал, что бежать бесполезно. Он не мог думать ни о чем, лишь о том, как он отчаянно хотел жить, и о том, как он хотел бы увидеть Сынгиля… Юра пошатнулся и мотнул головой — картинка перед глазами размывалась. Лекарство давало о себе знать, и все вокруг вертелось, приближалось и отдалялось. В голове творилась какая-то херня. Он уже не был уверен, что происходит. Правда ли это, или это еще один из его кошмаров? Голос в голове вновь проснулся. Он упорно нашептывал то, что лучше бы Пхичита не стало. Что лучше бы он умер, исчез. Тогда, как уверял голос, все бы стало на свои места. Этот звук в голове напоминал скрежет металла о стекло — резкий, противный, оглушающий: «Разве это не будет справедливо, Юра? — обратился этот внутренний демон к Плисецкому. — Отабек ведь погиб из-за Пхичита. Отабек защищал его и умер по его вине. Что стоит существование одного незначительного куска гнили по сравнению с жизнью Отабека? Пхичит должен отдать этот долг. Заплатить. И ты именно тот, кто должен взять с него плату!» «Так что стреляй, Юра». «Стреляй».