***
Беннер с первой встречи вызывает в Баки столько эмоций, что он поначалу не может с ними справиться. Он не смотрит на него, оказавшись поблизости. Ему и не надо, он чувствует его альфу, ощущает, как омега внутри рычит, требуя этого человека и его зверя прямо не сходя с места. Он и сам готов рычать, когда Стив говорит ему, что это партнер Тони Старка. Его животная часть не верит: «Не может быть, он же наш, наш! Он не мог выбрать другого!». Но Брюс Беннер выбрал. Омега внутри еще надеется, но Баки задвигает ее подальше. После грянувшей как гром посреди ясного неба течки первая его мысль о том, что этого всего не должно было случиться. Вторая — что это должно было случиться не так. Дальше он не додумывает и сбегает. Он не знает, как смотреть в глаза Старку, Стиву, всем остальным. Мысленно он ругается со своей омегой, убеждая ее, что шансов у них нет. Омега упорствует, подкидывает, как дрова в огонь, воспоминания о том, каким нежным, ласковым был Беннер, обнимающий его и прижимающий к себе. Он и не понимает, какой хаос наступает в отношениях между ними всеми после его течки. Просто потому, что избегает всех. Потом случается гон, и Баки нежится во внимании и заботе своего альфы. Ему так хорошо с ним, как не было уже очень давно. Главное, что он ощущает, это безопасность. Он чувствует себя под надежной защитой того, кто готов разнести за него весь мир. А ведь Баки видел вторую сущность Беннера. И понимает, что это не фигура речи. Но это если не думать о том, что его альфа уже связан с другим, а с ним самим сейчас только потому, что отпустил зверя и пошел на поводу у инстинктов. Слова Старка меняют все. «Я же знала, знала!» — сходит с ума от радости омега. А Баки не понимает, как теперь подойти к паре, как показать, что он ему нужен. Что сказать, как объяснить, что он хотел как лучше, хотел, чтобы альфа не метался между ними. Он думает о нем каждый день, скучает по нему, пробирается в лабораторию, бродит по между приборов и мониторов, представляя его, свою пару, сосредоточенного и рассеянного одновременно. Настолько, что тот не замечает, когда Баки первый раз показывается на пороге. В конце концов, Баки отваживается прийти к нему. Он помнит, как хорошо было просто наслаждаться заботой альфы. И не может избавиться от мысли, а каково это — быть с ним все время? Он приходит по ночам, остается по утрам. Он делает больше, чем готов был позволить себе. Он видит, как Беннер сносит его молчание, смотрит понимающе, ему почти совестно от этого, но отпустить себя сил не находится. До тех пор, пока во время боя он не понимает, что может и не успеть. Что так и протопчется рядом, мучительно размышляя и рискуя потерять пару. Случайно увидев Халка в первый раз, он не может поверить. В то, что такое возможно. И в то, что этот большой, огромный, красивый, зеленый монстр — его пара. А в следующий раз ему хочется вопить от ужаса, потому что его оборотень, его пара, его мягкий, понимающий и уравновешенный доктор Беннер в своей истинной форме ломится туда, где опаснее всего. Омега внутри поднимает шерсть дыбом, оскаливается, выпуская клыки, и бросается на его защиту. Баки пытается помочь — и помогает, попутно выясняя, что Халк чувствует его парой и не видит в нем опасности. Он игнорирует приказы и окрики Стива — ему влетит за это, но он не может остановиться. Их задача, его и омеги, прикрывать альфу, главного, кто у них есть. Он мечется, суется под огромную руку Халка, не отдавая себе отчет в том, что неоправданно рискует. Но разгневанная, защищающая омега внутри делает его еще более сильным, быстрым и опасным. Когда все заканчивается, омега садится на задние лапы, ожидая реакции альфы. А сам он демонстрирует свою заботу о паре так, как только может. И пара понимает. Оказавшись прижатым к дивану, чувствуя острые зубы Беннера на загривке, Баки дергается, чтобы сбросить с себя, не позволить, не дать больше никому… Но от крепкой и одновременно нежной хватки ему вдруг становится так хорошо, что он позволяет себе раствориться во внимании альфы, в его желании. Возбуждение прокатывается щекочущей волной по его телу, и самое правильное, что он может сделать, это поддаться ему. Внутри зудит, свербит, хочется отдаться, чтобы взяли, перехватили контроль, любя и защищая. Он чувствует, как между ягодиц становится мокро от смазки, и позволяет. Даже одурманенный страстью Брюс нежен, как легчайший шелк. Его руки гладят, ласкают и успокаивают так, что хочется податься к ним ближе, не расставаться с ними никогда. Внутренняя омега Баки громко скулит, почти оглушая его, стелется под альфой, покорно отводит хвост в сторону. Скребет когтями, порыкивает довольно, когда ее альфа, наконец, кроет ее. У Баки перехватывает дыхание от того, каким знакомым кажется ощущение Брюса в нем. Как он прижимает собой сверху, держит крепко. Грохнувшись с дивана, Баки не обращает внимания на острую боль в локте, на который упал. Он хочет одного — чтобы горячий член его альфы снова и снова наполнял изнутри, выбивая требовательный скулеж. Потому и раскидывается под ним, тянет на себя — давай, хочу тебя, прямо сейчас! Брюс смотрит на него умоляюще и непреклонно одновременно. Баки дергает ногами, слыша, как трещит ткань форменных брюк. Возится, ищет положение, в котором Брюсу было бы удобнее. У того хватает терпения и сил стянуть с Баки его ботинки и штаны, но на свои уже не хватает. И возвращается к нему, в него. Баки почти готов кончить, когда Брюс сжимает его член в ладони, давит как-то умело, так что совсем было наступивший оргазм отступает снова. Баки опять требовательно, недовольно скулит, только потому, что укусить не может за такое коварство. А Брюс переворачивает его на бок, ложится за спиной, приподнимает, насколько возможно, его ногу и снова наполняет собой. Он теперь берет его медленно, тягуче, и Баки хочется выть от переполняющего его удовольствия. Оргазм подбирается все ближе, Баки трясет, лихорадит, он вымотан переживаниями за пару, неожиданным сексом, и, кончая, он даже не понимает, что внутри у него уже набухает узел, что Брюс повязал его буквально. — Потерпи, сейчас пройдет, расслабься, — обжигает его ухо шепот Брюса. — Так только в первый раз, если не в течку. Но тот не понимает, что Баки не больно, ему хорошо до умопомрачения, до скрежета когтями по полу. Он открывает рот, скалит выступившие клыки и стонет, удовлетворенно и блаженно. Какая-то часть его отмечает то, что Баки давно уже вычитал в интернете. В парах любой секс по обоюдному желанию только в удовольствие. И вязка в период между течками не вредит омеге. Так что он покорно отдается волнам невыносимого наслаждения, чувствуя, как Брюс обхватывает его осторожно под живот, притягивает ближе, утыкается ему в затылок и тихо рычит. Это рык альфы, самца, того, кто получил единственное, что нужно зверю — свою пару. Омега в Баки отзывается, виляет хвостом, подставляет живот и урчит игриво. Брюс целует его, чуть двигает бедрами, отчего удовольствие новыми волнами прокатывается по телу, заставляя выгибаться, насаживаться сильнее. Хотя куда там сильнее — они в сцепке. Гладит живот, обхватывает ладонью опять вставший член, то ласкает невесомо, проводя вдоль ствола, то сжимает. Баки подается к нему, чувствуя, как плотно, идеально заполняет его узел. И кончает снова прозрачными каплями. Брюс подсовывает правую руку под голову Баки, позволяет ему откинуться на себя. Нервное напряжение спадает, дыхание у них выравнивается, и они остаются только вдвоем. — Долго еще? — спрашивает Баки, облизываясь. — Нет, уже скоро, — отвечает Брюс. И едва слышно: — Не уходи сразу, — шепчет он, бездумно поглаживая кончиками пальцев расслабленный пресс Баки и размазывая по нему его же сперму. — Останься хоть ненадолго. — Я с первого взгляда понял, кто ты, — после долго молчания вдруг говорит Баки. — Ты же заметил, эта омега моя, черт… Всегда спокойная была, выдрессированная, — это слово заставляет Брюса поморщиться, — а только тебя увидели, и как подменили ее. Трещит, не затыкаясь. Ну ты понял уже, да? Конечно, Брюс понял. Во власти омеги Баки не похож сам на себя — он становится ласковым, бесстыдным и говорит-говорит-говорит. То-то во время течки он остановиться не мог, все шептал, как рад. Хотя, какой он Брюс и не знает толком. — Когда Стив сказал, что ты со Старком, — продолжает Баки, — она присмирела вроде. А после течки и гона как с цепи сорвалась. Меня к тебе тянуло, хоть вой. — Потому и приходил? — спрашивает Брюс. — Ага. Она только рядом с тобой успокаивалась, — Баки ерзает, узел спадает, и скоро они расцепятся. — А я не знал, как тебе объяснить. — Что объяснить? — Что я не только из-за омеги, — мнется Баки, подбирая слова, — не только из-за пары. Мы же думали, вы со Старком вместе, вот я и не лез. А потом странно было, бегал-бегал от тебя, и добегался. — Подожди, хочу убедиться, что правильно тебя понял. Ты игнорировал меня и держал на расстоянии потому, что сначала думал, что я связан с Тони. И считал неприемлемым для себя вносить смуту в чужие отношения. Потом выяснилось, что с Тони я не связан, и ты то игнорировал меня, то преследовал, потому что… Что? — Брюсу хочется и рассмеяться, и дать Баки подзатыльник. — Ну, вот когда ты так говоришь, звучит не очень, — в его голосе явно слышно что-то, похожее на смущение. — Я хотел убедиться, что ты не просто из-за инстинктов… — И убеждался ты в этом, храня молчание? — уже открыто смеется Брюс. — Просто потому, что тебе было неловко? — спрашивает он, отсмеявшись и прижимая его ближе к себе. — Ты не стеснялся вламываться в мою спальню по ночам, смотреть, как я сплю, но стеснялся поговорить со мной. Брюс видит, как у Баки краснеют даже уши, трогательно и нежно. Ему хочется обнять его еще крепче, не выпускать из рук, помочь, научить принимать себя. Узел совсем спадает, Брюс осторожно выходит из Баки, отодвигается и нависает сверху. Тот смотрит на него, нахмурившись, и выглядит таким беззащитным, что альфа внутри поднимает морду, тревожно всматриваясь. — А сегодня почему решился? — задает Брюс вопрос, интересующий его больше всего. — Подумал, что не в том я уже возрасте, чтобы долго ждать, — говорит Баки и улыбается уголками губ.После
16 марта 2017 г. в 23:51
В темноте спальни ничего не видно, но Брюс чувствует, что рядом кто-то есть. Он слышит ровное дыхание. Даже может сказать, что тот, кто смотрит на него, сосредоточенно смотрит в одну точку — на его откинутую в сторону руку. Он знает, чей это взгляд — Баки приходит не в первый раз. Брюс не запирает двери, тот все равно попадет внутрь. Он знает, что ближе к утру, когда усталость даст о себе знать, Баки ляжет в постель, на самый край, но все равно ближе, чем раньше. А утром уйдет. Если повезет, Брюс, моргая спросонок, еще увидит, как он скрывается в дверях.
Прошедший гон мало что изменил между ними. Это Тони со Стивом, начав выяснять отношения, так и не остановились до сих пор. Но с Баки все по-другому. Альфа Брюса, уложив голову на лапы, смотрит на пару, ждет любого внимания с его стороны, хотя бы слова. Но тот молчит еще несколько недель, пока однажды ночью Брюс не просыпается от ощущения чужого присутствия и цепкого, опасного взгляда. Он замирает, боясь спугнуть неожиданного и такого желанного гостя. Альфа внутри взмахивает хвостом в приветствии: «Пришел. Пришел, смотри, он пришел!». Как пришел, так и ушел. Заметив, что Брюс проснулся, Баки тенью выскальзывает из спальни.
Так повторяется ночь за ночью, пока, наконец, Баки не остается до утра. Он не спит, только смотрит пристально. Брюс не представляет, о чем тот думает, но его радует, что он все-таки приходит. Это значит, что Баки начал долгий, медленный путь к своей паре.
Следующим шагом, может, и крохотным на посторонний взгляд, но на самом деле гигантским, становится то, что Баки в одну из ночей ложится рядом. Постель мгновенно пропитывается его запахом. И утром Брюс может даже сказать, в какой позе тот спал, потому что его альфа не спит, наслаждается близостью своей омеги. Ему очень хочется как-нибудь ускорить события. Присутствие Баки сводит его с ума невозможностью хотя бы прикоснуться к нему. Особенно, когда более эмоционально стабильная пара в Башне не стесняется демонстрировать налаживающиеся отношения. Но он отчетливо понимает, что нельзя. Брюс обуздывает зверя внутри, каждым жестом демонстрирует свою лояльность. Его терпение и выдержка окупаются, когда Баки остается на завтрак.
Альфа Брюса скачет щенком от радости — их пара голодна, а у них есть возможность накормить ее. Брюс едва не физически чувствует, как пушистым клубком его зверь мечется внутри, просясь на охоту. В Нью-Йорке. Он шипит на альфу про себя, готовит плотный завтрак и, млея от того, с каким аппетитом ест его пара, осторожно пытается поговорить. Баки молчит в ответ, словно воды в рот набрал. Но доедает все до крошки. Брюс помнит, каким голосом в течку он шептал ему, что хочет его, как торопился, захлебывался словами, когда Брюс вылизывал его шею чуть выше ключицы. И ему остро хочется услышать этот хриплый голос еще раз.
Баки остается на завтрак каждое утро, иногда приходит в лабораторию, садится тихонько и сначала просто наблюдает. Как будто мало ему их полуночных переглядываний. Спрашивает коротко, внимательно выслушивает ответы. Брюс порой ловит себя на том, что совершенно не представляет, о чем Баки думает. Но он надеется, что когда-нибудь тот перестанет молчать.
Он и перестает. В тот день, когда прозвучавший тревогой общий сбор собирает всех Мстителей в квинджете. Баки не то чтобы Мститель, но его участие в команде как-то становится само собой разумеющимся. Брюс видит, как меняется пластика его движений, становясь подобной пластике хищника, вышедшего на охоту. Альфа в нем рвет и мечет — это же пара, ее нельзя подвергать опасности, нужно защитить, сберечь, уничтожить всех, кто ей угрожает! Ярость зверя вырывается наружу, и Брюс теряет себя.
Когда он возвращается, то первым делом видит обеспокоенный взгляд своей пары. Именно пары, а не Баки — в глазах у него так явно проступает волнение, что это может быть только его внутренняя омега. Сам Баки вряд ли стал бы так смотреть. Он крутится вокруг, мешая в первую очередь медикам, не осведомленным о том, что Брюсу Беннеру медицинская помощь не бывает нужна. Осматривает с упорством маньяка — на Брюсе ни царапины, но Баки все равно не отводит от него взгляд. А когда он приносит подпаленную с одного угла подушку — где достал только? — Брюсу хочется рассмеяться от счастья. Его пара так трогательно и чуть-чуть нелепо заботится о нем, что он успокаивается тут же. Баки его уже весь. Осталось дождаться, пока тот сам это поймет.
То, что Баки это уже понял, Брюс осознает, когда они оказываются в Башне. Баки тарахтит без умолку и суетится. Взахлеб рассказывает, что и как было, как он старался быть ближе, как Кэп гонял его, словно надоедливую дворняжку. Потому что Баки в своем стремлении защитить пару едва не мешал. У Брюса не только от обилия информации, которую обрушивает на него Баки, но и от того, что тот вообще говорит с ним, голова идет кругом. Его еще ведет немного после обращения. Он чувствует, как альфа горделиво — ах ты ж паршивец мохнатый! — встряхивает головой, как будто кивая на омегу: «Посмотри, какой он! Сильный, быстрый! И весь наш, наш!».
Баки снует рядом, усаживает на диван, приносит воды, еды, снова воды. Он так не похож на привычного себя, что Брюс понимает — пережитое волнение выпустило его омегу, и та теперь льнет к своему альфе, заглядывает ему в глаза, прикусывает уши и тычется в шею холодным носом. Это приятно, конечно. Но и у альфы есть предел терпения.
Когда Баки наклоняется ближе, Брюс теряет контроль над собой, рывком опрокидывает его под себя, заставляя улечься на живот, и аккуратно смыкает зубы на его загривке. Чтобы показать, что альфа здесь, что все хорошо, что внимание и забота омеги увидены, отмечены, и за них благодарны. Но альфа он, а не Баки. Тот дергается было, рвет обивку металлическими пальцами, и через мгновение затихает, замерев покорно. Альфа чуть сжимает зубы, не прокусывая кожу, но наверняка чувствительно. А Баки, совсем уж неожиданно, приподнимает зад навстречу.
Удивление так велико, что Брюсу удается обуздать альфу, который опешил, так же как он сам. Он на пробу кладет руку на поясницу своей пары, оглаживает слегка, ведет по ягодице и немного сжимает пальцы на его бедре. Баки утыкается лицом в диван и расслабляется, обмякает, словно позволяя делать с собой что угодно, отдает контроль. Он как-то странно, подозрительно сопит. Брюс прислушивается и… не верит своим ушам. Баки урчит. Низко, утробно, протяжно. Снова двигает бедрами, притираясь к паху своего альфы, разводит ноги и совершенно очевидно устраивается для вязки. На нем все еще форма Зимнего Солдата — кожаная куртка со множеством ремешков, которые черт их знает для чего предназначены, плотные брюки, высокие ботинки. «Какая вязка, господи боже мой?» — думает Брюс.
Но и отпустить его сейчас нельзя! Иначе уйдет же, сбежит, снова замолчит. И кто знает, сколько времени тогда понадобится, чтобы он снова подпустил к себе. Брюс разжимает зубы, цыкает на альфу, который уже готов покрыть вот прямо сейчас, и ждет, ласково поглаживая Баки по спине и бедрам. Размашисто, чувствуя крепкое, как камень, тело под ладонью.
— Если не готов, то подождем, — шепчет он в растрепанные волосы на затылке своей пары. — Я подожду, — уточняет он.
Баки поворачивает голову — Брюс видит, что глаза у него закрыты — выдыхает, совсем уж растекается под ним и снова приглашающе двигает бедрами, прижимаясь задницей к колом стоящему члену Брюса.
— Не надо, — невнятно говорит Баки. — Не надо ждать.
Его слова действуют хлеще, чем его же запах во время течки. Брюс дергает Баки на себя за бедро, чтобы тот приподнялся немного, нашаривает пуговицу на поясе и выдирает ее, вместо того, чтобы расстегнуть. Молния мешает, зацепившись за ткань, злит, что не дает дотянуться до пары. Альфа внутри рычит, оскаливая острые, страшные клыки. Баки елозит, пытаясь вынырнуть из одежды. Брюс грубо, не успевая остановить себя, сдергивает с него брюки и белье и пальцами проводит между ягодиц. Там уже влажно, горячо, запах смазки растекается по комнате, забивается в ноздри, словно вата, отсекая разум и выпуская инстинкты. Покрыть, повязать, присвоить. Брюс рычит торжествующе, вторя альфе, — пара приняла их.
Баки покорно упирается локтями в диван, чуть поджимает ноги, занимая более удобное положение. Брюс, почти не соображая, что делает, — скорее! скорее! — расстегивает собственные брюки, приставляет истекающий смазкой член к его анусу, входит одним резким движением, чувствуя нежность и жар обхватывающих его стенок, и застывает, давая привыкнуть и пытаясь хоть немного прийти в себя. Он слышит тонкий всхлип, частое, тяжелое дыхание. На мгновение ему кажется, что все слишком, что он зря поторопился.
Но Баки снова начинает урчать. В этом самом желанном для любого альфы звуке отчетливо слышна нотка нетерпения. Он сжимается слегка, давая понять, что уже можно. И Брюс срывается в бешеную гонку желания. Первыми толчками он вбивается так, словно завтра не будет. Прихватывает за бедра, натягивает на себя, слыша, как довольно рычит его пара. Не только омега, но и сам Баки. Хрипло, рвано, срываясь на скулеж. Подмахивает каждому толчку, выгибая спину и запрокидывая голову. И Брюс вместе с альфой успокаиваются немного, начиная двигаться бережнее.
В конце концов, они падают с дивана. Баки еще сжимает кусок обивки в металлической руке, Брюс путается в собственных штанах и штанах Баки. Тот тянет его на себя, неосознанно пытаясь снять ботинки, намертво застрявшие на ногах.
— Черт! — непроизвольно озвучивает мысли их обоих Брюс. Он прижимает возбужденного, судорожно ластящегося к нему Баки, который смотрит на него с удивительным доверием, и просит: — Подожди, сейчас…
Застежки-липучки и шнурки, несомненно, были придуманы, чтобы сбить зашкаливающий градус секса в парах. Пока Брюс освобождает Баки от обуви и едва не порванных брюк, он успевает понять, что нужно самую чуточку притормозить и снять брюки с себя. Он подхватывает ноги Баки за лодыжки, ловит его затуманенный взгляд, спрашивает беззвучно: «Да?», получает такой же безмолвный ответ: «Да!», и снова втискивается в горячее, влажное, самое лучшее.