Амнезия

Стив еще никогда не жил так полно, так безоглядно и так ярко, как сейчас, в этом новом мире, полном непонятных приборов, слов, ярких вывесок, синтетических продуктов и навязчивой рекламы. Он ему нравился, этот мир, эта жизнь, полная чувственных удовольствий. Жизнь, в которой нельзя было курить в общественных местах, а вот целовать там же мужчину – можно. Жизнь, в которой он хоть ненадолго мог раствориться в своих любовниках полностью, без остатка отдать себя им и каждым поцелуем утверждать свое право на них обоих. Он сходил с ума от этой счастливой вседозволенности, когда, вылизывая Баки, буквально трахая его языком, можно было одновременно ощущать твердый член у себя в заднице и задыхаться от острого, почти болезненного, стыдного удовольствия. Можно было покорно брать до самого горла, слизывая знакомый терпкий вкус Брока и одновременно сжимать бедра Баки, с упоением скользящего по его члену, медленно, чувственно опускающегося до самого конца. Хорошо было оказываться в середине, боясь, что сердце, его отвратительно здоровое сердце, просто разорвется от избытка ощущений: тугой, обволакивающий жар Брока, его теснота, сильная хватка его бедер; и привычная, желанная заполненность, прохлада металлической ладони на горле, хриплые выдохи Баки куда-то в шею. Стоны, которые он больше не мог, да и не хотел удерживать, рвались нескончаемым потоком, и сил хватало только на то, чтобы глотать слова – до поры. До того момента, когда он не захочет больше бороться с головной болью и терпеть гул в ушах, когда позволит себе увидеть чуть больше, чем потрепанную серую папку с кириллицей выведенной на ней надписью: «Дело №17». Сейчас он не хотел помнить. Сейчас он хотел жить, зная, что все усложнится в разы, стоит ему позволить воспоминаниям вернуться. Он дал себе этот вечер. Дал им троим возможность не думать ни о чем и ни о ком, кроме друг друга, не заниматься ничем, кроме утоления голода и потребности быть вместе. Впервые – так, без правил, расписаний и сложных взаимозачетов. Когда вечером они сидели на уютной кухне и Баки, смеясь, переворачивал блинчики, подбрасывая их в воздух, а Брок разливал чай, Стив мог просто любоваться их плавными, уверенными движениями, не зная их биографий, не отягощая жизнь лишними знаниями. Многие знания – многие печали. Потом, собирая с их губ горький дым, он чувствовал лишь общность, жадную потребность быть здесь и сейчас, быть с ними, быть их. И, борясь с головной болью, Стив был готов продлевать этот вечер столько, сколько у него хватит сил. А сил ему было не занимать. И когда позже они с Баки вместе влезли в огромную ванну и туда же затянули упиравшегося Брока, а потом мыли его в душистой пене, и Баки дурашливо прогибался в спине и поднимал над головой мокрые руки, изображая одалиску, купающую султана, Стив с горечью понимал – время истекает. Он не хотел помнить, но выбора не было. По сути, выбора у него не стало, как только он согласился на опасный эксперимент Эрскина, еще тогда, в прошлой жизни. Глубокой ночью, когда они все, наконец, насытились друг другом и, сплетясь в плотный клубок, уснули, Стив еще успел подумать о том, что выбор, впрочем, есть всегда. Просто не все решаются сделать его без оглядки на друзей, общественное мнение и привычную, устоявшуюся картину мира. Но Стив Роджерс потому и стал Капитаном Америкой – страх, равно как и инстинкт самосохранения, у него отсутствовали напрочь. *** Сон отпускал медленно, будто нехотя. С кухни слышалось немелодичное мурлыканье и пахло жарящимся беконом. Волосы Брока пахли сигаретным дымом и шампунем, спина была теплой, а сам он был таким расслабленным, домашним, что… - У тебя глаза желтые, - сонно сказал Стив ему в шею. – Как у Морриса. - У кого? – так же сонно спросил Брок, не делая даже попытки пошевелиться. - У Морриса. До войны у нас с Баки был кот. Угольно-черный с бурыми подпалинами на боках. Желтоглазый самовольный наглый мудак. Прямо как ты. Брок дернулся, пытаясь отодвинуться, но Стив его удержал, коснулся губами шеи, лизнул за ухом, провел раскрытой ладонью по животу и, усмехнувшись, обхватил ладонью уверенно стоящий член. - Мы жили небогато, но Моррис у нас не голодал. Когда денег не было совсем, эта тварь умудрялась притаскивать нам жирных голубей или украденные у соседей сосиски. Так что мудаком он был в целом, а не в частности. Прошло три четверти века, а у нас с Баки ничего не поменялось. Тягу к желтоглазым мудакам просто так потерей памяти не перешибешь, - он сжал член Брока крепче и медленно двинул ладонью по всей длине. - С возвращением, Кэп, - хрипло произнес тот. - Это будет нашим маленьким секретом, - Стив поцеловал его в шею и вжался пахом в ягодицы. – Если уж меня угораздило взаимно влюбиться в человека, которого я был готов придушить голыми руками, то другим раскрывать карты не обязательно. - Кэп… - Стив. К тому, кого драли всю ночь в самых разнообразных позах и кому кончали на лицо, поздновато обращаться столь… официально. - Я знал, что ты пожалеешь. - Ничуть, - заверил его Стив. – Что из фразы «угораздило взаимно влюбиться» ускользнуло от твоего внимания? - Наверное, мне помешали слова «мудак» и «придушить голыми руками», - хрипло выговорил Брок, толкаясь ему в кулак. - Тогда я повторю для тех, кто в танке, - Стив оттянул его ягодицу, щедро плеснул на чуть приоткрытый вход лубриканта и со стоном вошел в него, - люблю тебя. Вас обоих. Но это не значит, что я забыл, какой ты мудак, Брок Рамлоу. Брок был горячим. Всегда, с самого первого раза, когда Стив, не выдержав постоянных провокаций, повалил его на кровать и почти грубо трахнул прямо при Баки, неотрывно глядя в глаза, он был горячим и гибким в руках, но не податливым – нет. Баки вчера сознательно исказил смысл своих с Броком отношений. Стив и ненавидел Рамлоу именно за власть над Баки. Тот был его куратором больше десяти лет и знал, как одним словом успокоить, как заставить делать все, что угодно, как провоцировать и поощрять его, как добиться от него невозможного. Брок никогда не дергал за те самые «крючки», о которых вчера упомянул Баки, никогда не зомбировал его, не подчинял насильно. Он просто виртуозно вертел им, как своим любимым метательным ножом, четко отправляя в цель. В яблочко. В десятку. Секс между ними поначалу был еще одним средством воздействия – поощрением. Они оба получали от него огромное удовольствие, и когда Стив, которого Баки помнил лишь короткими урывками, чаще из детства, лишенный возможности лишний раз прикоснуться к тому, кого считал своим, заставал их в интимные моменты, он ощущал лишь ревность, растерянность и горечь от того, как сильно все изменилось. Он ненавидел Брока Рамлоу, ревновал Баки к нему, но доктора обещали, что Баки все вспомнит. Он ждал. Ждал, игнорируя намеки и открытые протесты друзей, провокации со стороны Брока и мелкие подколки Фьюри. Он должен был перетерпеть. Баки был жив, здоров и получал от жизни удовольствие. На первых порах Стиву этого было достаточно. Брок застонал под ним, переворачиваясь на живот, и Стив тут же прижал его всем телом к кровати, зная, что тот выдержит. Тот всегда выдерживал, потому-то его и назначили хэндлером Зимнего Солдата. Совершенно бесстрашный сукин сын, прочный, как вибраниум, и такой же непрошибаемый. И какой же желанный, черт бы его побрал. Добился-таки, сделал по-своему, как Стив ни пытался этого избежать. Привязал, влез под кожу и вывернул душу, присвоил их обоих. - Стив! – возмущенно заорал Бак с кухни. – Завтрак! - Пять минут, - крикнул он в ответ, увеличивая темп, вжимаясь в жесткое тело под собой и впервые осознанно признавая: ему чертовски нравится, как все сложилось. Теперь, когда у него нет сомнений в том, что его помешательство взаимно. - Сильнее, мать твою, - выругался Брок, приподнимая бедра и просовывая под них руку. – Да, черт, Стив… - Сожми меня, сожми в себе… господи, как же я тебя ненавижу. - Так же… как я – тебя, - не смолчал Брок. – Еще. Жестче… еще чуть… Стив ослеп и оглох, сердце билось где-то в голове и в паху одновременно, и все, чего он хотел – услышать приглушенный подушкой рык Брока, почувствовать, как тот сожмет его член, как крупно вздрогнет под ним, кончая, подаваясь навстречу до последнего, как длинно выдохнет и расслабится, когда Стив заполнит его своей спермой, помечая, присваивая. Теперь уже – без лишних сомнений. - Хорошее начало дня, - Брок одним точным броском скинул его с себя и перевернулся на бок. – Пока ты дезориентирован, расставлю свои точки над i, - он потянулся за сигаретами и изогнул бровь, когда Стив закурил вместе с ним, агрессивно выпуская дым через ноздри. – Да, я влез в твою жизнь. Да, я использовал для этого твою помешанность на Баки. Но сделал я это не для того, чтобы не отвечать за свои поступки, как шипят твои друзья. Залечь на дно не составляло никакого труда. Я сделал это, потому что с первого взгляда захотел тебя. Захотел так, что мозги отключились. - А Баки? – спросил Стив, не мог не спросить. - Баки – часть меня. Он очень точно описал вчера наше взаимодействие, не упомянув лишь, что процесс был обоюдным. Сейчас это уже не так ощутимо, но я с высокой точностью могу сказать, что Баки сейчас делает и как быстро догадается, что ты опять с нами. Полностью. - И сколько ему понадобится времени? - Тридцать секунд – максимум. И то, если ты будешь молчать и лежать лицом в подушку. - А остальные? - В душе не ебу. Будет зависеть от твоего актерского мастерства. Стив смотрел на него и никак не мог состыковать впечатления, которые у него сложились за последние дни, и то, что он вычитал когда-то в расширенном досье Гидры. Не мог его отзывчивый любовник одновременно быть тем, кем он, без сомнения, являлся еще пару лет назад. Не мог, но был. - Дыру прожжешь, - невесело усмехнулся Брок, выпуская дым. - В тебе? Да ты шутишь, похоже. Скорее, от тебя отскочит и вмажет мне обраткой. - Стив, - Брок, не скрывая досады, раздавил сигарету в массивной пепельнице и вытянулся на боку, подперев голову рукой. – Какого хуя тебе не хватает? - Ясности. Как обычно. Брок несколько секунд сверлил его взглядом, а потом откинулся на подушки и уставился в потолок. - Иди нахуй, Роджерс. Как же ты меня достал, знал бы кто. Все, что я хотел тебе сказать – сказал. И даже показал. С остальным сам разбирайся, я тебе больше нихуя не стану доказывать. Слепой, самоуверенный… Стив, хмыкнув, навалился на него сверху и поцеловал. - По-моему, я тоже тебе все сказал. Неоднократно. - И теперь не знаешь, как у тебя язык повернулся. - Я читал твое досье. Расширенное. И у меня все равно стоит на тебя. Еще вопросы есть? - Есть. Ты будешь разрывать контракт? - Нет. Последние полгода даже мыслей таких не было. Мысли были о другом. Что я втрескался в мудака, который имеет меня через Баки. - А у меня – что я заполучил тебя в свою постель, но радости от этого ни на грош. - Я обещаю, - Стив снова поцеловал его, прикусив нижнюю губу, - что радости у тебя теперь будет столько, что не унесешь. - Стив... там, в машине. Я не соврал. - Верю. Я так вообще не сказал ни слова неправды, сколько мы вместе. Последние дни тоже считаются. - То есть то, что я мудак… - А то для тебя это новость, - Стив усмехнувшись, длинно провел языком от его плеча до самого уха, заставляя хрипло выдохнуть, но появившийся на пороге спальни Баки был непреклонен: - Вот уж нет, парни. Я чего там изгалялся на кухне? Тащите свои задницы за стол. А то хуй вам, а не блинчики, омлет, бекон и кофе. Остынет – готовить больше не буду. Стив! - Иду, - пообещал тот, ловя губами биение пульса на шее Брока. - Погоди-ка, - Баки подошел к постели и чуть подтолкнул Стива, заставляя его лечь на спину. – И когда? - Пятнадцать, - ухмыльнулся Брок. - Чего? – потребовал Баки. - Пятнадцать секунд понадобилось тебе, чтобы раскусить Кэпа. Я ставил на тридцать. - Ночью, - вздохнул Стив. – Как ты догадался? - В сороковых ты бы заныл: «Баки, давай поедим в постели, ну пожалуйста, иди сюда, у меня что-то есть для тебя». В этом времени ты решил, что жрать в постели – буржуазный пережиток, и задолбал нас своими жалобами на мнимые крошки и мусор. Зануда. - Давай поедим в постели, - усмехнулся Стив, поднимаясь. – Я помогу тебе принести. Брок, сдвигайся в середину, если ты думаешь, что я дам тебе сбежать в ванную, ты заблуждаешься, как никогда. Тот, оглядев Стива с ног до головы, молча перекатился и включил телевизор. - Как ты? – спросил Баки, едва за ними закрылась дверь. - Я – странно, - честно ответил Стив. – У меня раздвоение восприятия. Знаешь, будто все вещи – не то, чем кажутся. Баки задумчиво облизал металлические пальцы, которыми только что ловко переложил стопку пропитанных маслом блинчиков со сковороды на тарелку, и без тени сомнения произнес: - Мы оба тебя любим. Наша общая проблема в том, что я знаю вас обоих лучше, чем вы друг друга. Только в этом, и ни в чем другом. Стива странно согрела эта уверенность Баки и то, как тот правильно понял основную причину его состояния. - Странная уверенность, - не мог не заметить он, на что Баки лишь ткнул ему металлическим пальцем в лоб. - Знаю вас обоих, как облупленных. Упрямые оба, а ты еще и слепой. - Я не… - Ты – да, Стив. Ты либо слеп, либо излишне жесток. Бери столик, я захвачу кофе. Стив подошел к нему вплотную и обхватил за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Этот жест был родом из сорок третьего, когда после Аззано Баки часто прятал глаза и молчал обо всем: о здоровье, о переменах, медленно, но верно происходящих в нем, о головных болях, о чувствах. О чувствах – особенно. - Скажи мне, Бак, - попросил Стив. – Просто скажи мне это. Как тебе между нами? Между мной и… - Нет никакого «между», Стиви, - Баки тягуче, лениво улыбнулся и прикрыл заблестевшие глаза. – Когда ты это поймешь, наконец? Есть «под», есть «на», «в» и даже «для» есть, но никакого «между» я не знаю. Идем, остынет. К тому же, сегодня пятница, а это значит, что в обед припрутся те, кто до смешного хочет защитить Стивена Гранта Роджерса от него самого. Цирк. У нас с Броком билеты в первый ряд. По пятьдесят центов за штуку. Не хочу, чтобы пропали, - он подмигнул Стиву, ответил на короткий поцелуй, подхватил кофейник и, весело насвистывая, пошел в спальню. Когда во время завтрака, бездумно глядя на очередную полуголую красотку на экране, Стив поймал себя на желании облизать пальцы, да еще не свои, а Брока, чье голое бедро, четко ощутимое под одеялом, не давало ему связно мыслить, он понял, что странная потеря памяти, вызванная сильнейшим сотрясением мозга и трещиной в черепе, не прошла даром. Плотина, которую он тщательно, упорно возводил последний год, чтобы не давать волю мешающим, совершенно неуместным чувствам, если еще не разрушилась под их напором, то уже дала заметную течь и трещала по швам. Страшно не было. Вспоминая тревожное, болезненное состояние, ощущение неправильности, несчастливости, с которыми он жил в последнее время, Стив не мог понять, почему тянул так долго. Почему не видел ничего дальше собственного носа, почему, вопреки привычной импульсивности, решил руководствоваться разумом, а не чувствами. Будь так всегда, он бы потерял Баки еще в Аззано. Разум в лице полковника Филлипса говорил, что надежды нет, а сердце не слушало. Когда вдруг стало наоборот? Наверное тогда, когда это сердце упало вместе с Баки там, в горах. Сорвалось и разбилось вдребезги. Все, что у Стива осталось после этого – разум. Накачанный сывороткой, отточенный, идеально функционирующий. Делать глупости стало не для кого. Но теперь Баки вернулся, и пора бы Стиву вспомнить, как все должно быть на самом деле. Оттаять, наконец, ведь он никогда не боялся делать глупости, ошибаться и даже получать за это по зубам. В конце концов, кто без шрамов на сердце – тот и не жил толком. Дождавшись, пока Баки и Брок доедят, он переставил столик на пол и навалился на них сверху, обнимая за крепкие шеи и с наслаждением понимая: удивил. - Предлагаю начать сначала, - сказал он, слыша, как хрипло звучит его голос. - Что именно? – весело спросил Баки, проводя по его горячей спине холодным металлом ладони. - Жить. - Поздновато, - хмыкнул Брок. - Мне без малого сотня, и я молод. А тебе вообще должно быть стыдно, ты в два раза младше меня, - с этими словами Стив прикусил его шею, и все уточнения поставленной задачи были отложены до лучших времен.