Riddle

Всю свою жизнь я слышала его голос и ощущала тихое дыхание за спиной. Он выжидал в тёмных углах, где тени живых погружались во мрак, и нашептывал вещи, о которых было страшно думать. В памяти чётко сохранился тот день, когда Распределяющая Шляпа, даже не коснувшись моей головы, мерзко выплюнула: «Слизерин!» и замолчала на некоторое время. Потёртые складки на силуэте её лица сморщились, а ткань словно почернела под хмурым взглядом Дамблдора. Уверена, что на тот момент она уже о чём-то догадалась и потом, растягивая секунды на долгие минуты, что-то обдумывала. Помню, как весь зал учеников косо смотрел на меня и тихо перешептывался, показывая пальцами. Было противно стать мишенью столь неприятных обсуждений. На моих глазах наворачивались слезы, вызванные ощущением жестокого позора. Тогда мне дико хотелось убежать куда-нибудь далеко и спрятаться в длинных лабиринтах школы, чтобы никто и никогда меня больше не нашёл. Уже тогда все мои ощущения обострились. Мурашки бегали под кожей, разгоняя по телу смертельный холод каждый раз, когда мне казалось, что кто-то стоит за спиной и протягивает свои ледяные костлявые пальцы к плечу. Но страх обернуться и встретиться лицом к лицу со своим кошмаром всегда был сильнее меня, поэтому приходилось молча стоять, стиснув зубы и зажмурив глаза, и молиться, чтобы этот кто-то скорей ушёл. Здоровый сон навсегда покинул меня, когда я приехала в Хогвартс. Каждую ночь приходилось просыпаться в холодном поту, ощущая, как неведомый тяжёлый камень давит на грудь и тянет вниз, словно якорь, брошенный на дно, давшее трещину судно. Я задыхалась, чувствуя, как слезы ручьём текут по щекам, и вновь и вновь различая его силуэт в тёмных углах своей комнаты. Он призывал меня, его голос разносился над крышей школы ветром и врывался в окна непрошеными гостем. Четыре года я жила в страхе перед тем, кого не должна бояться, но перед тем, кого должна и буду всегда ненавидеть. Я помню тот жуткий день, когда узнала тайну, навсегда перекосившую мою жизнь. Хогвартс погрузился в траур после смерти Седрика, никто в школе не верил словам Гарри о том, что во всем виноват вернувшийся в ряды живых Волан-де-Морт. Никто даже не собирался принимать эту информацию всерьёз, что создавало слишком много проблем и вопросов о том, что же делать дальше. Тогда я поняла, что наше детство теперь навсегда закончилось и впредь перед нами глобально серьёзные и, возможно, непосильные задачи. Но несмотря на ужасное происшествие в лабиринте, я почему-то была уверена, что мы как всегда справимся, ведь с нами были преданные друзья и великие волшебники. Конечно, сейчас, учась на шестом курсе, я прекрасно понимаю, что в нашем мире никогда нельзя допускать мысли о чём-то положительном, когда кажется, что всё висит на волоске. Жизнь людей хрупка, словно хрустальный шар, ловящий баланс на вершине пирамиды, одно неверное движение — все может рухнуть в момент, не успеешь и взмахнуть волшебной палочкой. В тот день вечером я была одна в комнате, ощущение тревоги изводило меня, заставляя сердце не прекращая держать быстрый темп, а ладошки потеть. Я пыталась успокоиться и заснуть на некоторое время. Голова гудела от слишком большого потока мыслей, хотелось просто закрыть глаза и представить, что всё это — жуткий и самый ужасный сон, который только мог мне присниться. Но мои сны всегда отличались от того, что происходило в реальности: они имели свой сюжет и несли какой-то определённый смысл, который разгадать я смогла только в тот день. Когда я прилегла на кровать, то почувствовала, что температура в комнате резко упала; натянув одеяло на макушку, я закрыла глаза, стараясь перестать дрожать. Стояла гробовая тишина, словно все обитатели школы неожиданно вымерли. И именно тогда ощущение, что я нахожусь в комнате не одна, стало настолько сильным, что стало тошно. Присев на кровати, я огляделась вокруг: в комнате стоял тусклый полумрак, но даже слепой понял бы, что никого, кроме меня там не было. Не смотря на это, изводившее меня ощущение чьего-то присутсвия отчётливо сохранялось. Я затаила дыхание и максимально напрягла слух. Казалось, мир замер на какое-то мгновение, когда на него неожиданно обрушилась тысяча мучеников, кричащих и молящих о помощи. Они звали меня, произнося моё имя вновь и вновь. Голову пронзала дикая и давящая боль, хотелось оторвать свои уши и больше никогда не слышать, как кто-то произносит моё имя. Казалось, что это длилось вечность, словно стрелки на часах забыли свою работу и постоянно метались между направлением своего хода. Я чувствовала, как из ушей потекла тёплая и липкая жидкость, и не трудно было догадаться, что это — тоненькие струйки крови. Горло раздирало от боли, ведь я кричала так сильно, насколько позволяли лёгкие, но мысли о том, почему никто меня не слышит, мертвой хваткой держали за то, что никто не придёт на помощь. Но в один момент все резко прекратилось, остался лишь противный писк и пульсирующая боль в голове. Я не понимала, что произошло, пока мерзкий звук не сменился на тихое змеиное шипение, а тени от свеч не стали принимать длинные и узкие формы. Незаметно меня окружили змеи — они были везде: на стенах, полу, в моей постели, выползали из всех щелей и свисали с потолка. Мне хотелось кричать, хотелось исчезнуть и сгинуть с чертовой планеты, когда собственный разум почему-то останавливал сделать это. Я сидела, словно намертво оледеневшая статуя, завороженно наблюдавшая за чешуйчатыми тварями, пока совсем незаметно его голос наполнял комнату. "Скоро мы воссоединимся, дочь моя, — говорил он. — Мы будем править этим никчемным миром и восседать на троне, пока кровь жалких людей и глупых предателей будет литься из наших кувшинов, создавая непроходимые реки. Я твой отец, Гермиона, и скоро ты будешь стоять рядом со мной." Голос долго повторял эту фразу, продолжая говорить что-то ещё, наполняя моё сердце чем-то чёрным и мерзким. Змеи пробирались под мою кожу, вливались в вены и наполняли ядом. В тот момент я считала себя мертвой, и наверно это был бы подарок судьбы, если так оно и случилось. Я отчётливо понимала, кому принадлежал голос, поэтому когда Тёмный Лорд замолк, страх волной накрыл меня, заставляя воздух выбиться из лёгких, ведь смысл сказанных слов наконец-то дошёл до меня. Я дочь Волан-де-Морта.