Riddle

Самое ужасное было то, что Пэнси Паркинсон была соседкой Гермионы по комнате. Каждое утро она просыпалась от её глупого щебета и бессмысленных разговоров с Дафной Гринграсс о мальчиках, нарядах и о том, как же мерзко спать в метре от грязнокровки. Гермионе всегда хотелось закрыть ей рот каким-нибудь заклятием или наколдовать жабье лицо — хотя оно и без того у неё имелось, — но самообладание всегда брало верх. Её раздражала Пэнси Паркинсон. Её бесила Пэнси Паркинсон. Она хотела прибить Пэнси Паркинсон, ударив чём-нибудь тяжёлым по голове. Она была настолько ей противна, что при одном только виде всегда воротило живот, а нервы натягивались, словно струны, готовые вот-вот лопнуть. Последние несколько месяцев Грейнджер намеренно просыпалась и ложилась с разницей в один час со своей соседкой, лишь бы как можно больше избегать с ней встреч. Очень часто она жаловалась своим друзьям, что из всех слизеринок, ей досталась самая мерзкая, будто и без того у неё не хватало проблем. — Да я лучше бы разделила кровать с гоблином, чем ещё три года в одной комнате с этой стервой! — переполненная чувствами высказывалась Гермиона, когда однажды проснулась в насквозь мокрой кровати, а Пэнси стояла рядом в обществе своих подруг и громко хохотала, выкраивая: «Может смоешь с себя позор грязной крови!» И это была не единственная пакость, которую приходилось терпеть от неё Грейнджер. Зачастую она находила свои вещи парящими под потолком, либо измазанными какой-то гадостью; иногда случалось, что вся её кровать была в земле с ползающими в ней насекомыми; она выливала на голову Грейнджер грязь из луж и порой приклеивала ботинки к полу — и ничего из этого нельзя было назвать остроумным или хотя бы оригинальным, но для всего Слизерина она становилась национальным героем. И когда на четвёртом курсе Грейнджер узнала, чьей же на самом деле наследницей является, ей так и норовило закричать это Паркинсон в лицо, чтобы та наконец-то заткнулась. Она не терпела правды о себе, ненавидела саму себя, когда понимала чья же именно кровь течёт в её жилах, но иногда тихое злорадство охватывало верх. Она представляла собачью мордочку Пэнси, как та узнаёт о настоящем происхождении Гермионы, и злость куда-то испарялась, на её место приходило что-то другое. Более сильное. Темное. — В последнее время Драко ведёт себя очень странно, — сказала Паркинсон, причесывая свои волосы. Вместе с Дафной Гринграсс она начинала своё утро со сплетен, стараясь не замечать лежащую на соседней кровати Гермиону. — Я хочу его проучить, чтобы знал, каково меня динамить. Широко распахнув глаза, Грейнджер проснулась, начиная проклинать всё на свете. По неведомой ей причине она не встала вовремя и не смылась из комнаты до пробуждения «Мопса». Быстро перебирая мысли в голове, Гермиона придумывала сложнейшие планы, как же ей исчезнуть из-под одеяла, чтобы особо не привлекать к себе внимания. Сжав пальцы в кулаки, ей захотелось истерически закричать, но осознав всю безвыходность и глупость ситуации, она лишь шумно выдохнула и вновь закрыла глаза. «Нужно лишь немного потерпеть,» — мысленно повторяла она себе, лёжа спиной к ненавистному ей человеку и молясь, чтобы та не догадалась о столь неудачном пробуждении своей соседки, когда Пэнси Паркинсон даже не смотрела в сторону дрожащей от досады Гермионы. Всё её внимание было обращено к своему отражению и козням, которые она собиралась устроить обидевшему её ранимую персону Малфою. — Может устроишь ему бойкот? — неуверенно высказала своё предложение Дафна. Пэнси лишь усмехнулась столь глупому методу мщения, показательно закатив глаза. — И что? Объявлю ему голодовку? — язвительно проговорила она, наморщив курносый нос и презрительно сощурившись. — Если у тебя нет более умных идей, то лучше молчи, Дафна. Задетая за живое, Гринграсс обижено надула губы и отвернулась от подруги, показательно скрестив руки на груди. Ей не так везло в сердечных делах, как Паркинсон, хотя на лицо она была гораздо симпатичнее — даже более, чем. Миловидная и хрупкая, она всегда жила в тени и под напором Пэнси, которая совсем не давала ей свободного воздуха. Тайно влюблённая в Малфоя, она всегда корила себя за то, что не обладает такой смелостью и навязчивостью. Ведь если бы не определённые черты характера, которые она так ненавидела в себе, то не Пэнси, а именно она, Дафна Гринграсс, была бы девушкой обожаемого ею с первого курса Драко. — Нет, здесь нужно что-то более изысканное, — задумалась Пэнси, даже не обращая внимания на подругу. Дафна внимательно посмотрела на брюнетку. Она никогда не понимала, что же именно может нравится Малфою в Паркинсон? Такая злобная, мерзкая и жутко завистливая. Тяжело вздохнув, она сама ответила свой вопрос. — Забини, — вырвалось у Пэнси. Лицо девушки озарилось так, словно никогда прежде её не посещала такая гениальная идея. На вопросительный взгляд подруги, она ответила: — Я заставлю его ревновать, глупышка. Закадрить Блейза —ничего не стоит, зато Драко, наконец-то, поймёт, что он может меня потерять. Самодовольство Пэнси поражало Гринграсс: она не была столь уверена в том, что эта идея могла оправдать надежды, которые возлагала на неё подруга. Но ей оставалось лишь только натянуто улыбнуться и согласиться в то время, как невольно ставшая свидетельницей разговора Гермиона хотела вскочить и запульнуть какое-нибудь заклятие в самовлюбленное лицо соседки. Прошли долгие минуты, пока комната, наконец-то, опустела. Мрачная Грейнджер слезла с кровати и — стараясь как можно быстрей — собралась и вылетела из комнаты. Она была на взводе, слишком быстро шагая, девушка то и дело врезалась в студентов, которых просто не замечала. Мысли назойливо прокручивали услышанный разговор, доводя её до точки кипения и не давая придти в себя. Это не твоё дело. Голова гудела, расскалывалась от боли и досады. Прекрати об этом думать! Но она не могла — может просто не хотела. Внутри всё ходило ходуном, пока раскрасневшая и запыхавшаяся от злости Грейнджер не оказалась на улице. Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Прохладный ветер слегка остудил её пыл и она смогла привести свои мысли в порядок. Гермиона не хотела разбираться, что послужило такой резкой реакцией на глупый девичьий разговор. Ведь она не хотела думать, что может испытывать ревность по отношению к Малфою, как и обращать внимание на навязчивую идею обо всем ему рассказать. Девушка чувствовала, как гигантский ком смешанных чувств подкатывал к горлу, разрастался и съедал её изнутри. Её голова бессильно упала на ладони. Ей так хотелось спрятаться от всего мира, скрыться, чтоб никто не нашёл. — Грейнджер? — раздался голос за спиной. Гермионе не надо было долго гадать, кому он принадлежал. Так часто она слышала, как он с раздражением произносит её фамилию. Она обернулась. — Нужно поговорить. — Малфой старался говорить спокойно, но невооруженным взглядом было видно, как его трясло.