Я просто Солдат

Кавалерас — это темный, грязный бар недалеко от мексиканской границы. Место, где за пару долларов охотно нальют любому, будь он маргиналом, карманником, шлюхой, убийцей… Или старым, уставшим солдатом. Он приехал в Дорадо несколько дней назад. Мексика это неплохое место, чтобы залечь на дно, когда охотников на твою голову в США стало слишком много. Место где можно перевести дух и зализать раны перед следующим рывком: до его ушей дошли слухи из Каира, где появился один до боли знакомый призрак… Лучше бы им было оказаться правдой. Старым мертвым солдатам лучше держаться вместе, не так ли? Джек — волк-одиночка. Теперь уже волк-одиночка. Но Ана… Да, от помощи Аны он бы не отказался. Ему до боли нужен чей-то одобрительный взгляд, ему нужно чтобы кто-то сказал, что он молодец, что он делает все правильно. Старый глупый пес, который слишком привык смотреть в рот своим хозяевам и наивно полагал, что совет ООН поможет ему, защитит Овервотч от нападок прессы и общества, что все будет хорошо, что все будет как раньше. Ни черта не будет. Если в чем-то сукин сын Рейес и был прав, так только в этом. «Все закончено, Джек. Овервотч настал конец.» Пойло в баре мутное, смутно напоминает дешевый самогон, хотя выдается за виски. Подобные сомнительные жидкости любил мальчишка Маккри, Джек же тупо смотрит на стакан, не в силах заставить себя пригубить из него. Ну же Моррисон, говорят что алкоголь помогает забыться, а тебе есть что забывать, будь твоя воля — вычеркнул бы из памяти все что происходило после смерти (смерти ли?) Аны. С печальным вздохом он отодвигает стакан — нет, есть планка, ниже которой Джек опустится не может. Даже если он давно не Джек, а просто…просто Солдат, дух мести, возмездия, не достойный имени доброго коммандера Моррисона. Его жалкая тень, состоящая лишь из худшего, что оставалось в Джеке: боли, горечи утрат, разочарования и тупой, бессильной злобы. На себя и на этот проклятый мир, который он пытался защищать тридцать лет. — Ей, красавчик, уступишь если сам пить не будешь? Не пропадать же добру из-за того, что янки не по зубам наш виски? Голос был дребезжащий, говорил с сильным акцентом, но тем не менее достаточно внятно. Джек приподнял голову и прищурился, рассматривая своего соседа по барной стойке. Дедок лет семидесяти с пропитым, хитрющим лицом. Впрочем, смотрит совсем беззлобно. Не желая упускать бесплатное пойло, дедок приветливо оскалился своими золотыми зубами. — Э, не обижайся на красавчика. Мужчинам шрамы к лицу. Мужчина со шрамами — он борец. Женщины любят таких, а враги боятся. Моррисон молча толкнул стакан в сторону старикана. Пусть уже пьет и не навязывается. Где-то у входа раздается громкий взрыв хохота. В полумраке бара ярко светился причудливый раскрась на лицах и телах нескольких крепких молодых парней, занявших самый большой столик в баре. Они вели себя развязно — щипали немолодых официанток, орали и подначивали ближайших к ним посетителей на драку. Щенки вели себя тут как хозяева. Джек подслеповато прищурился, рассматривая парней. Шипастые ошейники, татуировки, кости и черепа, намалеванные на коже фосфором. — Кто еще эти… — Эти подонки? Парнишки из Лос Муэртос, бич этого города. Дедок покончил с виски и явно был не прочь поболтать. Он хитро подмигнул Джеку. — Кто-то давно должен их проучить. Какой-нибудь отчаянный борец… Моррисон молча встал и направился к выходу из бара. Он больше не герой. Он больше никого не защищает. Он только мстит — за себя и своих друзей. А мир теперь пусть разбирается как-нибудь сам, без его помощи. Он услышал сдавленный женский крик через пару кварталов бара. Хотел пройти мимо, но не смог: слишком уж страшным был этот крик. Не человеческим зовом о помощи, а воплем загнанного, обреченного животного. Люди не должны так кричать. Никогда. Молодая. Наверное, была очень красивой — тонкая шея и изящный стан, жаль лицо скрыто спутанными, окровавленными волосами. Хотели оглушить, да вот не рассчитали сил: на затылке девушки темнеет уродливое отверстие. Раскроили бедняжке череп. Она будто мертвая лань, окруженная стайкой шакалов. Они слышат его шаги, оборачиваются к нему, щерятся и разве что не рычат. Черепа вместо лиц. Лос Муэртос. Бич этого города. — Что надо старик? Проваливай, а не то… Не успевает договорить — Солдат с нечеловеческой скоростью мягко подскакивает к бандиту и скупым, точным движением бьет в челюсть. Мерзкий хруст позвонков. Он тоже не рассчитал силы. Вернее, он даже не пытался. Бандиты на минуту замирают, ошалело глядя на упавшего лидера. Промедление недолгое — они с яростными воплями кидаются в бой. Бестолковые, самоуверенные дети… Он бросился им на встречу. Солдат закончил только тогда, когда вокруг стало тихо. В тусклом свете уличного фонаря теперь уже несколько тел. Одно из них скулит, прижимая к себе страшно изломанную руку, еще одно — пытается щелкнуть предохранителем пистолета и прицелится. Моррисон идет на него решительно, будто сама смерть. Вырывает из рук перепуганного мальчишки пистолет и бьет его головой об асфальт. — Вы. Здесь. Не. Хозяева. Под рукой становится горячо и склизко: череп юнца треснул как переспелый арбуз, а остекленевшие, полные ужаса глаза уставились в красивое, полное звезд ночное небо. Джек посмотрел на перепачканные кровью и кусочками мозга руки. Моррисон почти не убивал людей. Когда-то он не мог себе представить, что прикончит даже самого ничтожного гражданского. Кажется, что это было так давно… Солдат встал и отряхнулся. Из брошенного неподалеку рюкзака он достал визор и верную винтовку. Мимо промчался грузовик, полный ящиков и цветастых бандитов. Он посмотрел ему в след и медленно направился в ту же сторону. Солдат не герой. Он никого не защищает, он не верит во всеобщую справедливость. Но привычки Джека Моррисона… умирают очень долго.