***
Адриан вернулся домой в донельзя паршивом настроении. Он хотел, чтобы Ледибаг одобрила его затею раскрыться перед Маринетт, но в итоге впервые поссорился с напарницей. И каким-то образом умудрился сделать ей больно. Все было сказано на эмоциях, Нуар не следил за словами… Черт возьми, он и подумать не мог, что у Леди — такой идеальной, совершенной, потрясающей — проблемы с друзьями. Что ей, постоянно твердившей о необходимости сохранения тайны личности, тяжело дается этот секрет. А ведь она говорила, что у нее есть те, перед кем бы хотелось снять маску, но Кот почему-то пропустил эти слова мимо всех ушей — как настоящих, так и накладных. Сейчас, прокручивая в памяти весь разговор, Адриан понимал, что раздражение Ледибаг было вызвано не тем, что он хотел нарушить правила, а беспокойством за него же. Упрямой была не Леди, запрещавшая снимать маску, а сам Кот, который так сильно желал услышать положительный ответ, что перестал слушать всех, кроме себя. — Ну, одобрение ты в итоге получил, — заметил Плагг, в голосе которого не было ни капли сострадания. — Что будешь делать? — Не знаю, — вздохнул Адриан, лбом прислонившись к прохладному оконному стеклу. — Извинюсь, — сказал он, закрыв глаза, а в памяти тотчас же всплыли полные печали глаза любимой. — Скажу, что не хотел обидеть, что погорячился, что даже не думал, что… — Что наступил на больную мозоль? — невозмутимо подсказал окончание фразы прожорливый квами. — Тут скорее больше подходит «потоптался», — горько усмехнулся Адриан. — Какой же я идиот, Плагг. Только о себе и думал. — Не только, — напомнил котенок, поудобнее устраиваясь на мягкой подушке. — О Маринетт еще. И когда я спрашивал, что будешь делать, имел в виду ее. Не передумал маску снимать? Адриан промолчал. Когда вчера в очередной раз при приближении Маринетт пришлось срочно менять тему разговора, он ужасно жалел о том, что она не видела его обратную трансформацию. Если бы в тот день она осталась бы в классе вместе с Нино и Альей, как и планировалось изначально, то ему не пришлось бы разрываться между необходимостью хранить тайну и желанием все рассказать. И хуже всего было то, что Адриан понимал: Маринетт заметила, что троих друзей теперь объединяет секрет, в который ее не посвятили. А сегодня? Тот ее взгляд, когда она говорила о том, что чуть не забыла нарисовать цветы в новом блокноте Роуз и поэтому ей нужно отлучиться? Полный боли. Почти такой, какой был у Леди после его неосторожных слов. И ведь Адриан знал, что Маринетт соврала. Видел, как она рисовала цветы перед тем, как подойти к ним. Понимал, что говорит она так, потому что теперь считает себя в их компании лишней. Но как сказать ей, что это не так, не раскрывая всей правды, не знал. Потому и хотел, чтобы не было больше между ними секретов. Чтобы Маринетт, Алья и Нино, — все трое знали, что ближе друзей у него нет, что он полностью им доверяет, что верит: со временем их дружба будет только крепчать. Однако Плагг затею с раскрытием не одобрил. Сухо пробормотал: «Не стоит», когда Адриан заикнулся о намерении снять перед Маринетт маску. Настойчиво повторил, когда Агрест заявил о твердости своего решения, и устало сказал «Не пожалел бы», когда тот перед зеркалом репетировал признание в том, что он Кот Нуар. Кое-как черному квами удалось убедить подопечного посоветоваться сначала с Ледибаг. Адриан, уверенный в том, что Леди все поймет, пообещал Плаггу, что не станет снимать маску перед Маринетт, если Ледибаг запретит. «Делай что хочешь». Такие слова нельзя назвать одобрением, ведь всем своим видом Леди показывала, что затею напарника не одобряет. Но это и запретом не было. А значит, если Адриан откроет Маринетт свою тайну, то обещание, данное квами, он не нарушит. Вот только Ледибаг все же против его раскрытия. И сейчас, когда Адриан остыл, когда поток эмоций, вызванный тем, что ожидание поддержки не оправдалось, схлынул, он понимал, что доводы ее были логичны и обоснованы. Что во многом Леди была права: Бражник мог залезть в голову любому человеку, узнать, что у него на душе, и использовать в своих целях. И в такой ситуации опасно не столько знать настоящую личность героя, сколько то, что ты для него не чужой человек. Адриан пребывал в замешательстве. В его голове было столько мыслей, что образы Ледибаг и Маринетт, смотрящих на него с непониманием и обидой, грозили слиться в один, но каждый раз***
Во время большой перемены четверо друзей обычно собирались в библиотеке, делали домашнее задание, болтали обо всем и ни о чем. Это было почти что традицией, нарушавшейся только тогда, когда на город нападала акума или Адриан был вынужден уехать на фотосессию. Сегодня Маринетт к ним не пошла. Она всю ночь размышляла о том, что могло заставить друзей отдалиться от нее, а в ушах ужасающим эхом звенели слова Нуара: «Не удивлюсь, если с таким отношением друзей у тебя нет». Как бы Тикки ни пыталась ее утешать, как бы ни отрицала, Маринетт убедила себя в том, что потеряла дружбу по собственной вине. Не могла же Алья, такая открытая, общительная, целеустремленная, отдалиться от нее просто так? Не мог же рассудительный и в то же время забавный Нино без повода начать избегать ее? А Адриан? Он же такой идеальный, добрый, верный, надежный… Они не могли перестать доверять ей без причины. А причина была. Одна. Вся эта, черт бы ее побрал, геройская ложь, в которой с каждым днем, с каждой отлучкой на бой, с каждым нелепым оправданием собственного отсутствия она увязала все больше и больше. «Это ради их же безопасности, Бражник может овладеть ими, отправить в бой или использовать как приманку», — повторяла сама себе Маринетт, но в то же время искренне завидовала Нуару, решившему открыться перед подругой несмотря ни на что. Маринетт тоже хотела бы иметь возможность рассказать друзьям правду, но… Но она бы так не смогла. Долг, необходимость соблюдать правила и страх за безопасность близких дополняло еще одно чувство. Маринетт боялась, что ложь ей не простят. Когда она, на время вручив Алье Камень Чудес, позволила той побывать в шкуре героя, Маринетт думала, что ей станет легче. Алья до сих пор не призналась ей в том, что однажды была Реной Руж, а это означало, что она понимала, как важно хранить тайну личности. Вот только Маринетт-то этот секрет знала. И продолжала скрывать не только свою тайну, но и это знание. Ложь все копилась и копилась. Маринетт была лгуньей, которых сама же так сильно ненавидела. Так за что же друзьям ее любить? Почему они должны были ей доверять, делиться секретами? Осознавать это было так паршиво, что Маринетт то и дело вздрагивала, оглядываясь вокруг в страхе увидеть летевшую к ней черную бабочку. Но вновь подняв голову, она увидела лица спешивших к ней друзей.***
Адриан волновался. Последний раз так сильно он волновался вчера, когда собирался сказать Ледибаг, что двое его личность раскрыли, а перед третьей хочет раскрыться он сам, и разговор этот закончился крайне неудачно. Когда же был предпоследний и чем все закончилось, Адриан сказать не мог. Все четверо собрались дома у Альи, ее родители и сестры гостили у какой-то тетушки, а значит, помешать им никто не мог. Даже акуманизированные не нападали. Хуже всего было то, что Маринетт в данный момент смотрела на него вопросительным взглядом, смиренно ожидая чего-то. Нино с довольной ухмылкой смотрел на него, словно отец на ребенка, впервые поехавшего на трехколесном велосипеде. А Алья… А Алья торжественно объявила, что «Адриан хочет что-то сказать», и смотрела так пугающе воодушевленно, что все слова вылетели из головы. Почему-то именно сейчас вспомнилось, как под маской героя он услышал то, что Маринетт никогда не говорила ему как Адриану. Именно Коту Нуару призналась однажды она, что влюблена в кого-то, не отвечающего ей взаимностью, и теперь он боялся, что Принцесса может обидеться за то, что он практически обманом, пусть и случайно, узнал ее секрет. Вот только они собрались здесь как раз из-за того, что он хотел положить конец всем этим тайнам. — Маринетт, — произнес Адриан, облизнув пересохшие от волнения губы, — я должен признаться тебе кое в чем. Нино гордо поднял голову вверх. Алья сжала кулачки, готовая в любую секунду восторженно завизжать. Маринетт напряглась, словно скованная дурным предчувствием. Словно в следующий миг весь ее мир должен был перевернуться с ног на голову. Так и произошло. — Маринетт, я — Кот Нуар.