Возьмак знает, что делать

Был вечер. Вергенская жара заполонила все короткие улочки и всевозможные дорожки, создавая некую удушливость и явную нехватку воздуха. На воротах было спокойнее: внизу воцарился невообразимый хаос, а комки пыли намеревались залететь в лёгкие и вызвать приступ кашля. Ведьмак уселся на каменный пол, принял позу для медитации и выдохнул. Проснётся он только к вечеру. К тому времени в таверне всё будет идти своим чередом: Лютик исполнит ещё одну свою балладу, Золтан не упустит момента подловить Ярпена или Сесиля, да привлечь к какому-нибудь махакамскому спиртному, от которого разносит даже стойких краснолюдов. Всё это действительно было хорошо, если бы не одно но: каким-то ветром в трактир занесло Иорвета. Гордый и взъерошенный, как кот, стоял он у стенки, тщательно следил за происходящим. Под наблюдением Иорвета всё выходило как из-под палки: крестьяне и дворяне тихо шушукались, нехотя смеялись и переглядывались, хотя краснолюды и прочие эльфы — коих было мало — сохраняли относительно размеренный и обыденный темп беседы и продолжали заниматься своими излюбленными делами в трактире, а именно: напиваться и собирать сплетни. Остроухий недовольно хмыкнул и направлился к лестнице. Чутьё его не подвело: сзади послышались облегчённые вздохи, которые эльф ожидал услышать чуть раньше. Из-за Саскии они вынуждены были проявлять терпимость. Как в стае. Предводитель белок усмехнулся и вспомнил Волка. Это было весьма иронично: Иорвет чуть склонил голову, усмехаясь. Геральт не ждал гостей и не хотел их видеть. Судьбой или волей Предназначения ему вновь пришлось встретиться с кем-то, пока неизвестным ему, обладателем сладкого запаха и масел. Ведьмак напрягся и чуть сузил зрачки, аккуратно коснулся дверной ручки, сделал пару лёгких движений и отворил дверь. Белый Волк уловил лесные ароматы и свободу… Это выглядело бы так, словно Иорвет каждый божий день жуёт траву, как корова, причём с особым удовольствием. Геральт закатил глаза и слегка покачал головой: эльф был своенравен и жутко не воспитан. — Тебе следует стучаться, — проговорил ведьмак. В комнате было темно, как и ожидалось, и Gwynbleidd понимал, что не зря подготовился к такому развитию событий. Хотя, честно признаться, Геральт ожидал какую-либо искусную ловушку в духе свободолюбивых эльфов из Дол Блатанны, однако бадья, масла и ухмыляющийся Иорвет его устраивали больше. — Тебе следует приходить вовремя, если сам приглашаешь, — тихо произнёс эльф, не двинувшись с места. Предводитель белок не отличался особым терпением, если дело заходило о драке и Геральте. Белый Волк тоже не был терпелив, если дело касалось совместной ванны и спиртного. — Что ж, ты распорядился как нельзя лучше, — беловолосый произнёс это с толикой укора, но только для вида, чтобы Иорвет почувствовал, что поступил как-то плохо, или не вполне хорошо. Руки ведьмака быстро расшнуровывают и снимают дублет, плотную льняную рубаху, широкие ножны, которые аккуратно кладутся в отведённое для них место: на широкий стол в углу. Процедура эта весьма забавная, и Иорвет подходит ближе: Геральт стоит на коленях, держа мечи над головой, и что-то шепчет. Эльф понимает, что это важно и смотрит с замиранием сердца. Как только обряд заканчивается, ведьмак поднимается с колен и подходит к одноглазому. Белый Волк хочет спросить о многом: «почему так мало свечей?», и «почему ты одет?», и «почему ты молчишь?». Но из его уст не звучит ни одного вопроса, и эльф слегка удивлён, когда не слыша голоса Геральта, едва ощущает прикосновение его руки к запястью, и сам прикасается к его волосам, задевая мочку уха. Это кажется весьма романтичным и Иорвет на секунду теряется. — Ты сам не свой, — говорит ведьмак, обнимая остроухого и плавно поглаживая его спину. Он внимательно смотрит на эльфа, ощущая в сердце тревогу, и даёт ему время на размышление. — Я просто без ума от тебя, — Иорвет умудряется делать удивительно точные паузы, и сохранять необычно вкрадчивую интонацию. Предводитель белок ощущает на скуле мозолистые пальцы ведьмака и прижимается к ним, отвечая на нежное прикосновение. Эльф умудряется быть сексапильно-невинным, отчего Геральт теряет себя. Волк осыпает его шею быстрыми поцелуями, слушая рваные вздохи и выбирая чувствительные места для укуса или лёгкого прикосновения, прокладывает извилистый путь от мочки уха к тонкой ключице, от изгиба плеча к цветущей татуировке и пылающей скуле. Ведьмак ощущает себя исследователем, пустившимся в увлекательное путешествие, где Иорвет — его экспедиция, его «я хочу узнать, что у тебя под кожей», его «твои стоны я буду изучать тысячи лет». Геральт завершает «круг», наспех целуя всё невпопад: горячо и сладко, и сердцу становится тепло, лицо и тело распаляются, поддаваясь соблазну вожделения . Эльф едва успевает за сбивающимся темпом ведьмака, что-то шепчет, как в бреду, умудряясь намеренно громко вздыхать и охать. Его бархатный смех прерывает звуки поцелуев и делает их «молчание» многозначным. Волку мало, до ужаса мало того, что удаётся урвать от поцелуев. Это не похоже на страсть или мимолётное влечение, где после первого секса или даже поцелуя пропадает всё: и сила чувств, и яркие краски эмоций. Геральт напирает на Иорвета, давит всем своим весом: ноги заплетаются в нелепом танце и в конце концов оба они падают в широкую бадью. — Геральт, — испуганно вздыхает эльф и не может уже сдержать рвущийся наружу сладкий продолжительный стон. Ведьмак не сразу приметил, что в комнате есть масла, и что они попали в воду. Ноги и руки остроухого широко раскинуты, но расслаблены: он словно приглашает Геральта к новой игре, кусая губы и краснея от смущения. Волк принимает игру и снимает с эльфа одежду, но спешит и, не закончив раздевания, утыкается носом в его шею и блаженно выдыхает. Нос улавливает запахи древесно-пряного аира, сладкого аниса и верхнюю ноту сладко-фруктового бергамота, распознаёт экстракты мёда и вишни. Дыхание ведьмака немного сбивается, но он шумно и с наслаждением втягивает в себя сладкий аромат и сжимает плечи Иорвета руками. Белый Волк поздно понимает, что почти вся его одежда намокла и впитала в себя волнующие запахи, наполнившие комнату. Ведьмак не знает, как справиться с желанием признаться Иорвету в любви, в чувствах, самых глубоких и непонятных, но ему хочется наблюдать за реакцией, любоваться нерешительным взмахом ресниц, движением глаза, игривой улыбкой. Геральт хочет, но не может остановиться: ласкает нежную кожу за мочкой уха, оставляет багровые следы поцелуев на руках, проводит языком по груди любовника и смотрит на него с восхищением. Ведьмак не знает, почему льёт горькие слёзы или по чему. Уголки глаз горят и ему хорошо до боли. Иорвет думает, что Волк не в себе. Белый волк думает, что эльф прекрасен. — Vatt’ghern, — тихо произносит остроухий и обхватывает руками лицо Геральта, целует в губы и уголки глаз, ощущает слабый привкус соли и замирает. Грудь его вздымается неимоверно быстро, и учащённое дыхание мешает поцелуям. — Я знаю, — прерывает его ведьмак и продолжает целовать. Их души соединяются в одну, и один чувствуя другого, трепетно прикасается к чему-то бестелесному, чему-то сакральному и таинственному. — Я тоже.