Возьмак знает, что делать

Иорвет понимал, что стоит только переступить треклятый порог амфитеатра, так наступит конец их с Геральтом конфетно-букетному периоду. Это вызывало некое неодобрение и собственное самопорицание. Происходящее в его голове сильно напоминало Кошкин дом, где все бегали и предавались отчаянию, пока конструкция из дерева сгорала дотла. Остроухий не горел, и не сгорал от дикой любви, но явно был не готов к решающему шагу: что-то в нём яро сопротивлялось и не желало хоть на миг покидать ведьмака. Иорвет боялся, что хрупкий карточный домик разрушится на его глазах, что останется горстка пепла под названием «сожаления и досада». Одноглазый боялся разговора с Волком, боялся и «нам нужно разделиться», и «ты в обход, а я на таран», и «ты нужен там, я здесь». — Ты мне нужен больше всего, — необдуманно сказал эльф и Геральт удивился, словно бы разговор приобрёл совсем другой смысл. — Ты это о чём? — немного взволнованно произнёс ведьмак и прижался бедром к ноге Иорвета, ненароком сплетая меж собой руки Иорвета и свои. Послышался тихий вздох предводителя белок и Волк усмехнулся. — Ты лучше скажи, долго нам ещё? — одноглазый ловко сменил тему, отвлеченно посматривая на стену пещеры и невольно сжимая руку ведьмака. За спиной эльфа валялись трупы накеров и солдат Нильфгаарда. — Люблю смотреть как ты убиваешь, — губы Геральта тронула лёгкая улыбка, и он, словно барышня, ещё сильнее прижался к Иорвету . Провокация была слабой, но этого вполне хватило, чтобы остроухий просто сдался и согласился побродить по старой пещере ещё пару часов. От ведьмака пахло тмином и анисом, веточками вербены и балиссы. От смеси таких разных, но идущих Геральту запахов, кружилась голова. Эльф слегка ослаб и обмяк под давлением Волка, приобнял его за плечо и нервно запечатлел кривой поцелуй в скулу, и словно невзначай, пару раз задел его щёку кончиком носа. — А я — убивать в твою честь, — тихо прошептал Иорвет в ухо и сладко усмехнулся, прикрывая глаза. Иорвет вспомнил сегодняшнее утро и весело улыбнулся.

***

— Ну же, Геральт, — эльф тихо рассмеялся и попытался бороться с нависшим над ним ведьмаком. Белый Волк был до ужаса мил. «Ты затмеваешь саму Симориль» — признался Иорвет: по телу пробежалась волна мурашек. Глаз остроухого блестит и немного слезится, и кажется, что, он сейчас заплачет. Gwynbleidd целует щёки и горбинку носа эльфа, бережно гладит усталые плечи, щекочет седыми волосами тонкую шею, в импульсе прорывисто проходит дорожкой поцелуев по ключице. Ведьмак держит пристальный взгляд любовника на себе. Эльф пьянеет от каждого лёгкого прикосновения и ощущает невероятную легкость и радость. Бороться с настырным ведьмаком нет сил, но Иорвет для вида вяло сопротивляется, немного вредничает и игриво кусается. — Я уже говорил, что тебя люблю? — с усмешкой шепчет Геральту в губы остроухий и, сладко выгибаясь, крепко обнимает его. — Да, — произносит Геральт и добавляет: — но скажи ещё раз. — Я тебя люблю, — полусерьёзным тоном говорит Иорвет, и щёки его вспыхивают пожаром, заставляя отводить взгляд и слегка покусывать губу. Стеснение ровно секунду мучает его совесть и отступает. — Давай будем всегда вместе, — нерешительно произносит предводитель белок и понимает, что выдал всю подноготную. Волк улыбается так лучисто и светло, что Иорвет тут же об этом забывает. — Шрамы украшают мужчин, — Геральт говорит давно заученную фразу, и, как зачарованный, касается лица эльфа, нежно очерчивает пальцами контур щеки и шрам от боевого ранения. — Ладно, обзаведусь парочкой.

***

Эльф стоит у амфитеатра и не решается войти: ждёт ведьмака и мечется из огня да в полымя. «Пусть уж лучше не приходит» — Иорвету очень больно, и его маленькое сердце едва выдерживает силу собственных ударов. Предводитель белок уже давно забыл про Саскию, про этот жизненно важный стилет, про новый порядок мира и про убийства. Переживание шумными и большими волнами топит Иорвета, душит, заставляет лить горячие слёзы, кричать и сопротивляться. Ему так страшно, что приходится сглатывать и «незаинтересованно» опускать глаз, считать секунды и слушать быстрые удары сердца, дышать через раз и настойчиво тереть костяшки пальцев. В уголке глаза что-то настойчиво щиплет и заставляет забыться на пару секунд, прикрыть веко и прислониться спиной к холодной стене. Иорвет не против, если Геральт опоздает и не придёт. Будет проще. И ведьмак не оставит письма, не поставит точку, «точку-запятую» на нём, не будет рисовать линиями кривую его жизни и не скажет, что ему тоже больно. Иорвет не хочет встретить взгляд полный боли, непередаваемого восхищения и печали. Он хочет смыть грязные чувства-краски с Геральта, взять в руки его лицо, поцеловать несколько раз и не сдержаться. Эльфу не хочется оставлять в памяти трагическую сцену их расставания: это будет невыносимо. Остроухий даже подумывает над тем, чтобы героично умереть. Ведьмак неожиданно возникает перед ним и слегка пугает его, прикасаясь к тонким запястьям и нежно целуя их. Лицо Иорвета остаётся печальным всего мгновение, но Геральт замечает это, осторожно опуская руки и пристально смотрит на него. — Будь аккуратен в бою, — спокойно произносит Волк, отмечая странную отрешённость эльфа. В душе Gwynbleidd поселяется призрачная тревога, и он слегка меняется в лице. Геральт надеется, что ребячество и дурашливость одноглазый проявляет исключительно в общении с ним. Ведьмак понимает, что Иорвет хочет дать правильный ответ. Беловолосый замедляет сердцебиение и скрещивает руки на груди, словно эта поза обеспечивает непробиваемость и «Иорвет не сможет меня ранить». — Пусть уж лучше первым умру я, потому что я не хочу смотреть, как умираешь ты, — эльф говорит тихо и жёстко, отчего Геральту становится слишком больно. Будто маленькие иголки пронзают его нечеловеческое сердце, и ведьмак слегка склоняет голову, сжимает зубы, смотрит на одноглазого невидящим взглядом. –… вместе. — Геральт. — Мы уйдём отсюда вместе.