Про магов и людей

Мана открыл глаза и поднял голову. Руки болели нестерпимо. Ноги затекли. Болело избитое тело. Он чувствовал, что под глазом налился фингал. Верхняя губа треснула, и из трещинки сочилась кровь. Связанные над головой руки больше всего беспокоили. Мана уже почти не чувствовал кистей, а запястья и плечи нестерпимо, болезненно ныли. Вокруг было темно и тихо, слышно было только, как хнычут головы в углу. При мысли о головах Мана вздрогнул и дернул руками. Веревка, конечно, не поддалась. От обиды и бессилия он заплакал. Не хватало еще сдохнуть в этом подвале. Он не умрет совсем, но для всего мира это будет именно так. Его сменит кто-нибудь из племянников – и мало надежды на то, что смена лидера клана обойдется без крови. А он будет гнить здесь заживо, медленно и мучительно умирая день за днем, год за годом. Так себе перспектива. В подвале было темно, окно под потолком не пропускало свет. Ночь? Скорее всего. Головы хныкали и бормотали что-то бессвязное. Лишенные тел, они не могли нормально разговаривать. Тела с Хоккайдо Мана перевез в свой «холодильник», потом к ним присоединился и свежий труп, принадлежавший соратнику Гакта. Гакт все-таки был брезглив и, хоть и не показывал виду, с радостью передал все заботы об обезглавленном теле Мане. Дело они держали в секрете. Даже те, кому все-таки приходилось давать связанные с ним поручения, ничего толком не знали и не могли бы сболтнуть лишнего. Мана опасался, что в мире магов начнется настоящий бардак, если о нападениях узнают. Подумать только, люди безнаказанно отрезают магам головы! Угрожают лидерам двух самых влиятельных кланов! И что же вы, господа, даже не можете их поймать? И еще что-то говорите о своем влиянии и власти? А не подвинуть ли вам свои царственные задницы с лидерских позиций слегка? Мана вздохнул. Дышать было тяжело. Все тело болело и ныло. При каждом вздохе болели ребра. И что довело его до этого состояния? Ничего, кроме глупой самонадеянности. С их встречи с Гактом прошла неделя или дней десять. Подвижек в деле было мало. Гакт раздобыл сведения о погибших на Хоккайдо, но они ничего не дали. Если бы убитых что-нибудь объединяло, то можно было бы понять мотив убийцы или попытаться предсказать его следующий шаг. Но так... Зато Мана стал замечать странных людей в районе Уэно. С виду их можно было принять за католических монахов, но Мане казалось, что для монахов они слишком живой интерес проявляют к прохожим на улицах. Сам Мана любил гулять в этом районе и часто коротал жаркие дни в тени парка или недалеко от старых храмов, сидел в кофейнях. Он заметил, что один из «монахов» следит за ним, на другой день после появления нового трупа. «Монах» выглядел крайне неприятным типом. Тощий прыщавый тип с гноящимися глазами, из-под клобука торчала сальная челка неопределенного цвета. Мерзкое создание! Мана, однако, решил проследить за ним. Слова Гакта о религиозном культе натолкнули его на мысль, что этот «монах» может быть связан с их делом. Мана передал Кайе маячок, дав указание отнести его Гакту, если он, Мана, не вернется ночевать. Он сумел отвести Прыщавому глаза, но нарвался на его приятеля. В проулке, куда свернул Прыщавый, его поджидал Толстяк. Он заметили Ману прежде, чем тот успел сбежать. Откуда-то вынырнул третий, которого Мана про себя назвал Главарем. Втроем они зажали его в угол. Мана поднял руки, готовясь нанести удар, но Прыщавый его на полсекунды опередил: Мана почувствовал глухой удар по голове. Сознания он не потерял, но голова закружилась, и этого хватило Главарю, чтобы вколоть что-то Мане в руку. Тело задохнулось от внезапной боли, выгнулось дугой, как при столбняке, в глазах потемнело, внутренности будто бы опалило огнем. А потом наступила темнота. Дальнейшее Мана бы с удовольствием стер из своей памяти раз и навсегда. Очнулся он на старом матрасе в этом самом подвале. Первое, что он почувствовал, была полная и абсолютная пустота внутри. Магию внутри себя обычно не ощущаешь, как кровь в венах или дыхание, но когда она исчезла... В детстве Мане довелось переболеть скарлатиной, и болезнь оставила по себе память о жаре и боли во всем теле. Это был единственный раз, когда он серьезно болел, и теперь ему было во сто раз хуже. Он с трудом разлепил глаза и посмотрел на «монахов». Как и в проулке, их было трое. Главарь подошел к Мане и не самым любезным образом помог ему сесть. – Ну что, каково это, чувствовать, что ты обычный человек? – спросил он. – Ты крепче остальных. – Он кивнул куда-то в угол, и Мана, проследив за его взглядом, увидел в углу несколько отрубленных голов. – Сразу видно, что ты у этого отродья большая шишка. Мана хотел ответить, но у него не было сил говорить. Из горла вырвался только слабый хрип. Главарь мерзко усмехнулся и продолжил свой спич: – Вы привыкли к безнаказанности. Но с нас хватит! Мы уничтожим вас. И начнем с тебя и твоего приятеля. Орден кое-чем владеет. Слышал о Красном рубине? У Маны вытянулось лицо. Он слышал. По легенде, этот камень мог лишить любого мага силы на определенный срок. – Это... Это... сказки, – прохрипел Мана. Все трое рассмеялись. У Маны мороз пробежал по коже. Этот смех ему совсем не нравился. – Продолжай так думать, – усмехнулся Главарь. – Мы нашли его. Долго работали над рецептом. Мы придумали, как получить из него порошок, а раствор этого порошка... На Хоккайдо мы его испытали, а теперь мы здесь. Мана вздохнул. Картинка сложилась. Теперь ему было ясно, почему убитые маги не сопротивлялись. – Я только не могу понять, почему вы не дохнете. – Главарь почесал переносицу. – Но и с этим мы разберемся. Ты только не думай, что так легко отделаешься. Нам нужно, чтобы второй пришел за тобой... Ты нас выследил, а он выследит тебя. На твоем месте я бы молился, чтобы этого не случилось слишком быстро. Пока его тут нет, твоя голова будет на месте. – Так мне можно развлечься или нет? – сказал вдруг Толстяк, почесывая у себя между ног. – Он хорошенький. – Развлекайся, – разрешил Главарь и отступил в сторону. Мана метнулся в сторону, но это не его положения не улучшило. Толстяк с размаху ударил его по лицу. Мана попытался защититься от второго удара, но на помощь Толстяку пришел Прыщавый. Удары сыпались один за другим: по лицу, по животу и груди. Ему хотелось выть от боли и ужаса, но он сжал зубы и твердо решил не доставлять своим мучителям такого удовольствия. Но когда Толстяк стал задирать его юбку, решимость пошатнулась. – Нет! Он лягнул Толстяка в живот, укусил Прыщавого за руку. Это привело обоих в некоторое замешательство, но лишь на несколько секунд. Теперь они накинулись на жертву с удвоенной злобой. В какой-то момент Мана перестал чувствовать боль. Один или два раза он терял сознание, а когда приходил в себя все начиналось снова. Толстяк прижал свой вонючий член к его губам и зажал ему нос, чтобы у Маны не было возможности сжать зубы. Потом его долго и неудержимо рвало. Ему казалось, что он никогда уже не избавится от мерзкого запаха и вкуса во рту. «Надо было взять с собой Снупи, – думал он с ненавистью, – он бы загрыз этих сукиных детей...» Приступ тошноты прошел, и Толстяк снова накинулся на Ману. Он вдавил его всем весом своего грузного тела в грязный матрас. Немного отвыкшее от боли тело, содрогнулось и неестественно выгнулось от резкого проникновения. Мана зарычал, отчаянно пытаясь выползти из-под насильника. Но чем сильнее он пытался сопротивляться, тем яростнее становился Толстяк. Сознание снова оставило Ману, а когда очнулся, он обнаружил себя связанным у стены. Слезы текли по его щекам, соленая влага попадала в трещину на губе и причиняла ему лишние страдания. Перестать плакать он не мог. Его лишили магии, унизили и избили. От одной этой мысли он готов был умереть. Снова дернул руками, но веревка была крепкая и даже не думала поддаваться. – Сукины дети! – сказал Мана вслух. Он не знал, сколько времени так провел. Несколько раз он терял сознания и очухивался снова. Очередное пробуждение не принесло облегчения. Ему хотелось кричать, но голос был тихий и хриплый, и вместо крика из горла вырывался только сдавленный хрип. В углу раздался шорох. Звук был новый. «Только крыс мне не хватало!» – подумал Мана. Характерный писк подтвердил его догадку. Большая черная крыса, мерцая в темноте глазами-бусинками, двинулась прямо к нему. К крысам Мана испытывал жуткое отвращение. Он их не боялся, но их хвосты, усищи и наглые умные мордочки... Крыса подходила все ближе. – Кыш! Уходи, мерзкая тварь! Мана дернул ногой, но на крысу это впечатления не произвело. Она уселась на его ляжке и подняла мордочку, встала на задние лапки и будто поманила его передними. Что-то знакомое мелькнуло в ее мордочке, и Мана истерично захихикал. – Это ты, да? – Крыса пошевелила усами. – Приведи помощь. Они вкололи мне какую-то дрянь... Я ничего не могу... Красный рубин... На него вдруг накатила усталость, и он заснул на полуслове. Кайя потер лапки друг о друга и метнулся в дыру в стене, через которую пробрался в подвал. Запоздалые прохожие могли бы наблюдать необычную картину: большая черная крыса поднялась на несколько сантиметров от земли, расправила крылья... И большая ворона полетела в сторону Шибуи, к владениям Гакта.