For Life, For You

Сколько Хосок помнит Тэхёна, тот всегда мечтал о детях. В современном мире, кажется, осталось не так много людей, которые обладали таким же огромным желанием иметь детей, каким обладал Тэ, поэтому этот факт хорошо отпечатался в голове Хосока еще в первые дни после знакомства с гораздым на сюрпризы младшим — и впоследствии всплывал в его сознании ещё множество, огромное множество раз. Когда они с Тэхёном, наконец, стали встречаться (после долгих месяцев ожиданий Тэхёна, зачастую кажущимися бессмысленными из-за того, что Хосок — не могущий признаться даже самому себе в своих чувствах идиот), после первых недель эйфории от их счастливых отношений, в мысли Хосока вдруг закрадывается пугающая, отдающая болью в груди мысль, разбивающая призму идеальности происходящего на мелкие режущие кусочки. Выбрав его, Тэхён автоматически отказался от возможности стать отцом, от своей главной мечты, которая для него, кажется, была даже важнее, чем карьера певца. Они с Тэхёном никогда не поднимают эту тему и не пытаются думать о том, что будет через пять, десять лет и позже, но это нисколько не мешает Тэ подбегать к детям и начинать с ними играть, едва он замечает их очаровательные улыбки. Младший с радостью забирает чужих детей на фансайнах, когда фанатки-нуны просят его побыть с их чадом немного — знают, как он любит ребятишек, и доверяют ему самое дорогое. Хосок тоже знает всё это, и потому отворачивается специально, запрещая себе смотреть на младшего. Увидит хоть краем глаза — сам воткнёт нож себе в сердце; хотя и без этого у него слишком тянет в груди от понимания жестокой реальности, а искренняя широкая улыбка Тэ и дети в его руках — больнее всего. Когда Хосок смотрит вышедшие эпизоды Бон Вояжа (ругая себя за холодность по отношению к Тэхёну, который точно не заслужил всего этого), он внезапно обнаруживает в закадровых материалах, что на кораблике Тэхён снова встретил детей и не упустил шанса с ними поиграть. И понимает пугающее до замирания сердца и ледяных мурашек: Тэхён не рассказывал ему об этом. Хосок пересматривает небольшой отрывок в несколько секунд не меньше сотни раз: в видео Тэхён не делает ничего особенного, всего лишь гладит девочку по голове и смотрит на другого ребёнка со сдержанной — сдержанной! у Тэхёна! рядом с ребёнком! — улыбкой, в которой Хосок замечает много больше, нежели доступно обычному зрителю. От вида такого смирившегося младшего у него в груди разрывается ядерная бомба, безжалостно сжигающая внутренности и заполняя лёгкие едким дымом, не дающим Хосоку дышать, и он даже не понимает, в какой момент из его глаз начинают стекать ручьи солёной влаги. Он смотрит на экран планшета мутным взглядом от не желающего останавливаться водопада слёз — слишком долго копил в себе переживания, которые, наконец, достигли края и вырвались наружу — и задыхается в молчаливой истерике. И не может не думать, что разрушает жизнь Тэхёна своим существованием — своим существованием рядом с ним; тем, что отобрал у него сердце и совершенно точно не желает его возвращать; тем, что искренне, всем сердцем и душой хочет, чтобы младший был счастлив, но отрывать его от себя ради этого не решился бы даже под страхом самой пугающей смерти. Хосок правда любит Тэхёна, до остановки сердца, до потери пульса и невозможности спокойно дышать, до почти болезненно широкой улыбки, до дрожи во всём теле и слёз, вырывающихся, не в силах сдерживать переполняющую его безграничную любовь. До Тэхёна Хосок и не знал, что возможно настолько пропасть в одном единственном человеке, возможно чувствовать всё то, что чувствует к младшему он сам, что возможно любить кого-то настолько сильно, что сжимается сердце, если глаза не видят его дольше пары дней. И ему до смерти страшно Тэхёна потерять. Во время такого редкого отпуска группы Хосок делает Тэхёну предложение — и буквально умирает, чтобы возродиться вновь, когда младший, в шоке смотря на него, заторможенно выдыхает басом заветное «да» и позволяет надеть на свой дрожащий палец — не менее дрожащими руками Хосока — небольшое аккуратное кольцо, чтобы следом тут же притянуть к себе старшего и прижаться к нему всем телом, смешивая воедино дыхание и всё-таки сорвавшиеся из глаз обоих слёзы неверия и переполняющих их эмоций, стукаясь друг об друга лбами, носами и зубами, и целуясь так, словно они одни на всём белом свете и больше им ничего не нужно. Если бы у Хосока спросили, что он чувствует, он бы точно не сказал слово «счастлив». Просто «счастлив» не способно передать и половину того, что он ощущает с момента, когда он встретил Тэхёна — всего лишь встретил, что уж говорить о предложении! В нём бурлит столько всего, что Хосок не уверен, существуют ли слова для описания всех его чувств. Постепенно его страхи становятся меньше, а вера в то, что после стольких лет вместе Тэхён никуда от него не денется, крепнет с каждым днём, по собственнически грея душу. Но даже так в голове Хосока не могут не возникать порой предательские мысли, иголками впивающиеся в сердце, когда он видит младшего с детьми; в глубине души так и не погибает боязнь крохотной всё-ещё-возможности, что Тэхён скажет ему однажды смертельное: «Давай расстанемся», вернув кольцо и добавив непременно: «Я хочу создать настоящую семью, с детьми». Но годы идут, а Тэхён всё молчит, улыбается ему всё так же ярко и тепло; а затем вместо самого страшного говорит ему в это неизвестное «однажды», во время поздней прогулки у реки Хан: — Давай когда-нибудь усыновим детей? Или удочерим. Мальчика и девочку, а можно и не одних, — и смотрит на него таким открытым восторженным взглядом с плещущейся в нём любовью и надеждой на то, что он поддержит его идею, что самому Хосоку становится плохо. Плохо от того, что боялся столько лет попросту невозможного и почему-то не подумал о самом очевидном. Хосок останавливается на месте — его потряхивает немного, — сжимает руку Тэхёна крепко-крепко и, кусая губу, чтобы вновь не зареветь совсем не по-мужски, смотрит в глаза замершего от волнения младшего, произносит на выдохе облегчённое, чувствуя, как дышать становится легче: — Столько, сколько захочешь, Тэхёна. И притягивает его ближе к себе, мягко обнимая за шею, шепчет куда-то в волосы подрагивающим голосом, тайком смахивая с глаз невольную влагу: — Я так люблю тебя, спасибо, что ты есть.