365 сказок

Каких только историй не наслушаешься, пока бродишь по мирам, чего только не насмотришься, с кем только не повстречаешься… Чужие слова плетутся разноцветными вышивальными нитками, которые совершенно внезапно становятся цельной картинкой. Так я и пришёл на этот угрюмый берег. Море здесь было свинцовым и буйным. Волны то темнели, то угрожающе вскидывали пенные бело-жёлтые головы, кусая берег, кроша скалы и перемалывая их в мелкий гравий, что усыпал прибрежную полосу. Небо затмевали кудлатые тучи, мрачные, недвижимые, точно могли соперничать по плотности со скалами. Многие рассказывали про эти негостеприимные места. Кто-то приходил сюда в часы горя, долго любовался сумрачным миром, а потом, словно оставив все печали здесь, уходил освобождённым. Другие же старались бежать отсюда, едва завидев кромку стылого пляжа, тяжко им тут дышалось, а холодный и влажный ветер зажимал прозрачной рукой и рот, и нос, будто бы желал задушить. Были и те, кто ничего не чувствовал, называл этот берег скучным и невыразительным… Одно объединяло все рассказы — маяк. Сейчас я как раз рассматривал его. Старая каменная башня вырастала из скалы, а между берегом и ею бесновалось в узком проливчике море. Стеклянный купол запылился, в нём не было света, и неудивительно — никому было не перебраться туда, кроме птиц, а те огонь зажечь не умели. Скалы резко обрывались в воду, не было никакой тропы, даже если воспользоваться лодкой. Да и ту, вероятно, разобьёт о скалы прежде, чем найдётся более-менее безопасный вариант пристать к берегу. Площадка, из которой точно вырос маяк, была совсем маленькой, и не оказалось вокруг никаких тропинок. Не крылатым ли, и правда, был смотритель?.. Маяки — моя страсть, и мне хотелось попасть и в этот. И не только попасть, но и зажечь. Вот только крыльев у меня нет, потому я долго смотрел на башню, выискивая хоть какую-то возможность подобраться к ней ближе. Вечерело. Солнце по-прежнему пряталось в глубине туч, и потому пришли сумерки, впрочем, и они быстро стали темнотой. Башня высилась вонзённым в скалы клинком. Едва проглядывались на сизых тучах очертания стеклянного фонаря. С темнотой никакая магия не заставляла его загореться. Как жаль! Неужели нельзя вновь заставить биться сердце этого маяка?... Я сидел на холодном камне уже несколько часов, но разум никак не мог решить поставленную задачу. Мне нужны были крылья, но ничто здесь не могло мне их дать. Незнакомые ветра были не моими братьями, да и мир здешний слишком уж отличался, чтобы просить их помощи. Нельзя было сложить моста, соткать из воздуха колдовскую переправу. Нет, маяк оставался недосягаем, какой бы способ я ни предлагал. Только одна история успокаивала меня и дарила надежду, что так не навсегда. Рассказывал её у костра старый путник. Сколько ему было лет, сказать было трудно — прорезанное морщинами лицо, седые космы волос, сухая фигура могли равно принадлежать и тому, кто едва перешагнул за сотню, и тому, кто путешествует тысячу лет. — Каждый умеет что-то своё, — говорил он. — Кому-то судьба бродить по мирам, а кому-то — зажигать звёзды. Кто-то вдыхает в ветра жизнь, кто-то же пробуждает океаны. И вам ни за что не узнать, для чего вы, пока не выпадет самого главного путешествия, — он начинал так почти каждую историю, а потом замолкал. И казалось даже, что кроме этого ничего он не скажет, но чуть позже голос вновь разносился над костром, и все затихали, вслушиваясь. Историю о маяке он начал так: — В свинцовом море давно не сыскать кораблей, потому что маяки не горят… А маяки не горят, потому что нет того, кто их зажигает. Одно дело — присматривать, когда огонь в сердце маяка уже трепещет и жаждет указывать путь… Совсем другое, когда сердце остыло. Но как есть те, кто расцвечивает на небе звёзды, так есть и тот, кто согревает своей душой маяки. И когда это происходит, маяк пробуждается и разгоняет тьму. Никто не прерывал старика, никто не спрашивал имени… Да и вряд ли бы он назвал его. И вот сейчас, глядя на остов маяка, я думал, что не отказался бы знать, кому в целой Вселенной открылся дар пробуждать сердца маяков. Увы, не мне. Нужно найти одарённого… Я поднялся. Побывав здесь однажды, теперь я мог всегда найти сюда дорогу, и меня не смущала ни свинцовая тяжесть небес, ни угрюмое море, ни холодные камни, ни дикие ветра. Сердцу больно было смотреть на маяк, который во тьме казался всего лишь бессмысленной башней. Точно у него отняли возможность жить. В свинцовом море не сыскать кораблей… Потому что маяки не горят. Я бы шёл по кромке прибоя, чтобы отыскать все маяки этого мира, чтобы найти к каждому тропу, но пока я не мог их зажечь, мой путь не имел ни малейшего смысла. История этого маяка сейчас останется недосказанной. Я отвернулся от моря, чтобы больше не видеть тёмную башню, шагнул в сторону унылых песчаных дюн, между которыми змеилась тропа, и вдруг мне навстречу вышла девушка. Сильная, даже мощная её фигура словно разрезала ночь. Светлые — до белого — волосы колыхались у лица, и глаза из-за этого казались пронзительно сияющими. — Что ты делаешь здесь? — спросила она. И хоть мы не были знакомы, становилось ясно, что шли одним путём. — Ищу историю маяка, — кивнул я на темноту за спиной. — Тогда ты вовремя. Почти толкнув меня плечом, она пошла дальше, а мне оставалось только следить за бледным всплеском её волос в окружающей темноте. Я знал, что там обрыв, но то, с какой уверенностью она двигалась, не давало мне предостеречь, окликнуть. Словно лишившийся голоса, я смотрел и смотрел, не понимая, как же она… Под ногами её вдруг вспыхнул свет. Точно лунная дорожка пробежала от берега до маяка, расчертив и площадку перед ним. Она шла, не сомневаясь ни в чём, и за её спиной свечение пропадало. Море словно притихло, безмолвный маяк возвышался над светлой фигуркой, а она казалась такой маленькой рядом с ним. А потом и совсем исчезла — вошла в невидимую мне дверь. Опустившись прямо на песок, я решил подождать. Сердце моё билось нестерпимо сильно, точно намеревалось остаться на этом пляже. Неужели я всё-таки увижу прямо сейчас, как это случается? Как загорается маяк? Впервые или после долгих лет тяжёлого сна? Ждать пришлось долго, наверное, винтовая лестница насчитывала много ступеней. Потом что-то светлое мелькнуло в стеклянном, избитом ветрами, пропыленном куполе. Темнота вокруг точно подалась ближе, тоже рассматривая небывалое в этом мире событие. И вот наконец-то ночь прорезал ровный голубоватый луч. Засияли пенные волны в нём, тьма точно заискрилась, и я понял, что тучи исчезли, а небо оказалось полным-полно звёзд. И горел маяк. Впервые и навеки засияло его сердце, даря сумрачному миру со свинцовым морем надежду. История стала цветной ниткой и обвила моё запястье. Я ещё расскажу её кому-то другому, кому-то, кто будет искать, какой же маяк зажечь.