365 сказок

Воздух был пропитан свежестью и ароматом едва оттаявшей земли. Лесную подстилку кое-где пробивали зелёные мечики первоцветов, в овражках же ещё лежал тёмный, взявшийся ледяной коркой снег. Тропинки, правда, уже почти высохли, но всё же идти по пролежавшим под снегом всю зиму листьям было намного проще. Лес раскрывался весне подобно огромному цветку, он дышал, пел и радовался жизни. Я выбрался на прогулку, но дверь возникла передо мной столь внезапно, что я перешагнул порог, почти того не заметив. И сразу же оказался среди наступающей весны, не в сердце города, но среди природы, нежившейся на солнышке. Перекликались птицы, шумели ещё обнажённые кроны, слышались звуки деловито снующих животных… Я выбрал полянку, где поваленное дерево стало прекрасной скамьёй, и уселся, чтобы послушать и, может, повспоминать. Однако не успел я погрузиться в свои мысли, как напрямик сквозь кусты проломилась девчонка лет двенадцати. Она была одета слишком легко для столь ранней весны, а ноги её и вовсе оказались босыми, вот только не похоже было, что она мёрзнет. — Ты! Ты прошёл сквозь мою дверь! — возмутилась она, и мне пришлось приглядеться, чтобы опознать в ней странницу. Возможно, неопытную, но всё же совершенно точно умеющую и отыскивать двери, и открывать их. — Пора бы знать, что пройти можно только в свою дверь или по приглашению, — заметил я. — Присаживайся. Наверное, она ещё не открылась. Сердце моё было спокойно — поблизости не возникло пока никаких иных дверей. И я точно знал, что возвращаться домой мне придётся в темноте. Ну а пока солнце стояло так высоко, что не стоило и торопиться. — Наверное, — недовольно ответила девчонка. — Зови меня Мэль. — Странное имя, — не удержался я, но и своё назвал. Мэль прищурилась. — Ты давно бродишь по мирам, — заявила она. — Я слышала о тебе. — А ты начала недавно? Или — это твой родной мир? — не остался я в долгу. — Мой мир холодный, он — самое сердце зимы, — качнула головой Мэль. — Он наполнен ледяными ветрами, там недолго замёрзнуть насмерть. Я родилась, когда от бури и солнца было не видать. Если у нас вообще когда-нибудь было солнце… Помолчав, она чуть наклонилась вперёд, рассматривая тонкий росток подснежника, уже удерживающий плотно сомкнутый бутон. — Никогда не видела ничего подобного, — выдохнула она чуть позже. — Так вот, да… В день, а может, в ночь, когда я родилась, наш шаман отнёс меня прочь из селения. Еды не было много дней, я бы всё равно умерла, но тут послужила доброй цели. Он принёс меня в жертву — оставил на съедение Ледяному богу Вахэйя, чтобы я могла своей жизнью купить другие… — И как, Вахэйя пришёл? — без сомнения, в её мире Ледяной бог был самой настоящей реальностью. — Иначе мы бы не разговаривали, — усмехнулась она, поглядев на меня из-под неровно подстриженной чёлки. — Он не стал меня есть, но смилостивился над моим племенем, отозвав ветра. А меня забрал к себе, и я жила у него, училась бегать с бурей, петь зимние песни, призывать лёд… А потом Вахэйя сказал, что я выросла и должна искать тебе мир. — Мир? — Ну да, тот, где смогу жить всегда, — она пожала плечами. — Этот красивый, но сначала я хочу посмотреть другие. — Отчего же тебе не жить в твоём? Или ты этого не хочешь? Или этого не хочет твой Ледяной бог? — Нет, нет… Он бы с радостью оставил меня, — лицо Мэль помрачнело. — Но он дал мне свободу выбрать. Интересно, что же значила эта девчонка для Ледяного бога?.. — Иногда я хочу вернуться, но Вахэйя раскусит меня, сразу же скажет, что я не посмотрела и пары миров, — Мэль усмехнулась. — И снова откроет дверь, уж я его знаю. — Не смотрит ли Вахэйя твоими глазами? — спросил я, заранее готовясь к тому, что не услышу ответа. Мэль поднялась и замерла чуть поодаль, будто закаменела. Каково это — носить частицу Ледяного бога внутри? — Как ты узнал? — когда она повернулась, на меня смотрело другое лицо. Словно высеченное из чистейшего синеватого льда, оно было и красивым, и ужасным одновременно. Но здесь, вне своего мира, силы бога Вахэйи были лишь немногим больше, чем у любого странника. Мы равно принадлежали разным реальностям. — Я уже встречал таких, — мне хотелось протянуть к нему ладонь, удостовериться, что Мэль, несущая его в себе, тоже существует. — Я так долго искал проводника, столько детей вырастил, чтобы уничтожить, когда они не выказывали должных способностей, а теперь первый же путник раскрывает мой секрет! — Вахэйя был возмущён. — Почему ты не поверил, что это Мэль. — Мэль остаётся собой. Но ты в ней, — я отмахнулся. — Перестань, лучше скажи, что же ты ищешь? — Новый мир. Мой скоро падёт во тьму… Стоит пошатнуться равновесию, и многие начинают искать новые миры. Но когда так поступает бог, это смотрится особенно жутко. — Почему бы тебе не поправить его? Ты же там почти всесилен? — поддел я его. — Что я могу? Призывать ветра, затмевать солнце, нагнетать холод! Живому не хватает тепла. Я бессилен дать им то, чего они жаждут… — Но у тебя есть Мэль. И не чтобы бежать, — я встал и прошёл мимо него. — Дай ей применить воображение. *** …Я шёл через лес, слушал весну. Вахэйя-Мэль не последовал за мной, и когда я вышел к пенному, несущему мусор ручью, то снова уселся на старой коряге. Пригревало, и хотелось подольше посидеть среди стройно звучащего леса. Но мне опять недолго пришлось отдыхать. — Путник? — голос Мэль заставил меня обернуться. — Значит, мне следует вернуться домой? — Только если ты уловила, в чём суть весны. Только ты это можешь. Унести в сердце кусочек солнечного тепла, чтобы усмирить ледяные ветра Вахэйи. Вот оно — твоё истинное предназначение, как полагаешь? — Может быть, — она осторожно села рядом, опустила ступни в быстрый поток, а позже наклонилась и зачерпнула воды ладонями. — Чудеса… — Каждый мир — чудо, — отметил я. — Если ты придёшь к нам, путник, я покажу тебе весну, — и тут же она исчезла, будто её поглотил воздух. Закрыв глаза, я слушал песню весеннего леса. Любопытство пока что не слишком тревожило, хотя, конечно, увидеть, как наступает первая весна в мире, где раньше были только снежные вихри — как он, должно быть, молод! — было удивительно интересно. Когда солнце начало склоняться к западу, я снова отправился в путь. Лесные тропинки вели меня мимо оврагов и полянок, по холмам, мимо ручьёв, пока я не выбрался из леса, остановившись перед полем, где местами ещё белели клочки снега. Всё дышало весной, закатный свет красил мир позолотой. Моя дверь раскрылась среди сухих трав, она тоже мягко сияла, но я не спешил пройти сквозь. Городская весна сейчас не казалась мне столь же привлекательной. Но когда дверь начала меркнуть, я всё же перешагнул порог, успел в последние секунды. И оказался среди спешащих улиц, среди круговерти обыденной жизни. Город встречал меня гудками машин и суетой.