365 сказок

Медленно оплывала свеча, плача восковыми каплями прямиком на тарелку. За стенами домика разгулялась ночь, но внутри, в кругу мерцающего неверного света всё же было по-особенному уютно. По крыше шуршал ветер, пробегал мягкими лапками и уносился куда-то далеко, чтобы вернуться буквально через несколько минут и опять беспокойно метаться взад и вперёд. Домик стоял на пересечении граней. Одна его часть, та самая, где располагалась дверь, жила в одном мире, а другая, где было единственное окно, находилась в другом. Удивительно, что в обоих царила ночь — в одном мире тёмная, мрачная, полная жути, в другом освещённая полной луной, мирная весенняя, пахнущая черёмухой. Я же стоял на границе между двух реальностей. Придя сюда, я никак не ожидал, что выбрать наиболее подходящий мир окажется так сложно. С одной стороны, мне хотелось бы сейчас окунуться в поток лунного света, вдохнуть черёмуховый аромат и до утра бродить между полуспящих деревьев, с другой, темнота за порогом манила ничуть не меньше. — Забавно, что ты выбираешь между ночью и ночью, — прошелестел чей-то голос, когда я как раз решил, что стоит подождать до утра в компании свечи. — Что же в этом забавного? — я оглянулся и тогда только заметил змею. Свернувшись крупными кольцами, она спокойно лежала в углу домика. Как раз в том, который оставался в мире, пропитанном чернотой. — По сути, ночь останется ночью всегда, какой бы наряд она ни примеряла, — змея чуть качнула головой. — Стоит ли тогда что-то выбирать? — Но можно выбрать наряд, — пожал я плечами. — Это ведь тоже выбор. — Безусловно, всё так или иначе выбор… Не больше и не меньше, — она бы усмехнулась, я уверен, но змеи не умеют смеяться. — В конечном счёте, от моего решения зависит, какой станет дальнейшая дорога, — попробовал я ещё раз, даже не понимая до конца, в чём же хочу убедить свою внезапную собеседницу. — А будет ли это важным, если итог един? — она чуть поднялась над полом, качнулась на стене её тень, точно отражение змеи, другая змея. — Итог… — теперь я сам не сдержал улыбки. — Если ты зовёшь итогом смерть, то к ней можно прийти различными дорогами, и она сама может быть разной. И это имеет значение, действительно имеет. — О, ну раз ты так говоришь, — она словно потеряла интерес, скользнула в сторону, проползла под столом и взобралась по ножке стула. Теперь свет падал на неё лучше, и я смог рассмотреть тёмную чешую с едва заметным в таком сумраке узором, блестящие глаза, пятна, украшающие голову. Она, несомненно, была ядовитой. — Как ты понимаешь, каждый отвечает на этот вопрос по-своему. Будет ли на что-то влиять твой выбор, твоё предпочтение, если я сейчас же тебя укушу? — Я ещё не выбрал, — но мне, конечно, было ясно, куда она клонит. — Так выбери, — предложила она почти миролюбиво. — А после я укушу тебя, и тогда-то мы посмотрим, изменится ли итог от избранной дороги. — Ты нарушишь эксперимент, — я сел к столу на другой стул, а она вползла на столешницу. Между нами дрожала свеча. — Если ты укусишь меня сейчас, прежде чем я успею ступить хотя бы шаг по выбранной дороге, то и выбора, считай, никакого не будет, да и дорога не начнётся. Здесь будет совсем другой выбор. — Да? — Дать тебе возможность вонзить в меня ядовитые зубы или убить тебя до того, как ты это сделаешь. И я уложил на стол шаманский клинок. Его лезвие поймало блик и хищно сверкнуло. Таким ножом я мог бы запросто отрубить змее голову. — Теперь и ты предлагаешь мне смерть, — она легла расслабленной восьмёркой, сплелась сама с собой в знак бесконечности, будто бы противореча тому, о чём мы только что говорили. — Логично, я принимаю такой аргумент. Однако вернусь немного к началу разговора. Между мирами нет разницы, пусть даже в одном светит луна, а в другом нет. Зачем же выбирать? — Потому что нельзя идти в два сразу. — А если я дам тебе такую возможность, то?.. — глаза её блеснули омутным зелёным. — Пожалуй, я лучше останусь целым. Она долго смотрела на меня, не мигая и чуть покачивая головой, а затем прикрыла глаза и прошипела: — Но ты ведь совершенно не цел… *** …К рассвету мы устали от споров и молчали. Свеча давно прогорела, оставив только расплавленный воск, сумрак заставил нас обоих следить друг за другом особенно пристально. Когда первые солнечные лучи прочертили полоску под дверью, а со стороны окна небо просветлело настолько, что стало видно, как узорчатые кроны деревьев обрамляют его, змея недовольно попробовала воздух языком. — Тебе пора идти, — сказала она. — И я всё ещё не решил, куда именно. — Прочь, ни один из этих миров тебя не ждёт, — она равнодушно обвила блюдце, где прежде плакала свеча. — Ни один, потому твоя дверь распахнётся прямо здесь. Или же ты можешь никуда не уходить. Теперь уже она явно намекала на свой яд. Поднявшись, я взял со стола нож. — Значит, мне пора. Она не ответила, не сказала больше ни слова, мне даже почудилось, что всю ночь я только смотрел на змею, но разговора меж нами не было. Только моя фантазия рассуждала сама с собой. В тот момент, когда открылась ещё одна дверь, я почти поверил, что змея никогда не заговаривала со мной. *** Стоя на холодном ветру на берегу моря, я снова вспомнил взгляд змеи, и мне захотелось вернуться. Спросить или сказать что-то важное. Пусть даже сейчас не было ни единой мысли, которая подошла бы к случаю. Но, конечно, я не вернулся, лишь побрёл по линии прибоя, почти не обращая внимания на то, как волны захлёстывают ноги. Ледяная вода, пробравшаяся в обувь и намочившая мои брюки, казалась мне совершенно ненастоящей. Будто бы я был во сне. Или – был?.. Я замер лишь на секунду, а мир дрогнул, покачнулся, посыпался осколками. Вновь на меня смотрела змея, вновь между нами горела свеча, а на столешнице лежал нож. — Видишь, ты вовсе не цел, — прошипела она. — Интересно, — я вздохнул, всё ещё пытаясь понять, когда же погрузился в сон, когда успел проснуться и что именно мне снилось. — Думаешь? — наверное, её смех был бы очень заразительным, вот только змеи совсем-совсем не смеются. — Разве не забавно быть расколотым? — Но тебе не забавно, тебе тревожно, — сухо заметила она. — Что ж, знаю, куда тебе идти, я помогу тебе с выбором. — И? — я поднялся и взял со стола нож. — В темноту, — её глаза отливали омутно-зелёным. — Только во тьме ты сможешь наконец-то найти то, что сделает тебя цельным. — Иди же. На этот раз я вышел из домика, и меня обступил мрак. Ещё чудилось за спиной змеиное шипение, но дорога ощущалась так ясно и чётко, что я не медлил. С каждым шагом во мне росло странное ликование, и я позволил ему пробивать меня насквозь, устремляясь к небу, где искрились звёзды.