365 сказок

Шёл дождь, он казался бесконечностью, он выливался словно из ниоткуда, а тучи, что нависли над городом, на самом деле будто бы никак не сочетались с ним, существовали отдельно, а может, даже пришли из другой вселенной. И я заблудился в этом дожде, прямо между струй, долго искал себя, но не обнаружил ничего, ровным счётом ничего… и никого. Однако как бы ни было странно не ощущать отчаяния, в момент этих блужданий я был поистине счастлив. Настолько, насколько это вообще было мне доступно. Странным вкусом обладало это счастье, оно было полновесным, но эфемерным, и какой-то миг я, конечно, утратил его так же просто, как и обрёл. Наверное, тогда же я окончательно потерялся. И никто, совсем никто не смог бы найти меня. *** Я стал фонарным светом, размытым во влажно блестящем асфальте. Я обратился туманом, растёкшимся в сумерках, рассыпавшимся и потому почти незаметным. Я принял в себя сущность капель, едва ощутимой взвеси, что наполнила городской воздух. И наконец, я стал самим этим воздухом, чуть коснулся выгнутых крыш и взмыл лёгкими облаками к звёздам, что внезапно взглянули на землю. Кто мог бы соткать меня снова в прежнюю форму, кто сумел бы собрать меня, настолько рассеявшегося? Можно ли было назвать это потерей себя? *** Я снова переживал трансформацию, то ли выпадая росой на жестяное нутро крыш, то ли оказываясь внезапным инеем на тонких ветвях, то ли весьма странным образом поднимаясь вместе с травами, что жаждали увидеть восход солнца. Мне казалось, что я лечу со стрекозой, а потом вдруг падаю тяжёлым шоколадным на вид жуком, чтобы раскрыть новые крылья только у самой земли и, взлетая, задеть хрупкими лапками колосок травы. Я становился вороньим криком, разносился над городом, и сразу после того скатывался по водосточному жёлобу как жалкая соломинка, которую обронила птица, желавшая подлатать своё гнездо. В тех нескольких минутах, что отделили меня внезапно от ночной темноты, подбросив вплотную к рассвету, я снова был и туманом, и зданиями, чьи стены увлажнились от дождя, и мостовыми, по которым неслись ручьи. И опять, опять вернулся фонарным светом, старающимся обогреть кого-то, кого-то, кого я совсем не знал. *** Когда солнечный край выглянул из-за отрисованной акварелью линии горизонта, я уже был светлячком, пойманным в стеклянную банку. Мне бы биться о край, в тщетной надежде разрушить стекло, но я лишь мирно горел, будто ничто другое мне и не было нужным и важным. Я лишь мирно сиял во вновь сгустившейся темноте. Рассвет так и не наступил, затерявшись где-то меж зданий, а затем среди стволов деревьев, и тут же превратившись в закат. И тогда я подумал, что не только сам прохожу через сотни тысяч смен формы, но и мир, этот мир вокруг на самом деле тоже всякий раз меняется, стремясь к чему-то, мне неясному. Впрочем, мне не известно было даже то, отчего сам я никак не мог найти успокоение в одном и цельном, в чём-то абсолютно конкретном. Я не посмел бы утверждать, сон вокруг меня или явная явь. *** Позднее я нашёл себя дымом, что медленно восходил вверх в проулке, поднимаясь от курящейся палочки благовоний. Кто и зачем оставил её именно тут, на старом щербатом подоконнике, среди кирпичного колодца, в который даже небо заглядывало с неохотой? Я поднимался вверх, всё выше, неся внутри себя аромат, который сам не мог ощутить, и ничто, ничто не могло остановить меня. И сразу после того я увидел себя ветром, вихрем, воздушной силой, что трепала бельевые верёвки и кружила палую листву, хотя по-настоящему в этом городе всё ещё царило лето, странное лето. *** Он поймал меня в ладони, когда я был всего лишь птенцом, выпавшим из гнезда. Уже секунду спустя я стал самим собой, а он обнимал меня за плечи, вглядываясь тёмными глазами в мои, что ещё наверняка хранили в себе все цвета, все оттенки, все полутона того, чем я успел побывать в этой реальности. — Мой мир опасен для странника, — сообщил он. — Оглянись, сколько тут таких, как ты? Я окинул взглядом улицу, где мы стояли так близко. Вопрос был слишком уж сложным, потому что всё тут могло быть не тем, чем казалось. Могло и вовсе не существовать. Я не нашёл отличий. — Не знаю… — Тогда поможешь мне их изловить, как я поймал тебя, вернуть им форму и открыть им дверь, — решил он. — Облегчишь мою работу. — Кто ты сам? — наконец во мне выросла сила удивиться. — Я? Привратник. Но иногда мне приходится следить за вами, заблудившимися, и тогда лучше зови меня Мастер, — он отпустил меня и пошёл вперёд, его тень графитно-чёрным падала на стены и тротуар, где внезапно обретала собственную суть. Пожав плечами, я последовал за ним. Мне ничего иного и не оставалось. Он ловил то палые листья, то блики света, то легчайшую паутину. Почти сразу каждый предмет, а может, каждое понятие, обращался странником. И я видел двери, открывал их, выпуская очередного пойманного прочь. Вот капля росы, там — округлый морской камень, здесь маленькая раковинка, с чуть треснутым витком. Оборванный клок газеты, дивного вида цветок, гусиное перо, ловец снов с распахнутого окна… Ключ, упавший в воду, лотерейный билет, разорванная надвое фотография, мятый пакет из-под леденцов и сам леденец, слишком золотистый, чтобы быть настоящим… Они почти не сознавали себя. Забылись, зачаровались бесконечными переменами, надеждой познания сути любого предмета, всего мира. — Отчего я не чувствую себя так же? — спросил я, когда Мастер-Привратник остановился, переводя дух. — Только потому, что я успел поймать тебя довольно скоро, — усмехнулся он, оглянувшись. — Ничего, в мире почти чисто. — Часто тебе приходится это делать? — Бывает, — он взглянул в небо и тут же подкинул шляпу, которой я, в общем-то, не видел на нём прежде. В шляпу поймалось облачко, и тут же перед нами встала красивая девушка. Глаза её пока казались пустыми. Я открыл ей дверь, и она шагнула бездумно и спокойно. Мне на миг захотелось тоже научиться так отбрасывать сомнения. — Эта последняя, — сообщил Мастер-Привратник. — Остался лишь ты. — Ну, я уже стал собой. — Или никогда собой не был, — он улыбнулся. — Вот тебе шарада напоследок. Моя дверь развернулась передо мной сама собой. Я не стал заставлять её ждать. *** Вечером я стоял на крыльце и смотрел, как горит фонарь. Замерший через улицу от меня, он немного дрожал, точно ему было зябко этим вечером. Недавно прошёл дождь, и казалось, что спину фонаря ломит от сырости, а он всё никак не может стать прямее, чуть расправить незримые плечи. Его свет почти приравнивался к теплу. Я хотел им согреться. Но отступил в тень прихожей, осознав, что это вовсе не моё чувство. Что кто-то там, в том мире, именно так стоял, когда я, конкретно я, был тем фонарём и тем фонарным светом... Знал ли Мастер-Привратник, кто этот незнакомец? Или сам был им? Мотнув головой, я закрыл входную дверь, не впустив на порог синий вечер. Стал собой или никогда им и не был? Вот над чем предстояло всерьёз поразмыслить. Внутри меня смеялись Маг и Охотник, Воин и Звездочёт, Гадатель на камешках и Вечный художник, и кто-то ещё, я всегда терял им счёт. Я — Странник. Я — Шаман.