365 сказок

Случается, что, возвращаясь в место, которое давно изведано, прочитано насквозь, известно, как собственные пять пальцев, находишь там что-то совершенно новое и не всегда приятное или кого-то нового и не всегда близкого. И, кажется, уже не радуют ни травы, ни холмы, ни цветы, ни деревья, ни ветер, который с такой радостью вцепляется в волосы. Кажется, что уже ничто не способно вернуть спокойствие, которое заменила собой тревога, разросшаяся внутри и излившаяся вовне. Смотришь на покатые склоны, на то, как колышутся ветви, ищешь в этом ответ, как надолго чужаки задержатся в твоём краю, в заповедном мире, которым ты не собирался делиться абсолютно ни с кем, никогда, в который ты и не приглашал совсем никого. Но тревога подобна волне, и она уходит, откатывается назад, ветер отталкивает её всё дальше. И понимаешь, что этот мир слишком велик, настолько велик, что и сам ты в нём давно затерялся. Нет нужды прятаться от кого-то намеренно, мир сам тебя укроет, холмы спрячут твои следы от любого, кто здесь недавно. Так размышляя, я стоял на вершине холма, чутко прислушиваясь к голосам тех, кто и не зная того сейчас расположился на моем излюбленном месте. Оставив их, я прошёл дальше, выскользнул из дубравы на открытый всем ветрам пятачок, окружённый полынью, и замер, слившись с пространством и ветром, почти растворившись в подступающем закате. *** Я не стремился найти очередную дверь, напротив, мне сегодня хватило бы и холмов, но, как это бывает порой, дверь открылась сама собой и утащила меня, увлекла, унесла прочь. И вот я стоял уже не на вершине холма, а на крыше. Город подо мной гудел и бежал, он был суетный и походил на муравейник. Некоторое время я рассматривал его с высоты. Не слишком-то и хотелось куда-то отправляться. На крыше, нагретой солнцем, можно было просидеть долго-долго, пока и здесь не наступил бы закат, пока тут не примешались бы сумерки. В сумерках все города чарующи, ночью — почти все прекрасны. Усевшись на краю, я прикрыл глаза и тут же услышал: — Странник! — Да? — голос показался мне смутно знакомым, но когда я повернулся, то девушку, которой он принадлежал, совсем не узнал. Она тут же села рядом. — Мы встречались однажды, — сообщила она жизнерадостно. — Знаю, что ты не помнишь. Зато помню я. — Пусть так, — кивнул я. — Прости, что позвала, — продолжала она. — Я ничего не прошу… почти. — И чего же ты почти не просишь? — Тут есть мост, по которому может пройти лишь странник, — объяснила она. — А я… только сказочник, как мне пройти? Но там, на самой середине, прячется моя сказка. — Думаешь, я смогу провести тебя? — Конечно! Ты странник, — она усмехнулась. — Ещё рановато. Между нами пролегло молчание, я снова оглядел раскинувшийся под нами город. Интересно, где именно появится этот самый мост? Уж точно его никак нет сейчас. *** Солнце зацепилось за крыши, и тогда она поднялась и протянула мне ладонь. — Пойдём, теперь уже пора. Мы спустились с крыши по пожарной лестнице, и это было почти приключение, а затем понеслись, помчались проулками, гулко встречающими наши шаги. Она торопилась, поглядывала на начавшее наливаться лиловым небо, что-то ворчала себе под нос, а я мог только следовать за ней, стараясь не отставать. Ходить она умела очень быстро. За сквером мы нашли небольшую площадь, где сходилось пять или даже семь улиц. Тут она замерла и сложила руки на груди. — Видишь? — спросила она. Я огляделся, пытаясь понять, о чём это она спрашивает, как вдруг, когда наклонил голову, заметил полупрозрачные ступени, поднимающиеся вверх. — Кажется, да, — отозвался я. — Вот! Это он! — теперь меня ухватили за локоть. — Веди. Признаться, я был не уверен, что мост хочет принять меня, но едва наступил на первую ступеньку, как та вырисовалась прямо под ногой, стала плотной и совсем настоящей. Теперь уже и сказочница смогла на неё подняться. Очень скоро мы привыкли к поведению лестницы и довольно быстро оказались высоко над площадью, выйдя на поверхность моста. Не так-то легко было стоять на незримом мосту, всё казалось, что слишком легко сорваться и рассыпаться осколками прямиком на плиты. Справившись с этим чувством, я двинулся вперёд, и сказочница от меня не отставала. Мост будто бы стал ещё выше, мы воспарили над городом и рассматривали разноцветные крыши, по которым лился закат. Зрелище впечатляло, но почему-то я представил себя на холмах, и город, бурлящий внизу, показался мне таким же чуждым, как те, кого я сегодня встретил среди любимой дубравы. Впрочем, это я был тут чужаком, да и поднялся сюда не ради себя самого. А сказочница ничего не замечала. Так мы и дошли до середины. Тут она, освоившись, выпустила мой локоть и уселась, извлекая прямиком из воздуха блокнот и ручку. Мы висели на едва заметном гребне диковинного моста, и я с трудом мог представить, как же это выглядит снизу. Хотя, вероятнее всего, нас совсем никто не мог видеть. — Вот, вот она, — шептала сказочница, быстро выписывая округлым почерком строку за строкой. Я бы и сам половил тут сказки, но они были не мои, потому оставалось только наблюдать и наблюдать. Наконец она закончила, и мы взялись за руки, чтобы пройти мост до конца и спуститься в город. Солнце уже село, появились первые звёзды, и мы сходили с этих импровизированных небес медленно, точно слышали звуки таинственного вальса. Город под нами тоже стал похож на звёздное небо, россыпь огней, переливчатых и разноцветных. Это было красиво, и такой город нравился мне куда больше, наверное, сказочнице тоже, потому что она замирала и вздыхала порой. Улёгся ветер, и мы шли в полной тишине и в таком покое, что воздух казался совсем недвижимым. Потом ступени невидимой лестницы понесли нас мимо зданий, и мы смотрели в золотые окна, за которыми кто-то готовился к новому дню, засыпал, просыпался или пил чай. Это тоже было волшебно и замечательно. И вот настал момент спрыгнуть на мостовую. Сказочница порывисто обняла меня. — Спасибо, спасибо! — Интересно, — подумал я вслух, — ушли с холмов чужаки или нет? — Да ладно тебе, — усмехнулась она. — Твои холмы знаешь где? — Где? И она молча приложила ладонь к моей груди. *** Она была права. Мои холмы, заповедные и нетронутые, жили во мне самом. *** Дверь позвала меня возвращаться. Я ступил через порог и попал в ночь на холмах, полную предвкушения августа, поющую сверчками, звёздную. Даже осколок луны зацепился за ветки и пока не падал за горизонт. Я шёл привычной тропой и снова ощущал, что здесь я один, совсем один, но не тягостно, а радостно, как может быть одинока звезда или… я сам не знал, с чем сравнить это спокойное и радостное ощущение. Тропа вывела меня к полям, поля проводили к лесу, я пересёк несколько тропинок и скоро уже вошёл в город, уже спящий, спокойный и тихий. Холмы отпустили меня, но я, конечно, собирался вернуться, чтобы опять раствориться, слиться с ветром, травами, цветами, деревьями… Как и обычно. Ночь шептала мне сказки.