underneath (them) all

Крис чувствует себя героем мыльной оперы. Из тех, где тыщу серий подряд в угоду королям и королевам драмы на экране творится непонятный, но однозначно полный пиздец, а в конце Главная Героиня (с пафосным выражением на заплаканном лице) под ручку с Главным Героем (которого по сюжету стопятьсот раз с особой жестокостью убивали, и потом с ещё большей жестокостью воскрешали) сваливают в закат под грустнявенькую музычку и замогильное «И жили они долго и счастливо (нет)». Крису (как, впрочем, и по жизни) в действе отведена роль того несчастного, которому оно всё нахрен не сдалось, но сюжет обязывает быть посторонним наблюдателем. Сиди и смотри, Хартли, а сдохнуть потом ещё успеется. Процент сюрреализма в происходящем превышает все мыслимые и немыслимые нормы – и только острая боль в ладонях – там, где в кожу впились криво подстриженные ногти, напоминают Крису, что всё это – отнюдь не плод его воспалённого воображения. (В глубине души Крис трусливо надеется, что это не так). У Сэм выражение лица аналогичное – плюс нервно подёргивающийся глаз и очевидное желание запустить в Джоша всем, до чего дотянутся её руки и что при этом имеет несчастье не быть привинченным к полу. Косые лучи заката падают прямо на сидящую спиной к окну Ханну – со скрещенными ногами и выражением полнейшей отрешённости на лице она сейчас здорово смахивает на Будду. Если бы Будда был дистрофиком, щеголял острыми как бритва когтями (они будут являться Крису в кошмарах до конца его дней, аргх) и закадрово ел человечину. Остаётся только надеяться, что содержимое миски, которую столь сосредоточенно созерцает старшая из близнецов Вашингтон – это не то, о чём он подумал. Тишину, стоящую во – внезапно! – отстроенном Блэквуд Пайнс, можно потыкать ножом – и даже услышать призрачный треск разрываемой целлофановой плёнки. Сэм не моргая смотрит на Джоша. Джош, предусмотрительно запрыгнув на потолок, не моргая смотрит на Сэм. Взгляд Криса мечется от Джоша к Ханне. Ханна стратегически протыкает куски мяса палочками для суши. Треск воображаемый сменяется треском вполне себе реальным – не выдержав нервного напряжения, ломается одна из палочек. Крис непроизвольно дёргается – в его представлении аналогично могла бы хрустнуть его шея, попади он в своё время в лапы вендиго. Та же Ханна за милую душу могла бы оторвать ему голову и даже не заметить этого – как не замечает сейчас происходящего вокруг. Летящие щепки в лучах заката отнюдь не отдалённо напоминают брызги крови, что тоже не способствует успокоению пошаливающих нервишек. Наваждение тем временем спадает, пространство оглашается забористым матом, в Джоша летит ближайшая ваза (по иронии судьбы – с кактусом). По сравнению с без-пяти-минут-вендиго у Сэм, работающей на голом энтузиазме, шансов нет в принципе – но когда это её останавливало? Ханна меланхолично смотрит, сначала на безвременно почивший заменитель вилки, затем на Криса, ловко распутывает узел из собственных ног, спрыгивает с дивана и хрипло спрашивает: - Крис, ты это… чаю будешь? – глаза у неё мутные, словно подёрнутые белой пеленой, без единого намёка на зрачок. Мимо с бодрым гиканьем проносится вооружённая шваброй Сэм. Её выдержке можно только позавидовать (чем Крис сейчас и занят). У самого Криса нервы. Крис ещё не отошёл от их ма-а-аленького приключения. Крису нужны отдых, успокоительное (и вышибить себе мозги, наверное, тоже - что угодно, лишь бы кошмары перестали донимать). Крис молча кивает. «Ёбнутый пиздец», - констатирует здравый смысл и готовится свалить из этого дурдома. Крис хочет свалить вместе с ним, но перед этим хочет разобраться, а какого хрена здесь происходит, и каким образом предположительно мёртвая предположительно вендиго предлагает ему чаю. Солнце за окном медленно, но верно ползёт за линию горизонта.