***
Дом семнадцать на Миллер-стрит принадлежал Ли Джеймсу. Омеге, которого уже давно окружал длинный шлейф всеобщего осуждения, начиная с общего вида газона и заканчивая его последним альфой, что ставил всех сплетников на уши, паркуя прямо напротив главного входа свой проржавевший красный пикап. Однажды Бак пошутил, что тот альфа, видимо, натягивает на голову омеги пакет, прежде чем посадить на свой член, но Абрахам искренне сомневался, что мистер Джеймс позволил бы сделать нечто подобное. Мистер Джеймс переехал в Крайтон лет пять назад, но предпочитал не покидать свой дом в дневное время, крайне редко показываясь на улице, а все потому, что один его вид вызывал у детей плач. Левую половину лица мистера Джеймса украшал уродливый шрам, который он заработал во время конфликта на острове Мау еще мальчишкой. И вместе с ним, видимо, окончательно испортил свой не особо приятный характер, что только усугублялось его пристрастием к алкоголю. «Подобная служба — не то, чем стоило бы гордиться», — всегда говорил папа. И имел в виду, конечно же, репутацию, которая складывалась вокруг омеги, не имевшем исконно омежью профессию. Вместо этого папа мог бы назвать мистера Джеймса шлюхой — и то честнее было бы. Но папа был для этого слишком хорошо воспитан. Абрахам много читал о трехлетнем конфликте, в котором принял участие мистер Джеймс, и считал, что люди, которые просто следовали приказу, не были ни в чем виноваты. Поражение было неизбежным, но у СМИ установился свой взгляд на ситуацию, и главными виновниками бесчинств — удивительно! — оказались солдаты. Мистер Джеймс стал в их квартале живой легендой. Улиткой, скрывшейся в своей раковине настолько глубоко, что у таких узколобых болванов, как Диллан, невольно вызывал лишь одно желание — растормошить. Но как бы там ни складывалось, безопасным Ли Джеймс на самом деле не казался, он был, скорее, усталым хищником, который забрался в пещеру, чтобы зализать старые раны. Опасным хищником, у которого остались при себе остро заточенные когти, а еще у него имелось разрешение на хранение оружия, и бедняга-вор, который решился залезть в его дом в прошлом году, лишился указательного пальца, после того как мистер Джеймс с ним закончил. В этом и состоял брошенный Дилланом вызов: обвести пьяного омегу вокруг пальца, стащить что-то неприметное и уйти целым. Потому что с мистера Джеймса сталось бы отстрелить ему голову, нафаршировать ее и повесить рядом с флагом Конфедерации, висевшим у него во дворе — кое в чем мистер Джеймс был до странного архаичен. Диллан, Майлз, Тим-Том и Бак ждали его на углу Миллер и Сэдвик, стоя под холодным светом мощного фонаря. Свет разливался вокруг них, будто огромная молочная лужа. Бак переминался с ноги на ногу так, словно стоял на стреме и готов был сбежать в любую секунду; заметив Абрахама, он недовольно поджал губы, а затем выдавил улыбку, которая так и не затронула глаза. Абрахам недолго посмотрел на него и повернулся к Диллану. — Ты ведь знаешь условия? Абрахам знал: это было частью дурацкой игры, которую они начали еще в школе. В чем-то похожая на «правду или вызов», только в случае с такими, как Диллан, выбора не было. Либо ты играешь, либо ты сдаешься. Ему нечего было терять, он уезжал в колледж, стоило бы послать Диллана, но оставался Бак, который говорил ему: «Не делай этого». Диктовал так, будто он был его собственностью, и Абрахам решил, что с него хватит. Больше ему не нужно было оглядываться на Бака: в колледже они станут равными. — Чего ты хочешь? — спросил Абрахам, желая покончить со всем как можно скорее. — Скажи, скажи, — шепнул Майлз куда-то в сторону, и Бак бросил на него презрительный взгляд. Диллан гадко улыбнулся. Не то чтобы Диллан хоть когда-то производил хорошее впечатление, но в этот самый момент он был похож на адвоката дьявола. — Мы решили, что ты достанешь нам его трусишки. У такого грозного парня как Джеймс они должны быть сделаны из титана. — Скорее, там будет прохудившийся хлопок, — заржал Тим-Том, но никто не обратил на него внимания. — Нужны атрибуты для дрочки? — не сдержался Абрахам. — О да… Майлз пихнул его локтем, и Диллан с плотоядной нежностью взглянул на своего омегу. Абрахам, будто зачарованный, смотрел, как Диллан наклонился и поцеловал Майлза — сильно и глубоко. Бак не проронил ни слова и уставился в землю, словно уже давно осознал тот факт, что ему не отговорить Абрахама от задуманного. — Уже половина одиннадцатого, — сообщил Тим-Том. — Свет погас сорок минут назад. — Да ты настоящий сталкер, Тим-Том! — процедил Бак. Абрахам кивнул и повернулся к дому. Ему казалось, что сердце стало биться вдвое быстрее, когда он сделал свой первый шаг, но черта с два он показал бы им, как ему страшно. Рациональность и трусость — две разные вещи. Забираться в дом Ли Джеймса было нерационально по многим причинам, но он не трус! Это инстинкт самозащиты. В доме было два этажа, спальни находились наверху, где, скорее всего, уже спал мистер Джеймс. Следовало обойти дом: черный вход вполне мог остаться открытым. Небезопасно, но разве этот омега не представлял сам собой угрозу? Абрахам прошелся по заросшему газону, ухаживать за которым в целях благоприятного внешнего вида улицы не смог бы заставить мистера Джеймса и Дьявол собственной персоной. Главе уличного комитета он предложил поработать своим садовником, если того «так сильно ебет этот сраный кусок земли» дословно. В какой-то мере Абрахам даже восхищался мистером Джеймсом: тот жил, как хотел, говорил, что хотел, и посылал к черту всех недовольных этим фактом. Не то чтобы Абрахаму кто-то докучал на самом деле, нет. Но хотелось послать таких, как Диллан, Майлз и Тим-Том, куда подальше и не беспокоиться, что они подумают о нем, какие гадости будут писать на его стене в соцсетях и о чем будут сплетничать. Перед глазами замаячила дверь черного хода, и Абрахам решил не осуждать себя за то, что его пальцы немного — самую малость! — дрожали. Ручка показалась ему теплой, словно за нее недавно кто-то держался, но это было глупо. Стал бы мистер Джеймс согревать ее собственным теплом? Зачастую после шести вечера его трезвым никто из соседей не видел. Поговаривали, что мистера Джеймса мучают страшные головные боли после контузии. Но это была бы слишком героическая причина для пьянства, а мистера Джеймса никто особо не любил, поэтому и оправдания его поведению придумывались больше похожими на обвинения в еще более тяжких «преступлениях». Дверь оказалась открыта. Бинго! Абрахам похвалил себя за догадливость и осторожно вошел на кухню — половицы скрипнули под его весом, а затем клацнула ручка двери. Сердце ушло в пятки; комната оказалась скудно освещенной, и Абрахам ориентировался практически вслепую. Ему казалось, что еще немного — и раздастся звук, с которым пистолет снимают с предохранителя. — Так-так, кто тут у нас? — скажет мистер Джеймс, и Абрахам скончается от сердечного приступа на том же месте. Абрахам видел мистера Джеймса всего раз, закупаясь с папой в маркете. Омега не выглядел неухоженным, хотя в воображении Абрахама он рисовался гораздо менее опрятным. И пахло в тот день от мистера Джеймса неплохо — чистым потом и хвойным одеколоном; весь в черном словно коварный герой из сериала, который папа часто смотрел по кабельному телевидению, и такой же неулыбчивый. Но что больше всего изумило в нем Абрахама — омега был натуральным пепельным блондином. Светлая кожа, слева бугрившаяся шрамом, лоснящимся и пурпурно-красным, ярко-голубые глаза, редкая рыжеватая щетина и суровый росчерк губ. Скорее всего, он был красавчиком до травмы, и его добивалось немало альф, но в тот момент Абрахам испытал только легкую брезгливость и жалость к нему. Мистер Джеймс бросил на него свой холодный взгляд и прочитал все по глазам. Абрахам тут же посмотрел в другую сторону и сглотнул застрявший в горле ком, а когда осмелился повернуться, омеги уже след простыл. Мистер Джеймс был странным, не таким, как все, и этим невольно притягивал к себе внимание. Абрахам подумал о том, что нужно будет подняться наверх, зайти в спальню и заглянуть в комод. Ладони тут же стали мокрыми, как и треугольник кожи между лопатками. Абрахаму не нравилось потеть: было в этом что-то нездоровое, как в те моменты, когда он ласкал себя рукой и подходил к кульминации. Не трогать себя не получалось, но и от оргазма сильного облегчения Абрахам не испытывал. Можно было спросить совета у папы, но он подспудно знал, что все дело в том, что ему восемнадцать и он девственник. Абрахам никогда не отрицал перед Дилланом или Баком отсутствие опыта, не считал, что это то, чего следовало бы стыдиться. Ведь это было его решение не совать свой член ни в Бака, ни в какого другого омегу. Ему нужно было пройти шестнадцать ступеней — Абрахам сосчитал — и он окажется на втором этаже. Всего шестнадцать. А затем он крадучись зайдет в спальню мистера Джеймса, откроет верхний ящик комода — пусть хотя бы в этом мистер Джеймс будет как все — и возьмет его белье. Абрахам стоял в ступоре у подножия лестницы, смотрел на ступеньки и не мог сделать и шагу — только думал о том, как выполнит требуемое и сбежит. Бросит свой трофей в лицо Диллану, взглянет на то, как перекосилось лицо Майлза и сильно ли разозлился Бак. Он сможет. Сделает это. Абрахам не трус, и Диллан зря ему это сказал. Чертов Диллан! Абрахам наконец-то оторвал ногу от пола и занес ее над ступенькой. Сначала он услышал шорох за спиной, похожий на дуновение прохладного ветерка, но так и не успел на него отреагировать: на голову коротким ударом опустилось что-то тяжелое, и Абрахам потерял сознание.***
Когда Абрахам проснулся, уже светало. Свет струился сквозь небольшие щели за закрытыми ставнями. Когда он подбирался к заднему входу, то даже не заметил, что окна закрыты. Он вообще ничего не видел от волнения и страха. И прав был Бак: ему не стоило это делать. Абрахам пролежал смирно еще пару секунд, пока его подобно молнии не прострелила мысль о том, что он все еще в чужом доме! В доме мистера Джеймса! Руки не хотели шевелиться, связанные за спиной, и холодный пот заструился по коже. Абрахам замотал головой из стороны в сторону и увидел с правого бока темный силуэт. Мистер Джеймс! Абрахам не мог даже вдохнуть, так его прошибло страхом и предчувствием беды. — А-а-а… — прошелестел он, и мистер Джеймс обернулся. Его холодный взгляд все еще резал, как лезвие. Забранные за уши волосы стали длиннее, а шрам уже не так испугал Абрахама теперь, когда он знал, что увидит на его лице. — Я уже думал, ты окочурился, — послышался хрипловатый голос, но не надтреснутый, а приятный и глубокий. И Абрахам подумал о том, что предпочел бы не знать об этом, просто исчезнуть. — Мис-тер… — еле выдавил из себя он и забился, как рыба в силках, хотя мистер Джеймс оставил свободными ноги, только скрепил запястья ремнем. Видно было, что мистер Джеймс его не боится. Омега скрутил его, как беспомощного щенка. — Я бы на твоем месте заткнулся. Абрахам последовал совету. Мистер Джеймс подошел ближе и пнул его носком тяжелого ботинка. — Почему все считают меня идиотом? Потому что я омега или потому что выпиваю? — Мис-тер… — Последовавший за этим тычок под ребра был довольно болезненным. У Абрахама перехватило дыхание на пару секунд, но затем стало легче. Терпимее. — Это был риторический вопрос. Тебя учили уважать старших? — сказав это, мистер Джеймс подошел к креслу и упал в него, скрестив ноги. Довольно быстро в его руках появилась сигарета, он зажег ее и глубоко затянулся. — Ну… Расскажи мне, что ты искал в моем доме? В моей спальне — как я понял, ты именно туда держал путь? — Я-я… Мистер Джеймс выгнул правую бровь, левой у него попросту не было, лишь зарубцованный провал, внутри которого, на удивление, сохранился второй глаз. — Ты умеешь говорить? Абрахам не знал, что больше подействовало: переизбыток страха, который подавил все другие чувства, или издевка в голосе омеги, но он смог собраться. Необходимо было как-то объяснить собственное поведение, хотя про вызов вряд ли стоило упоминать. Абрахам сказал первое, что пришло ему в голову: — Это была шутка! — Он попытался сесть, с третьей попытки ему это даже удалось. — И в каком месте я должен был посмеяться? Абрахам закатил глаза. — Это была шутка над вами… Мистер Джеймс выпустил в воздух густую струю дыма, окутавшую его лицо словно плащ. Когда завеса рассеялась, Абрахам увидел, что остатки иронии покинули мистера Джеймса. Он казался грустным и даже… огорченным? — Мои друзья, — невпопад сказал Абрахам. — Они меня ждут. — Не будь смешным, ты провалялся в отключке пять часов, никто тебя уже не ждет, — он скривил губы. — Они, вероятно, решили, что я тебя съел. Или принес в жертву, смотря что тебе про меня наплели. — Вы отпустите меня? Пожалуйста. Мистер Джеймс молчал, и Абрахам с ужасом подумал, что может и не выйти из этого дома на своих двоих. Никто не придет его искать, уж точно не Диллан, может, Бак — если не струсит, конечно. — Когда-нибудь, — пообещал мистер Джеймс, а затем встал и покинул комнату. Абрахам ждал, что он вернется с оружием, что будет пытать его, поэтому не двигался, сжал зубы и приготовился к боли. Храбрился. Прошло больше часа по его подсчетам, а мистера Джеймса все еще не было. Это нервировало, и Абрахаму хотелось, чтобы все закончилось быстрее: что бы ни запланировал для него мистер Джеймс, он хотел дать ситуации отпор, повести себя как взрослый. Но бежали минуты, а ничего так и не случилось… Абрахам неловко поднялся на ноги, осторожно осмотрелся, ожидая, что мистер Джеймс подстерегает его. Ждет, когда он ощутит себя в безопасности, и нападет из-за угла. Но даже когда он доковылял до двери, никто так и не появился, скорее всего, потому что все выходы заперты — решил Абрахам. Он, неудобно повернувшись задом, подергал ручку, убеждаясь, что это не так, с замиранием сердца приоткрыл тяжелую дверь и, бросив напоследок взгляд на лестничную площадку, увидел там мистера Джеймса. Он наблюдал за Абрахамом, и его высокая, затянутая в черное фигура казалась почти зловещей. Мистер Джеймс медленно сошел вниз, и Абрахам мог бы убежать, но так и не сделал ни шагу. Было что-то в мистере Джеймсе… какая-то скрытая сила — с таким не станешь вступать в открытую конфронтацию. — Передай своим дружкам, — начал мистер Джеймс, — если я увижу кого-то на своей территории, то уже не буду так же милосерден, как сегодня. Никто из вас не застанет меня врасплох, даже если я буду полумертвым валяться на полу этого дома. Я воскресну и ухвачу вас за зад, понятно? Абрахам не ответил, и тот повторил: — Понятно? — Д-да… Абрахам охнул, как только мистер Джеймс снял с него ремень, и ощутил странное возбуждение, когда чужие пальцы коснулись открытой кожи его рук. Член моментально налился, как по стойке смирно, и Абрахам едва не заскулил от накативших на него неизвестных ощущений. Ему хотелось уткнутся носом в излучину шеи мистера Джеймса, глубоко вдохнуть его запах, укусить… Укусить? Абрахам отшатнулся, хлопнул ртом, как выброшенная на берег рыба, и сделал несколько шагов назад. Подальше от искушения, которое и представлял собой мистер Джеймс. Абрахам не видел его шрамов, не думал о том, что этот омега может свернуть ему шею или сделать чего похуже. Ему было страшно из-за собственной реакции на этого омегу. Этого мужчину… Абрахам стыдился своего тела и мыслей, но хотел. Дико, отчаянно и до безумия нелогично. Абрахам повернулся и побежал прочь. И в его голове билась лишь одна отчаянная мысль: как теперь удержать себя на расстоянии от этого дома?***
Когда Абрахам вернулся домой, папа еще спал, поэтому и не обнаружил пропажу сына. Но в собственной комнате Абрахам увидел свернувшегося на постели Бака, который явно залез в его спальню через окно. Тот выглядел бледным и словно больным, а стоило коснутся его ноги — вскочил, отчаянно моргая. Губы Бака растерянно задрожали, словно он был на грани истерики. Скорее всего, не один час ждал его. — Абби! — вскрикнул Бак, вглядываясь в его лицо. — Абби, как ты? — Жив. Тише, разбудишь папу. Бак сполз с кровати и обнял Абрахама, глубоко дыша. Абрахаму показалось милым, что Бак переживет о его безопасности. Хоть кому-то еще не наплевать на него. — Я вижу, но он не причинил тебе боли, Абби? Я думал, убью Диллана, когда прошел час, а ты не вернулся, — забормотал Бак. — Я хотел пойти за тобой, но он не дал. Сказал, что я все испорчу, и он не убьет тебя… Этот урод. — Он не убил меня. Оглушил и немного напугал. Вот и все, — Абрахам и сам не верил, что так легко отделался. Бак поднял голову и взглянул ему в глаза. — Мы можем заявить на него. — Я сам забрался в его дом, что мы скажем в полиции? Обвиним в том, что он не дал нам себя одурачить? — Абрахам разозлился: чем дольше думал обо всем этом по дороге домой, тем сильнее ощущал вину. — Это глупо! — Ну хорошо, убедил. Но скажи, ты достал то, что нужно? — со внезапно игривой улыбкой спросил Бак. Его вопросы этики ничуть не беспокоили. Абрахам нахмурился. — Нет. А это важно? — Нет, нет… — Бак заморгал, а затем — Абрахам не понял, как так вышло — прильнул к нему и поцеловал. — Абби… Абрахам, не рассчитав силу, оттолкнул его на постель. Бак некрасиво упал на матрас, раскинув руки и немного опешив. Сначала разозлился, но все же не стал поднимать шум. — Что за шутки? — зашипел на него Абрахам. Бак откинул голову и заржал. — Ты как всегда. — А ты даже не пьян. — Ты прав, Абби, я просто отчаянно мечтаю заполучить два в одном: хорошего друга и любовника, который будет трахать меня, когда я этого хочу. Неужели ты не испытываешь искушения? Не хочешь меня? Абрахам подумал о своей реакции на открытое касание мистера Джеймса. И нет, по отношению к Баку он не испытывал и трети этого чувства. Бак был занозой, вечно мельтешил перед глазами, часто некстати касался его, постоянно предлагал всякое и в то же время трахался направо и налево. Абрахам не желал быть очередной зарубкой на спинке его кровати, которых и так было немало. — Нет, — с опозданием ответил он на вопрос Бака, и тот, как всегда, свел все к шутке. — За это я тебя и люблю. Бак встал и оправил футболку. Абрахам втянул носом его запах, теплый и почти родной. Бак за годы стал ему как младший брат, которого у него никогда не было, и вряд ли пятнадцать минут неловкой близости стоит всех тех лет, что они провели вместе. Это не то, к чему всегда стремился Абрахам. — Так что, Джеймс тебя поймал? Ты ведь не выдал нас? Абрахам покачал головой. — Его не интересовали другие. Задал пару вопросов всего. Бак скривился. — Не приставал к тебе? Говорят, что он тот еще извращенец. — Нет. А что… — заинтересовался Абрахам. — Что говорят? — Ну ты ведь слышал про того, на пикапе? Абрахам кивнул. — Весь город слышал. — Уже месяцев семь, как он к нему не приезжает. Наигрались, ну и Джеймс начал ошиваться возле «Бара», но, думаю, ему там не обломилось, — Бак от этих слов странно покраснел, что было удивительно с его-то опытом. Или сама мысль о том, чем могли заниматься в этом баре, смущала его? Абрахам слышал про «Бар», то еще местечко. Папа говорил, что любители «этих дел» попадут в ад. Под «этими делами» папа, конечно же, подразумевал однополую любовь и любые другие отношения вне нормы. С терпимостью в их крошечном городишке было туговато — когда в школе у Мэррила, парня на класс старше, в раздевалке встало на одноклассника-альфу, разразилась буря. Уже через месяц Мэррил переехал с родителями в другой город и больше, скорее всего, не спускал штаны в чужой компании. — И что в этом криминального? Мистер Джеймс ведь не подросток, — Абрахама не особо пугали слухи, может, мистер Джеймс и ходил в «Бар», а может, просто мимо шел. Вряд ли он был не таким, как все — спал же с альфой. — А ты как думаешь? — Мне плевать. И тебе должно быть. Бак на секунду примолк, а затем кивнул. — Ладно, к черту, у меня есть для тебя кое-что, отдашь это Диллану, и дело с концом, — он протянул ему сверток, и Абрахам взял его. — Что это? — То, что просил Диллан. — Ты стащил у мистера Джеймса трусы? — От этой мысли Абрахам ощутил злость, даже если бы ему удалось украсть белье, он не отдал бы его Диллану. К черту! Но Бак был при своем мнении. — Я взял белье своего папы, когда вернулся домой, а затем пошел к тебе. Диллан не поймет — омега и омега, главное, что запах не мой. Я же не дурак. Абрахам покачал головой и протянул сверток назад. — Я скажу, что не смог добыть их. Не собираюсь я жульничать. — Все жульничают, Абби! Повзрослей! — Бак закатил глаза. — Хочешь, чтобы Диллан задразнил тебя? Или ты собрался снова пойти к нему? Совесть мучает? — Стоило бы извиниться, — суховато признал Абрахам. — Хочешь, чтобы он все-таки проломил тебе голову? Уже не боишься его? — Нет, просто хочу перестать чувствовать себя мудаком. Ты бы видел его! Мы развлекались: вломились в его дом, хотели забрать личную вещь. Но он ведь не подписывался участвовать во всем этом. А если он пойдет к моему папе и скажет, что я был в его доме? Или в полицию? — Тогда он вызвал бы ее сразу! Ты сказал ему имя? — Нет, но узнать, кто я, не так-то сложно. Согласись, Бак, мы поступили как уроды, а он даже пальцем ко мне не прикоснулся, припугнул немного и все. Не такой он монстр, как о нем говорят. Эксцентричный и грубый, но не мясник. Бак помялся, но так ничего не сказал и пошел к окну. Абрахам чувствовал его сомнения и разочарование. — Делай, что хочешь. Главное, не испорти все за эти три недели. Ты нужен мне живым. Абрахаму не понравилось напоминание об их переезде на новое место. Он порядком устал от контроля, ему хотелось просто отдохнуть перед учебой. И не так, как считает правильным Бак. В университете все переменится, все станет по-другому. Там ему удастся избавиться от постоянного контроля Бака, от дурацких игр Диллана и его шайки. Там он сможет быть самим собой.***
Для извинений, которые Абрахам решил принести мистеру Джеймсу, он испек печенье с шоколадной крошкой. Получилось не с первого раза, но все-таки оно было съедобным и неплохо пахло. Всем известно, что омеги любят сладкое, даже самые нестандартные. Абрахам взял самое красивое папино блюдо, выложил угощение и замотал все пищевой пленкой, но не туго, чтобы не помять содержимое. Но когда мистер Джеймс открыл входную дверь и посмотрел на него, обдавая запахами винных паров и густых, концентрированных — тела, у Абрахама свело живот, идея искупить оплошность угощением показалась глупой. И чертов член снова заинтересованно воспрял. Не встал в полную силу, но довольно близко к позорному бугру в штанах. Абрахам снова ощутил знакомую смесь унижения и неловкости, от которой сохло во рту и кружилась голова. — Че надо? — невнятно буркнул мистер Джеймс и опустил взгляд в тарелку. — Э-э-э… — Абрахам крепче вцепился в блюдо, но постарался не заикаться. — Мистер Джеймс, я хотел извиниться перед вами за вчерашнее. Мое поведение было непростительным… Мистер Джеймс посмотрел на него так, словно и не узнал вовсе, да и не слушал, потому что ответа так и не последовало. А затем — видимо, что-то решив для себя — за долю секунды одним слитным движением затянул в дом и толкнул в холл. Абрахам не планировал заходить на огонек: ему стоило громадных усилий заставить себя прийти с извинениями, а тут такое! Понятное дело, что он запаниковал, когда упал в собственную тарелку с печеньем, завалившись на пол. За спиной клацнул замок. Это мистер Джеймс закрыл дверь! Черт, черт, черт! Бак ведь предупреждал! — Это какой-то трюк? — немного покачиваясь, мистер Джеймс скрестил руки на груди и прищурился. Для пьяного речь у него была вполне внятной, хотя в глазах и было маловато смысла. — Сначала твоя пронырливая душонка залезла ко мне в дом, а теперь ты приносишь мне еду? Думаешь, я буду есть с твоих рук? — Что?! Нет! Это… это печенье… Пленка слетела, еда валялась на голом полу, неровные кругляшки поломались и рассыпались, но на тарелке еще оставалось несколько кусочков. Абрахам повернулся и сел на задницу рядом с тарелкой. — Жри! — приказал мистер Джеймс. — Оно не отравлено, я клянусь. Я сам его приготовил. — Жри, я сказал! Абрахам понял, что лучше не спорить. Схватил пару кусков с тарелки и запихнул в рот, почти подавился, жуя. Крошки падали изо рта, но, когда он проглотил, мистер Джеймс всего лишь с издевкой выгнул бровь. Будто ждал, что ему станет плохо или он упадет замертво, но ничего из этого не случилось. — Ты загадил мне пол, — только и сказал он. — Это подарок! — Вот и убери свой подарок с моего пола. Абрахам начал сгребать на тарелку крошки от печенья, руки дрожали, слюна вязла во рту. Не таким он представлял себе посещение этого дома, хотя стоило бы ожидать чего-то подобного. С чего бы мистеру Джеймсу ему доверять? Да и сам Абрахам в жизни не поверил бы в честные намерения, заявись к нему с гостинцем Диллан. — Зачем ты пришел? — спросил мистер Джеймс, когда он закончил с уборкой. — Я хотел извиниться. — Тупее мальца, чем ты, я не видал еще. — Я могу уйти? — поинтересовался Абрахам, чувствуя, что слезы подступают к глазам. Равнодушие и брезгливость в голосе мистера Джеймса задевали, и все из-за того, что Абрахам чувствовал неуместное влечение к нему. Возможно, это было на уровне инстинктов — понравиться привлекательному омеге? — Нет, — бросил мистер Джеймс и пошел наверх, куда Абрахам так и не попал в прошлый раз. Входная дверь все равно была закрыта, поэтому пришлось ковылять следом. Абрахам мог бы проверить черный ход, но не стал: ему было интересно увидеть комнату мистера Джеймса. Длинный коридор объединял несколько комнат, одну из них, самую дальнюю, занимал мистер Джеймс. Тот уверенно вошел в полутемную спальню, зная каждую деталь интерьера, а вот Абрахам тут же врезался во что-то, а затем споткнулся. Окна были занавешены. Мистер Джеймс прошел дальше и упал на кровать. Его длинное суховатое тело вытянулось на матрасе в строгую линию, а лицо утонуло в подушке. — Если вы дадите мне ключ, я уйду, — подал голос Абрахам. — Сделай одолжение, закрой рот, — донеслось до него невнятное бормотание. — А если нет? Вы не имеете права держать меня тут, я ничего не сделал, — Абрахам расхрабрился настолько, что даже подошел к кровати. Мистер Джеймс даже не пошевелился, но… постель была именно тем местом, где омегой пахло так сильно, что даже в глазах помутилось на минуту. Словно Абрахам уткнулся носом мистеру Джеймсу в живот, потерся щекой о дорожку волос, ведущую в пах, и спустился ниже. Шов джинс болезненно сдавливал член, а в голове не осталось ни одной связной мысли. Абрахам неловко вытер влажные ладони о бедра. — Отпустите меня. — Умолкни. — Я вас не боюсь! — огрызнулся Абрахам. Мистер Джеймс перекатился на спину и хмыкнул, глядя в потолок. Неясного света хватало, чтобы распознать очертания его лица: неровную кожу шрама, полные губы и спутанные волосы. — Да неужели ты — и не боишься? — лениво ответил мистер Джеймс. — Я отсюда слышу, как ты дрожишь, маленький трусливый говнюк. — Трус не решился бы прийти к вам в первый раз. И тем более вернуться сюда. Трус был бы рад и счастлив унести ноги и забыть обо всем, как о страшном сне. — Это тебе друзья сказали? — Я тут не из-за них. Мистер Джеймс задумчиво взглянул на него — так, словно раньше и не смотрел вовсе. И от этого взгляда Абрахам ощутил, как горячая волна прошла по позвоночнику. Мистер Джеймс странно на него действовал: хотелось угодить ему, понравиться, выполнить любой его приказ. Абрахам все еще смотрел на его рот и твердую линию подбородка, а затем проследил взглядом вдоль тела до узких бедер. У мистера Джеймса, несмотря беспутный образ жизни, все еще была красивая фигура, единственное, что его могло портить — это шрам, но даже он не сильно пугал Абрахама. С первого взгляда он впечатлял, даже вызывал отвращение, но с третьего — это был просто шрам. Частичка внешности, отличительная черта этого омеги. — Ты возбужден, — констатировал мистер Джеймс с насмешкой. — Я знаю. — Это даже забавно. Абрахам слышал иронию в его голосе, чувствовал, что мистер Джеймс потешается над ним. Считает «мальцом», «говнюком», «щенком» и уж никак не альфой, и от этого неприятно спирало в груди. Абрахам закрыл глаза и глубоко вдохнул, делая лишь хуже — впитывая все больше запаха омеги. Ему хотелось крикнуть: «Я могу тебя подчинить, могу стать твоим альфой!» Когда Абрахам открыл глаза, то увидел, что мистер Джеймс поднялся на колени и медленно стягивает с себя одежду. Сначала водолазку, скрывавшую шею, на которой тоже был шрам, стекая розоватой, бугристой полосой с подбородка. Возле левого соска он заканчивался, и больше никаких особых следов заметно не было, только гладкая белая кожа, в лунном свете похожая на молоко. Абрахам задержал дыхание: все инстинкты сигнализировали о том, что ему стоит бежать, спасаться, пока не поздно, но он этого не сделал. — Тебе повезло, что я пьян, малец… — сообщил мистер Джеймс и глухо рассмеялся. — Но не думай, что все это лишь для тебя. — Для меня? Мистер Джеймс дернул его за пояс и повалил на кровать, а затем накрыл своим телом, коротко потеревшись о пах. Ощущений было слишком много, чтобы Абрахам мог выделить что-то одно, рука мистера Джеймса сжала его член и грубовато надавила. Лица касалось чужое хмельное дыхание, белье хранило запах мистера Джеймса, окутывая, завлекая, лишая связных мыслей. — Мы… Вы… — кое-как проблеял Абрахам. — Ой, да замолкни уже, — мистер Джеймс закрыл ему рот ладонью и принялся расстегивать его джинсы. Абрахам чуть не умер, когда мистер Джеймс потер большим пальцем головку, а затем сомкнул пальцы на стволе. Все закончилось катастрофически быстро: несколько хаотических движений руки вдоль его члена — и он зашелся в оргазме, всхлипывая в ладонь мистера Джеймса. И это совсем не напоминало его одинокие сеансы дрочки. Ощущения вибрировали в теле, оно словно звенело удовольствием, возбуждением, волнением и радостью. А затем, едва понимая, что происходит, Абрахам услышал смех. — Герой! — похвалил мистер Джеймс и вытер ладонь о его живот. — Я… я… — Да-да, ты обкончался за три секунды, приятель. Не завидую твоему омеге. Абрахам ощутил, как его щеки заливает румянец стыда. Но мистер Джеймс не стал ждать, пока он начнет извиняться или пока хмель сойдет на нет, он опустился на колени, взял опадающий член в рот и глубоко вобрал его. Абрахам чуть не взвился, выгибаясь дугой, и даже не заметил, когда мистер Джеймс до конца стащил с него джинсы и огладил голени. Абрахам мог думать лишь о том, что его член во рту мистера Джеймса снова окреп за считанные минуты и уже готов снова. Не так уж он бесполезен и глуп, пусть и не слишком сдержан. Эмоции захлестывали, переполняли его, в груди разливалось тепло и стекало к паху. Абрахам пошире раскинул ноги и подкинул вверх задницу. Мистер Джеймс пропустил его член аж до горла и замычал — Абрахам еле сдерживался, чтобы не кончить снова. Узел у основания уже набух и пульсировал сладкой болью. — Еще! — Абрахам обхватил затылок мистера Джеймса и потянул за волосы. — Еще! — Не так быстро, — отбрил его тот и окончательно отпрянул. Абрахам крутил бедрами, словно соблазнял еще раз взять его в рот. Мистер Джеймс расстегнул собственные брюки, и из ширинки выглянул ровный толстый член средних размеров. Запах мистера Джеймса тут же одурманил, а в голове закрутились глупые мысли о том, каков же этот член на вкус. Даже слюна подкатила ко рту, и Абрахам чуть не заскулил. Мистер Джеймс сунул руку между ног и вскоре достал блестящие от смазки пальцы, а затем распределил ее по собственному стволу. Ее было так много, густой и вязкой. Абрахам никогда в жизни не видел, какова из себя омежья смазка. — Хочешь еще? — грубовато спросил мистер Джеймс. — Хочешь кончить? — Да! Да… Пожалуйста! В светлых глазах мистера Джеймса плескалась пустота. — Тогда подставься, — приказал он. И Абрахам на секунду замешкался, не понял, что от него требуется, а когда понял — осознал, что барана тупее, чем он, не сыскать. Бак ведь говорил, Бак предупреждал. Сказал про «Бар». Мистер Джеймс хотел его трахнуть и ждал, что Абрахам ему это позволит. Но, несмотря на требование, мистер Джеймс не спешил примерить его на свой член, не напирал, ждал, пока Абрахам примет решение. У него был выбор, и это делало ситуацию еще более запутанной: Абрахам боялся подчиниться, пусть и хотел этого. Не того, чтобы мистер Джеймс засунул в него член — Абрахаму хотелось разделить с ним близость. Хотелось угодить мистеру Джеймсу и услышать от него не издевки, а похвалу, заставить потерять голову. Абрахам впервые ощутил, что такое похоть. Мистер Джеймс ждал его ответа, смотрел из-под полуприкрытых век, тяжело дыша и гоняя шкурку. Его пальцы блестели от смазки и предэякулята, каплями выступающего на головке. Абрахам старался не думать, каков он там — сзади, между ягодиц. Но хотел бы попробовать его на вкус, потому что запах мистера Джеймса с самого начала заставлял потерять голову, сходить с ума от желания. К нему. — Это обязательно? — Да, малец, если ты хочешь продолжить. — Я еще… никогда. — Я начинаю терять интерес, и ты либо перевернешься и встанешь на колени, либо отправишься за порог. Решай. Абрахам понял, что мистер Джеймс отпускает его. Черный ход! Скорее всего, он был открыт. Абрахам осознал, что может пойти домой, но ему не хотелось этого, хотелось довести дело до конца. Ему нужен был мистер Джеймс любой ценой. — Я ведь не должен?.. Мистер Джеймс закатил глаза, и его правая, единственная, бровь вздернулась вверх. — Мне показалось, что ты не ребенок, но если я ошибся… — Вы можете не унижать меня?! — вскинулся Абрахам. — Я уж точно не ребенок! Мне восемнадцать. — Тогда прекрати ныть, — потребовал мистер Джеймс. — Какая мне разница, спал ли ты с кем-то, страшно ли тебе? Ты пришел ко мне со своим жалким печеньем и взглядом побитого щенка не ради того, чтобы я простил тебя. Ты хотел мне понравиться, да? Верно? И мы сейчас не любовь с тобой будем крутить… Мы будем трахаться как взрослые, а взрослые иногда отступают от правил. Соглашайся или уходи! Мистер Джеймс словно знал, на какие болевые точки надавить, чтобы подчинить Абрахама себе. Он бросал ему вызов за вызовом, и то, что Абрахам когда-то считал невозможным для себя, хотелось сделать для мистера Джеймса, чтобы доказать, что Абрахам не такой. Он альфа и не боится! Мистер Джеймс насквозь видел его мысли и глупую надежду заработать благосклонность, похвалу, одобрение. Абрахам впервые осознал всю цепочку инстинктов, которая завладевает альфой в погоне за желанным омегой. Мистер Джеймс владел его волей, и Абрахам не видел другого выхода, кроме как дать ему желаемое. Он нехотя перевернулся, уткнувшись носом в густо пахнущий хлопок, по телу тут же разбежалась толпа мурашек, а внутри что-то сладко задрожало. И ведь смешно: он был с голым задом, но в легкой куртке и футболке, которую утром дал ему папа. Мистер Джеймс коротко выдохнул и придвинулся, легко коснувшись позвоночника, Абрахам тут же отозвался дрожью. Не было предварительной подготовки, ласк или нежного утешительного шепота, мистер Джеймс просто вломился в него — грубо и нахраписто. Было больно, странно и обидно. Но спустя минуту, ощущая, как легко по смазке движется внутри чужой член, Абрахам понял, что таким образом он был избавлен от агонии. Агонии ожидания и малодушного страха, которые неминуемо завладели бы им. Осталась лишь непривычная тянущая боль и горько-сладкое ощущение где-то там, внутри, когда ствол мистера Джеймса заходил особенно глубоко. Крик легко прорвался сквозь одеревеневшее горло и заполнил тишину вместе со сбитым дыханием мистера Джеймса. Это было странно. Раздражающе, но в то же время дико хорошо в каком-то низменном и плотском смысле. Единение тел. Новый уровень интимности, еще не пройденный и ранее недоступный Абрахаму. В какой-то момент он просто отрешился, закрыл глаза, сжимая в пальцах простыню и стараясь не думать о том, что это за огненная пульсирующая точка, которая откликается на движения мистера Джеймса внутри него. Происходящее не поддавалось самоанализу, выходило за рамки нормы и не должно было приносить так много удовольствия. Это было неправильно, не так, как нужно… Но когда его ануса, у самого места сочленения их тел, коснулись пальцы мистера Джеймса, потерли растянутые морщинки входа в его тело, надавили и пощекотали, Абрахам забыл обо всем, что раньше сдерживало его. О семье. Учебе. Налете цивилизации. Воспитании. Правилах. Морали. Он просто выгнулся и зарычал, а затем кончил, все еще подаваясь назад на хаотичные движения мистера Джеймса. Абрахаму казалось, что он вывернулся наизнанку, что его тело стало легким, почти невесомым, что вокруг одна чернота, а внутри нее взрываются световые круги. Узел у корня его члена вспух и ныл, но даже эта боль была приятной, напоминая ему о том, что он все еще жив. Хотя все указывало на то, что мистер Джеймс хотел отправить его за грань. Мистер Джеймс все еще был в нем, когда первая волна сошла на нет, лежал рядом, тяжело дыша и поглаживая по плечу. Абрахам чувствовал его семя глубоко внутри и знал, что всегда будет помнить этот момент, даже через сто лет.