***
За окном уже садилось солнце, когда Абрахам открыл глаза и сел, ощущая ломоту в теле и ноющую боль. Спустя несколько часов все произошедшее казалось сном: тогда его захлестнули эмоции, но теперь он был трезв. Мистера Джеймса рядом не было, только на краю постели лежала одежда, аккуратно сложенная стопкой: белье, джинсы и сверху ботинки. Строго, почти по-армейски, явно указывая на выход. Абрахам решил, что не хочет понимать этот намек, быстро оделся и сошел вниз. Он не знал, что хочет сказать мистеру Джеймсу, когда найдет его, но уж точно не желал, чтобы их близость стала «досадной ошибкой». Ему нужно больше, чем один-единственный инцидент. Ему нужна была хотя бы короткая связь с ним, фантомное ощущение их причастности друг к другу. Абрахам хотел мистера Джеймса. В холле на полу до сих пор валялись крошки от печенья и забытое блюдо, в гостиной на низком столике осталась тлеющая сигарета в пепельнице, а с кухни доносилась едва слышная музыка по радио. Но и там мистера Джеймса не было, на столе красовались несколько пустых бутылок из-под вина, половинка сэндвича и пустой стакан. Абрахам не обратил внимания на беспорядок и прошел дальше, к гостевому туалету, из-за двери которого доносился шум, а затем положил ладонь на круглую ручку. Он был там, Абрахам знал это, как и знал то, что мистер Джеймс услышал, как он спустился. Бросив короткий взгляд на черный ход, Абрахам дернул за ручку, та ожидаемо не поддалась. Мистер Джеймс оставил его шарить по дому лишь бы избежать неудобного разговора? Был ли тот все еще пьян — Абрахам не знал. — Я хочу поговорить с вами. Мистер Джеймс? — Снова послышался какой-то шум, но дверь так и не открылась. Абрахам дернул сильнее: замок был хлипким, как и сам дом с его тонкими стенами, дешевой древесиной в панелях и старыми скрипучими полами. — Я не уйду. Прошла где-то минута, песня закончилась, и в секундную тишину взрывом вклинилась рекламная песенка строймаркета О`Тулли. Заиграла веселая музыка, но Абрахам не слышал ни слова из сказанного. — Неужели вы испугались меня? — спросил он, хотя до конца не верил в это. Скорее, мистер Джеймс не хотел с ним связываться и терпеть его общество. Щенок, говнюк, малец… С ужасом Абрахам понял, что мистер Джеймс, скорее всего, и имени его не знал. Трахнул безымянного паренька, который забрел к нему в дом. — Мистер Джеймс? Дверь резко распахнулась, и Абрахам увидел его. Мистер Джеймс еще не успел нацепить на себя привычную черную броню и щеголял в одних брюках. С влажными после душа волосами, протрезвевший и холодный. Абрахам заметил шрамы, которые не бросились в глаза раньше, посветлевшие и плоские, похожие на мазки кистью по девственно-белому холсту чужого тела. Взгляд мистера Джеймса от этого бесцеремонного осмотра неуловимо потяжелел. — Дверь там, — указал он. — Не задерживайся. Мне не хотелось бы, чтобы папочка пришел тебя искать. — Мой папочка не знает, что я здесь. Мистер Джеймс поджал губы. — Слушай, проваливай, хорошо? У меня нет настроения, и голова болит. — И это все? — Без оскорбленной невинности не обойтись? — съязвил мистер Джеймс. Абрахам начал закипать, хотя всегда гордился своей выдержкой. — Да пошли вы! Почему вы так со мной разговариваете?! — Потому что могу? Ты еще мал, чтобы это понимать, иначе бы сразу ушел, малец. — Меня зовут Абрахам! Вы это знали? — Абрахам сделал шаг вперед и потеснил мистера Джеймса к стене, со свистом вдыхая и выдыхая воздух. — Аб-ра-хам! Слышите, я устал от ваших дерьмовых игр! Мистер Джеймс вскинул свою единственную бровь и ухмыльнулся. — А у щеночка есть зубы? — Я альфа. — Я знаю. Заметил уже, — добавил он, и жар невольно окатил щеки Абрахама. — Не игнорируйте меня. Абрахам сделал еще шаг и, когда мистеру Джеймсу стало некуда отступать, положил руку тому на грудь. Его кожа была теплой и бархатистой — кожей омеги, несмотря на браваду, ужасные шрамы и наносную грубость мистера Джеймса. — Вы тоже это чувствуете? — спросил Абрахам. Мистер Джеймс сначала не дергался, но это длилось всего минуту, а затем он грубовато скинул его руку. Абрахам схватил его за кисть и прижался еще ближе. Его лицо зависло всего в дюйме от лица мистера Джеймса, подбородок опалило чужое дыхание. Абрахам с удивлением понял, что снова заводится с пол-оборота. От чертового запаха, ощущения мягкой кожи под пальцами и близости мистера Джеймса. — Вы так просто не избавитесь от меня. — Понравилось подставлять задницу? — он явно хотел уязвить. Абрахам придавил его собой к стене, хотя знал: если бы мистер Джеймс решил дать отпор по-настоящему, ему бы не поздоровилось. Губы спустились к чужому горлу, и Абрахам не справился с инстинктом — лизнул его шею. Мистер Джеймс совсем не казался очарованным этим авансом. — Я не собираюсь трахаться с тобой, — отчеканил он. — Вы уже трахались со мной. Вы не сможете меня прогнать. В глазах мистера Джеймса мелькнуло странное выражение, а затем он грубо оттолкнул его. Абрахам врезался спиной в косяк и стукнулся головой, случайно прикусив язык — рот наполнил медный привкус крови. — Проваливай. Я не шучу. Абрахам хотел возразить, но быстро понял, что никакие его слова не будут восприняты. Мистер Джеймс был совсем не таким, как утром. Его нельзя было разжалобить или умаслить, и давлением можно было только все испортить. — Хорошо. Хорошо. Я ухожу, — и сделал пару шагов назад. — Ты ведь не соврал, что тебе восемнадцать? — Нет, через три недели я еду в колледж. — Первокурсник, значит, — горько бросил мистер Джеймс и покачал головой. Казалось, что ответа ему не требуется. Абрахам немного помялся, но мистер Джеймс указал ему на черный ход. Он был волен уйти и больше не возвращаться в этот дом, но ему хотелось остаться. Хотелось больше всего на свете. Взгляд, которым провожал его мистер Джеймс, казалось, говорил о том, что он знает, слышит, каждую его мысль.***
— Так-так-так… Кто тут у нас? Живой и невредимый! — Диллан встал со ступеней его дома, и Абрахам тут же заметил Майлза и Тим-Тома на крыльце. Диллан не мог прийти без зрителей, это было не в его духе, но Бака не позвал. Знал, что Бак не станет молчаливой стеной поддержки. — Он не отрезал тебе какую-то важную часть тела, Абби? Абрахам вздернул подбородок и смело вышел им навстречу, даже не вздрогнув, когда включились поливалки и на кожу осели холодные капли. От беспокойства его бросило в жар. — Как видишь. Я цел. — В штаны-то я тебе не заглядывал, да и выглядишь ты неважно, — засмеялся Диллан, оглядываясь, и другие тут же поддержали шутку. Особенно Тим-Том, словно старался выслужиться. — Кстати, про трусы. Как я понимаю, вызов ты продул. Трофея нет? — Нет и не будет, — подтвердил Абрахам, стараясь не смотреть открыто им в лицо. Ему не хотелось, чтобы кто-то из них понял, в каком он состоянии. После секса с мистером Джеймсом и их разговора ему хотелось лишь одного — подняться к себе и принять душ, прокручивая в голове каждую секунду пережитого. — Нет и все? А как же вызов, Абби? — Мне плевать на твой вызов, мы уже не в школе. — Ты признаешь поражение? — Я отказываюсь играть в твои глупые игры. Твой вызов был идиотским, и мне не следовало его принимать. Диллан задумчиво посмотрел на него. — С каких пор ты стал таким самостоятельным, Абби, неужели Бак где-то рядом? Как всегда готов прикрыть твою трусливую задницу. — Думаю, ты и сам знаешь, где Бак. Хочешь меня выставить из вашей компании — я только за! — Давно бы следовало, — Майлз подошел поближе к своему альфе и обнял его за талию, Диллан ответил на объятие. — Тебе нужно раскрыть глаза, пока Бак еще убивается по тебе. В колледже все будет не так, никому не будет нужна твоя перестраховочная задница. Никто-тебе-не-даст, Абби. Потому что омеги любят опытных альф. Тим-Том захихикал, а Диллан решил напоказ поцеловать Майлза, чтобы продемонстрировать Абрахаму, чего тот лишается. С особым упором, словно хотел отыметь его прямо у Абрахама на крыльце, и Майлз позволял — весьма охотно, громко постанывая, забывшись, когда Диллан сжал его ширинку. Но Абрахам не испытывал зависти, скорее, он подумал о том влиянии, которое альфа мог оказывать на связанного с ним омегу. А то, что Диллан и Майлз были связаны, не вызывало сомнений. С самого начала его положение в компании было сложным — Бак настаивал на том, чтобы Абрахам стал своим. Иногда ради этого ему приходилось давать списывать или терпеть насмешки. Но Бак все равно приглашал его на вечеринки и заставлял таких, как Диллан, смириться с его присутствием. Абрахам вдоволь насмотрелся на то, как они выпивают, курят травку и трахаются по углам. И нет, ему совсем не хотелось того же для себя. Ему не хотелось становится собственностью Бака, его игрушкой. — Сладкий, — сообщил Диллан, когда все-таки оторвался от губ Майлза. Глаза у омеги стали чернильно-черными от возбуждения, а губы припухли. Тим-Том громко кашлянул, словно хотел вырвать их из дымки желания, которую легко было учуять. Абрахам подумал о том, как смотрел на него мистер Джеймс в ванной — совсем не равнодушно. Они оба хотели продолжения, но мистер Джеймс почему-то отверг его, оттолкнул. Возможно, дело было в алкоголе или угрызениях совести? Казалось, тот ощутил явное облегчение, когда узнал, что ему восемнадцать, но было в его реакции и разочарование, и даже горечь. Абрахам знал, что должен вернуться и поговорить с ним, объясниться. — Вам стоит снять номер, — посоветовал Абрахам. Диллан ничуть не оскорбился, наоборот, его самодовольству не было предела. — Не показывайся мне на глаза. Если я увижу тебя у нас — отделаю. Я не шучу, Абби, тебя не спасет Бак. Тебя никто не спасет. — Прямо камень с души, — признался Абрахам, хотя понимал, что Бак будет рвать и метать. — Я тебя не боюсь. — А зря. Диллан сошел с крыльца и направился по тропинке к дороге, ощутимо пихнув Абрахама по пути. Детский жест, глупый и демонстративный, но Абрахам понимал, что отвечая, снова и снова будет играть по их правилам. Вызов — забава дурацкая и опасная, не для тех, у кого ай-кью на должном уровне. Абрахам был уверен, что мистер Джеймс, окажись тот на его месте, смог бы одержать верх над Дилланом, не шевельнув и пальцем. Припечатал бы взглядом, вскинув светлую бровь, а затем просто подвесил своим острым языком за яйца. И Абрахам был вынужден признать, что это его заводит, пусть он и был невольной жертвой подобного обращения. Может, через десяток лет Диллан перестанет считать себя королем мира, когда хлебнет жизни вне их сонного городка. А может, когда вступит в студенческое сообщество, какой-нибудь рубаха-парень будет с тем же усердием выбивать из него спесь, с каким Диллан провоцировал Абрахама годами. Долетали сплетни, что во время посвящения в клубы изощренная фантазия студентов не знала границ, а Диллан явно пойдет по стопам своего адвоката-отца. Абрахам знал, что больше не поведется, и просто стоял, когда они шли мимо. Ему не хотелось думать о том, что скажет Бак на все это.***
Абрахам был рад, что его работа в лавке Бэнкса заключалась в том, чтобы встречать или провожать клиентов на выходе, менять кассовые ленты и складывать продукты в пакеты. «Обязательно двойные, Абрахам, сынок», — не уставал повторять мистер Бэнкс, и Абрахам строго следовал указаниям, потому что не мог подвести этого милого джентльмена. Ему нравилось, что для этой работы не нужно было сидеть и бесконечно концентрироваться, поэтому он мог параллельно подумать о том, как все-таки пробраться в дом мистера Джеймса. Нет, чисто теоретически Абрахам знал, что ему не стоит влезать в этот дом снова, но за последние три дня мистер Джеймс ни разу не среагировал на стук. Словно его не было в доме, но Абрахам в это не верил, потому что машина мистера Джеймса, потрепанный жизнью зеленый корвет, все еще стоял у гаража, а на втором этаже по вечерам горел тусклый свет. Мистер Джеймс просто не хотел его видеть, что тоже было более чем понятно, но Абрахам почему-то не хотел с этим соглашаться. Услышав шум, Абрахам бросил короткий взгляд на стоянку за стеклянной стеной, где как раз припарковался знакомый автомобиль, и чуть не порвал второй страховочный пакет. «Экономия, Абрахам, превыше всего», — не уставал напоминать мистер Бэнкс. Но в этот момент упаковка беспокоила меньше всего. Абрахам проработал в лавке почти четыре месяца, но никогда не видел, чтобы мистер Джеймс закупался у них. Возможно, потому что среди товаров не было алкоголя? Это был старомодный магазинчик на две кассы, и они обязаны были носить фартуки с логотипом — большой фасолиной, похожей на более молодую версию мистера Бэнкса, если бы он был бобовым. На двери звякнул колокольчик, и мистер Джеймс вошел в помещение — Абрахам тут же ощутил его запах и мысленно разобрал его до малейшей нотки. От мистера Джеймса пахло отдушкой шампуня, машинным маслом и омегой. Его омегой. Абрахам понимал, что пожирать его взглядом неприлично, но не мог оторвать глаз. Из подсобки вышел мистер Бэнкс и поприветствовал его, а затем пожал руку. Абрахаму не понравилось, что другой альфа, пусть и пожилой, прикасался к его омеге. И его уже не пугало, что мысли текли в подобном русле. Абрахам принял свое влечение и не мог отступиться от намеченной цели. — Рад тебя видеть, Ли. Я скажу Абрахаму, пусть загрузит коробки в машину. Мистер Джеймс даже не посмотрел на него, но спустя пару секунд согласно кивнул мистеру Бэнксу и повернулся полубоком. Абрахам не заставил себя ждать и подошел поближе, почти впритык к нему. Была видна только левая часть его лица, но Абрахама это не особенно смущало. Ему хотелось скользнуть ладонью по поврежденной коже, уткнуться носом ему в шею и вдохнуть запах. Абрахам хотел стать на колени перед мистером Джеймсом, расстегнуть ширинку и попробовать его член на вкус — желание, которое не посещало его до этих пор. Его фантазии о мистере Джеймсе разрастались с каждым днем. Иногда Абрахам был ведущим, а иногда нет, но это все равно было чертовски приятно. — Абрахам, поможешь? — спросил мистер Бэнкс и протянул ему чек. Бегло пробежавшись по строчкам, Абрахам понял, что мистер Джеймс закупает продукты в больших объемах, поэтому не приходит к ним часто. Это огорчало. — Конечно, мистер Бэнкс! — с радостью отозвался Абрахам, а затем посмотрел на мистера Джеймса. — Я открою багажник, — сообщил тот. — Пойду присяду, колени крутит. Мистер Бэнкс пошел к своей подсобке, а Абрахам все не мог сдвинуться с места. — Мистер Джеймс… — Еда, — скомандовал тот и пошел к машине. Абрахам пошел за тележкой и нагрузил ее со складского поддона доверху — тунец, маринованные огурцы, кукуруза, мука, два мешка с картошкой и пакет моркови. Мистер Джеймс уже ждал его снаружи и помог выложить продукты в багажник. Он не смотрел на него и не говорил, а когда Абрахам пытался поймать его взгляд, отворачивался. Словно жалел о том, что допустил между ними излишнюю близость, создал связь, которую было уже не разорвать. Абрахам не дал ему уйти, когда они закончили: сдвинул тележку, отрезая путь, и взял за руку. — Мистер Джеймс, — Абрахам слышал, как бьется его пульс. Сильно и неровно. — Пожалуйста. Тот холодно взглянул на Абрахама, убирая руку. — И долго ты будешь бегать за мной? — Пока вы не сдадитесь. — Детка, тогда тебе придется ждать целую вечность. Меня не смущают твои посиделки на моем газоне: пойдут слухи, и твой папочка задаст тебе жару. Осталось немного времени до того, как это случится. Репутация меня не сильно беспокоит. Абрахам понимал, что мистер Джеймс не врет, но не мог оставить свои попытки. — Мне понравилось, — еле слышно признался он. Сердце в груди бухало, как сумасшедшее, и голос предательски дрожал. Но ему нужно было это сказать хоть кому-то. — Понравилось что? — Подставлять задницу, — процитировал Абрахам его же слова. — Вам. Я готов сделать это снова, только не игнорируйте меня. Мистер Джеймс… позвольте. Мистер Джеймс не отвечал ничего, просто стоял, глядя на вывеску лавки. День был солнечный, но ветреный, и его волосы довольно быстро растрепались, на свету шрам казался ярче и отчетливее. — Это была ошибка, Абрахам, — внезапно сказал он. — Я был пьян. Тебе это не нужно, найди себе нормального омегу. Своего возраста. Абрахам снова схватил его руку и крепко сжал. — Взгляните на меня! — потребовал он. — Взгляните, я же на вас смотрю! — Мистер Джеймс повернул голову и пристально посмотрел на него. — Я хочу вас. — У меня нет на это времени, — жестоко ответил он. — Я приду к вам вечером. — Я не собираюсь открывать. Мистер Джеймс освободил руку, на которой остались красные отпечатки его пальцев, и сел в машину. Абрахам не сдвинулся с места, пока тот выезжал, даже скрестил руки на груди. Он не отказался от намерения прийти к дому мистера Джеймса этим вечером — и любым другим тоже. Осталось так мало времени, и Абрахам не собирался его упускать.***
Абрахам притащил с собой бутылку виски, позаимствовав ее из бара папы, и надеялся, что тот не прознает. Жалкое зрелище — пытаться подкупить мистера Джеймса алкоголем, чтобы тот пустил его на порог, но Абрахам был и не на такое готов. Он всегда заходил с черного хода и в этот раз попытался сделать так же, но дверь ожидаемо была заперта. Абрахам догадывался, что мистер Джеймс каждый раз знает о его приходе, даже если находится в другом конце дома. Нужно было постучать, но вместо этого Абрахам подошел к двери и уткнулся в нее лбом, делая глубокие вдохи. Ладонь, в которой он держал бутылку, вспотела. — Я не уйду! — сказал Абрахам двери, словно она могла ему ответить. — Не уйду! Не уйду! Не уйду! Когда та внезапно поддалась и отъехала, Абрахам чуть не спикировал носом в кухонную стойку: мистер Джеймс стоял у входа. Смурной, как туча. — Это глупо, — отчеканил он. — Ты не можешь продолжать в том же духе. Хватит. — Я принес вам подарок, — глупо брякнул Абрахам и чуть не застонал. Печенье тоже было названо «подарком», и мистер Джеймс его не взял. Не хотелось бы выдуть полбутылки, чтобы доказать, что это не очередная шутка. Но виски тот принял без издевок, взял протянутую бутылку и взвесил ее в ладони. А затем покачал головой. — Неужели тебе продают алкоголь? — Нет, — ответил Абрахам. — Я не пью виски, — спокойно сообщил мистер Джеймс. — Только вино. От виски голова болит еще больше. Абрахам обернулся и увидел полупустую бутылку на столе. В прошлый раз пустой тары было больше. — У вас есть любимая марка? Я достану, хочу сделать вам приятное. Пожалуйста. Мистер Джеймс не ответил, отрешенно глядя на этикетку, и Абрахам сделал шаг вперед, а затем коснулся его руки выше локтя. Ему хотелось сделать гораздо больше, но он не знал, позволит ли мистер Джеймс. — Мистер Джеймс… Мистер Джеймс… — Абрахам повел рукой выше и коснулся его шеи, а затем поцеловал в щеку. Мистер Джеймс отреагировал практически молниеносно и грубо оттолкнул его к столу, Абрахам поскользнулся и чуть не шлепнулся на задницу. — Нет. Не трогай шрамы, — резко приказал он. — Мне это неприятно. — Но я… я могу прикоснуться? Пожалуйста. Мне нужно прикасаться к вам. Мистер Джеймс поставил бутылку на стол, а затем направился к нему и поцеловал — глубоко и сильно, забирая дыхание, прижимая его бедра к своим. Абрахам завелся с первой же секунды, ухватился за его плечи и поплыл, отвечая на поцелуй, горький и немного хмельной. Абрахам посасывал язык мистера Джеймса, кусал его губы и ерзал вдоль тела, рискуя кончить в любой момент, потому что от запаха омеги исчезала вся выдержка. Мистер Джеймс сам надавил ему на плечи, понукая опуститься ниже. Встать на колени. И Абрахам на секунду замешкался, нервничая, что у него ничего не выйдет, но быстро собрался и выполнил требуемое. Кафель под ногами был холодным, даже сквозь джинсу. От волнения пекло глаза и тряслись руки, мистер Джеймс расстегнул ширинку и освободил член — член, которым еще недавно трахнули его. Головка уже была мокрой, поблескивая от смазки, и это казалось самым совершенным, что он когда-либо видел. Абрахам сглотнул вязкую слюну и закрыл глаза, подхватывая ствол у основания. Бак как-то сказал ему, что это самое утомительное, что может быть в сексе — отсасывать кому-то. Но когда тяжелая ладонь легла ему на затылок, а сверху донесся гортанный стон, его окатило жаркой волной возбуждения от осознания: он принимает во рту член мистера Джеймса. Это не могло быть чем-то скучным, пусть и оказалось довольно неудобным. Вкус, запах, волнение и дрожь — все это смешалось и пульсировало глубоко внутри. Абрахам пошире открывал рот, заглатывая член, и невольно думал о том, как тот распирал его изнутри, как пульсировала внутри крошечная точка, короткими сигналами вспыхивая в его мозгу острым, почти пряным удовольствием. Хотелось довести мистера Джеймса до оргазма и доказать, что он кое-чего стоит, что он не так уж и бесполезен. Абрахам незаметно вытер подбородок: не хотел, чтобы мистер Джеймс заметил его заляпанное слюной лицо. Но тот все равно увидел и быстро отстранился, даже не дав Абрахаму возразить. Мистер Джеймс опустился к нему на пол, взял за грудки и поцеловал, вылизал его губы и горящие щеки. Кажется, еще секунда и он скажет: «Сладкий», — как еще недавно это сделал Диллан. Но он ничего не произнес, уложил Абрахама прямо на пол и придавил собой, расстегивая на нем джинсы, которые уже стали тесноваты в паху. — Как у нас с выдержкой на этот раз? — поинтересовался мистер Джеймс, и Абрахам ощутил смущение, горячей волной окатившее его лицо. Тот сжал его яйца и помял их в ладони, Абрахам запрокинул голову и застонал. Его уже совершенно не беспокоил холод кафеля под спиной: ему казалось, что он весь горит. Еще немного — и взорвется, но мистер Джеймс не дал этому случиться. Пережал член у основания и снова взялся за мошонку. — Я тут подумал, поскольку это твой первый раз... — Что… что? — Ты же был девственником, верно? Абрахам кивнул и снова застонал. Мистер Джеймс явно умел обращаться с чужим телом, потому что от его касаний напрочь сносило крышу. — Я тоже сделаю тебе подарок. — Ох… — Абрахам начал хаотично засасывать ртом воздух и перехватил его кисть. — Я уже. Уже! Не надо! Мистер Джеймс тихо рассмеялся, а затем убрал руку. Абрахам был близок к тому, чтобы умолять не бросать его. Мистер Джеймс встал и заставил его подняться, а затем потянул вниз брюки вместе с бельем, стащил гольф, оказавшись совершенно обнаженным перед ним. — Ты ведь этого хотел? — тот толкнул его к стулу. — Садись. — Что? Господи! Мистер Джеймс сел ему на колени и подхватил член, направляя его в себя и в то же время контролируя, чтобы он был в форме. Абрахам потерял дар речи, впервые в полной мере ощущая, что такое быть в омеге. По-настоящему. Руки сами собой взметнулись, и пальцы грубо впились в его ягодицы, Абрахам думал, у него сердце выскочит из груди. Мистер Джеймс был мокрым и нежным, как горячая пенная ванна. Абрахам и сам не знал, почему ему пришло в голову это совсем не поэтическое сравнение, но ему казалось, что он уходит на дно. Плывет под толщей воды, а когда мистер Джеймс стиснул его внутри и двинул бедрами — вынырнул, и с рассудком можно было попрощаться. Абрахам зарычал и вскинул бедра. — Покажи мне зубки, щеночек! — приказал мистер Джеймс и скользнул языком в его рот, вылизывая небо, пока его бедра ритмично насаживались на член. Пальцы жали прямо под узлом, и Абрахам не мог кончить, пока ему не позволят — это было почти больно. — Вот так, да-а-а… Какой грозный. — Пожалуйста… — шепнул Абрахам, когда мистер Джеймс замедлился и прогнулся в спине. Движения стали более глубокими и ленивыми, но узел все еще был снаружи, и это сводило Абрахама с ума. Ему хотелось… ему нужно было войти до конца, завалить омегу на пол и насадить его на свой член. Повязать. Мистер Джеймс играл с ним и его телом, оттягивал развязку и мучил его. Абрахам только и мог, что исследовать его тело руками — все, кроме шрама на лице, — кусал плечи, сжимал ягодицы, тер его анус в месте сочленения их тел, помня, как это приятно. Но ему хотелось большего, хотелось заклеймить его и запечатать узлом. Стул кряхтел под весом их тел, и мистер Джеймс, склонившись к его уху, вместе с горячим дыханием выдал приказ: — Перекинь нас на стол. Абрахам мешкал всего пару секунд, не в силах осознать, что от него требуется, но, когда понял, это не заняло много времени. Он подхватил мистера Джеймса под задницу и встал, не покидая его, а затем уложил на столешницу. Вино и виски полетели вниз — бутылки разбились вдребезги, заливая пол и наполняя воздух алкогольными парами. Абрахам понял, что в новой позиции контроль перешел к нему, и на мгновение это его огорошило. — Узел, — приказал мистер Джеймс. — Сейчас. Абрахам пропустил короткий вдох и сделал то, о чем так долго мечтал. От удовольствия моментально заложило уши, возможно, поэтому он не слышал стонов, но зато его плечи горели от чужих ногтей. — О боже! О боже! О боже! — заскулил Абрахам, глядя на гостеприимно подставленную шею мистера Джеймса. Вязка еще не началась, а они уже были мокрые и едва живые. — Двигайся сильно, пока еще можешь! — сказал тот и обхватил его ногами. Дальше время пролетело словно в тумане, пока в голове не раздался щелчок. Его член накрепко застрял внутри мистера Джеймса, а перед глазами все стало черно-белым, словно в немом кино. Абрахам знал, что такое вязка, но знать и испытывать это на себе было несравнимо. Он чувствовал только то, что хочет поцеловать мистера Джеймса, и он целовал — дрожащими губами, едва понимая, как еще стоит на ногах. Все тело было похоже на желе, инертное и мягкое, исполненное неги и удовольствия, которое прошивало его пах раз за разом. Мягкий член омеги лежал у того же на животе и лишь подтекал семенем, Абрахам взглянул в его стеклянные глаза и ощутил сильную хватку на затылке. Мистер Джеймс потерся щекой о его щеку и выдохнул ему в ухо: — Ты хорошо постарался. — Я вас люблю. В ответ тот только рассмеялся, но быстро затих, когда их снова накрыло приливной волной удовольствия. Кожа у самой кромки шрама у него была белой, а вот все остальное лицо стало пунцовым, с огненными пятнами на щеках. Когда вязка закончилась, Абрахам осел на пол, потому что ноги не держали, и уставился на свои дрожащие руки — он чувствовал себя так же, сдавая кровь по настоянию отца. Та же слабость и полная опустошенность. Хотя мистер Джеймс, в отличие от него, вполне мог ходить и говорить, что он и делал, одеваясь. — Надеюсь, я не увижу тебя, когда начнется учеба в колледже? Не думай, что я буду обслуживать тебя на каникулах или когда ты приедешь к папочке на праздники. И больше не носи мне никаких подарков, понял? — Да, — хрипло сказал Абрахам, едва сдерживая слезы. Ему казалось, что его жизнь перевернулась, а для мистера Джеймса это все еще был просто секс. — Понял. — Тебе помочь встать? — тот протянул руку, и Абрахам взял ее. Ему хотелось, чтобы мистер Джеймс обнял его и поцеловал, чтобы он не делал вид, что ничего особого не произошло. И, казалось, на его лице что-то подобное отразилось, по крайней мере, мистер Джеймс немного оттаял. — Поцелуй на прощание? — предложил он. Абрахам охотно потянулся к нему и обнял за шею. — А теперь иди домой, — приказал тот. Единственное, что Абрахам понял, вываливаясь за порог — мистер Джеймс пообещал не выгонять его ближайшие пару недель, но это все равно не было отношениями. Абрахам не понимал, зачем ему так важно, чтобы мистер Джеймс отнесся к нему серьезно, но это было важно. Это было жизненно необходимо для него.***
Абрахаму следовало догадаться, что это вечеринка. Бак позвал его к себе, сказал, что ему нужна помощь с фильтром для бассейна. По его словам, два дня назад они крепко погудели, и до приезда родителей с этим стоило разобраться. Но в данный момент, увидев, к чему все клонится, Абрахам не хотел идти на вечеринку и делать вид, что ему там весело, общаться со старой компанией или снова ссориться с Дилланом. У него в планах было очередное посещение дома мистера Джеймса. Ему нужно было это, а не посиделки с Баком и его друзьями. Но тот бессовестно сыграл на его порядочности, упрашивая прийти и починить гребанные фильтры, чтобы ему не влетело от родителей. И Абрахам, размякнув, согласился, уже у дома смекнув, что Бак солгал. Вранье было для Бака плевым делом, когда он искренне верил, что поступает правильно. Его не беспокоили слова Диллана или нежелание Абрахама участвовать в этом, главным было другое: Бак хотел его видеть и должен был осуществить свой план любой ценой. Абрахама уже тошнило от этого «хочу», жадного и всепоглощающего. Абрахам знал, что мистер Джеймс не особенно огорчится, если он задержится или вовсе не придет. Они редко строили какие-то четкие планы, но даже из тех коротких фраз, которые тот нечаянно бросал, становилось ясно, что никаких надежд на его верность у мистера Джеймса нет. Из-за этого Абрахаму хотелось заорать, когда мистер Джеймс абсолютно равнодушно говорил о возможных связях с другими омегами «его возраста». Хотя знал, что Абрахам сходит по нему с ума и беспрекословно выполняет любое его пожелание, что он ест с его рук и думает лишь о нем. Это бесило и причиняло боль, ведь Абрахам уже давно считал его своим. Косвенно дал себе такое право и не хотел его лишаться. Каждую свободную минуту, дома или на работе в лавке, Абрахам думал о нем, а стоило появится времени — бежал к знакомому дому. Волнуясь, обмирая и не чувствуя под собой ног, но омега его больше не прогонял, ни разу. Оставлял открытой заднюю дверь и, когда Абрахам отыскивал его в доме, смерял долгим, задумчивым взглядом и вел наверх. После секса мистер Джеймс часто оставлял его в одиночестве и ненадолго спускался вниз за вином и сигаретами, а затем абсолютно обнаженным устраивался в высоком кресле, смотрел в окно сквозь жалюзи и курил, выпивая. Абрахам, валяясь в постели, вдыхал терпкий запах дыма и видел его профиль в полутьме, не решаясь заговорить: казалось, в такие моменты тот думал о своем. Возможно, вспоминал кого-то или что-то. Абрахам любовался его телом — сухим и поджарым — длинными, худыми ногами и аккуратными ступнями, которые нельзя было назвать маленькими или изящными даже польстив. Во всей фигуре мистера Джеймса не было ничего нежного или утонченного, только шрамы и острые углы. Но именно они и привлекали Абрахама; он старался не анализировать собственный азарт и возбуждение в те моменты, когда мистер Джеймс руководил им, подчинял себе и заставлял терять голову. Не хотелось думать и о собственном удовольствии в те разы, когда его брали как омегу. Когда мистер Джеймс возвращался в постель, от него пахло дымом и вином, а его кожа казалась холодной как лед, но вскоре это забывалось за толщей поцелуев, осторожных касаний и настойчивых ласк. Для мистера Джеймса не существовало запретов или рамок, иногда Абрахаму казалось, что и понятие стыда тому не ведомо, и рядом с таким омегой он тоже мало думал об условностях. О том, что нужно показываться на глаза отцу, общаться с друзьями, готовиться к колледжу, в конце концов. Ему хотелось целую вечность лежать в молчании на смятых простынях и смотреть на густой дым, который поднимался над головой мистера Джеймса. Каждый раз ему хотелось остаться рядом с ним. Время до отъезда летело с рекордной скоростью, но теперь ему не хотелось, чтобы оно уходило. Далекий Нотр-Дамм уже не казался таким желанным, а Бак… Бак забирал у него и те крохи времени, что еще не утекли сквозь пальцы. — Я так понимаю, что моя помощь тебе не нужна, — подвел итог Абрахам, когда нашел Бака целующимся с очередным альфой на кухне. Весь пол был залит чем-то, и Абрахам надеялся, что это пиво, а не моча, хотя по душному перебродившему запаху понять это было сложно. Бак повернулся к нему и отпихнул своего поклонника. — О! Абби пришел! Совсем о нас забыл? Абрахам окатил его ледяным взглядом. Бак был сильно пьян, словно начал набираться с самого утра, вся его шея над воротом растянутой футболки была в засосах, а руки… Абрахам поджал губы, когда заметил синяки. Чувство здравого смысла взыграло, и он схватил Бака под локоть и потянул к себе. Тот глуповато рассмеялся и зашатался, как поплавок в шторм. Его дружок рыкнул, но Абрахам оскалился в ответ — не по-детски, а грубо и без стеснения — и альфа отступил. Бак обнял его за шею, и Абрахам ощутил, что пахло от того не очень, хотелось избавиться от касания и оттолкнуть от себя, но он стерпел и подхватил на руки. Бак, тощий как щепка, почти ничего не весил. На втором этаже, в спальне родителей Бака, была ванная комната, и Абрахам понес его туда. С заднего двора доносились музыка и крики, кто-то шумно барахтался в бассейне. Несомненно, не особо трезвый и осторожный. Хотелось свернуть Баку безмозглую голову, но по дороге наверх тот отключился и выглядел почти как младенец без своего фирменного сарказма и бравады. Казалось, Бак еще никогда так отчаянно не нуждался в нем. Абрахам уложил его в ванну и взял душевую насадку, регулируя температуру воды, а затем сполоснул. Джинсы и тонкая хлопчатобумажная футболка быстро вымокли. Абрахам направил струю в лицо. Бак очнулся не сразу, а когда смог проморгаться, тряхнул головой. — Абби! Аб! Что ты творишь? — То же самое хотел у тебя спросить, — сыронизировал Абрахам и еще раз плеснул ему в лицо. — На себя не похож стал! Бак посмотрел на свои мокрые джинсы, на руки, безвольно повисшие, как плети, вдоль тела. — Ты пришел, — только и выдал он. — Да, я здесь, и, честно сказать, я разочарован. Бак подтянул колени к груди и обнял их руками. Казалось, он и не планировал вылазить. Поэтому Абрахам взял полотенце и вытащил того из ванны. Бак задрожал и прижался к нему, горячо дыша в шею — еще немного и поцелует — а затем что-то резко изменилось, и Абрахам ощутил толчок в грудь. Ребра неприятно заныли, и он чуть не поскользнулся на мокром. Но Бак его не поддержал и лишь глубже укутался в свое полотенце. — Что? — Что?! — передразнил тот, и его губы разрезала неприятная улыбка. — А ты не знаешь?! Абрахам молчал. У него не было никакого желания что-то объяснять. Не имело смысла. — Ну и кто он? — Это не важно. — Не важно? Да от тебя несет им на милю! — Бак сбросил полотенце и ткнул ему в грудь пальцем. — Ты трахался с омегой! И не ври мне, я знаю твой запах лучше других. Я знаю! — Я все равно не собираюсь ничего тебе рассказывать. Бак прикрыл глаза и покачал головой. — Иногда ты такой глупый, Абби, я ведь все равно пойму, кто он. — И что? — отрезал Абрахам в ответ. — И что будет? Мы с тобой друзья, Бак! Всегда были и будем, что ты ему сделаешь? Бак вздернул подбородок и пошел в спальню, казалось, его начало мелко потряхивать, но Абрахам не знал, от злости или от холода. В комнате Бак принялся скидывать мокрую одежду прямо на пол, и синяки, которые Абрахам заметил у него на руках, также обнаружились на бедрах и ягодицах. Буквально этой ночью кто-то крепко оседлал его, но Бак все равно смел делать вид, что обижен поступком Абрахама. Это было очень в его стиле и в то же время так лицемерно. Абрахам понял, что должен покинуть этот дом как можно скорее. Ему не хотелось играть по правилам Бака, какими бы они ни были. У Абрахама было право поступать, как нравится, как ему хочется. А хотел он мистера Джеймса, и хотел так сильно, что ему наплевать было на другого голого омегу буквально в паре футов от него. Бак повернулся к нему, словно хотел продемонстрировать товар лицом, и Абрахама затошнило. Это было уже слишком. — Оденься, — холодно сказал он. — Не надо, Бак. — Зачем, если тебе все равно? — Хочешь, чтобы я ушел? Я уйду. Бак закусил нижнюю губу и отрицательно помотал головой, а затем взглянул на него сквозь полные слез глаза. — Не бросай меня, Абби, — попросил он. — Только ты не бросай… Абрахам вернулся за полотенцем, а затем снова укутал в него Бака. Тот льнул к нему и обнимал за талию. — Тебе нужно поспать, — пришлось подтолкнуть его к кровати, но Абрахам все же смог уложить его под одеяло. Бак взял его руку и прижал к груди. Его сердце заполошно стучало, несмотря на то что глаза сонно слипались. — Не уходи, полежи со мной. — Бак… — Пожалуйста, — тихо попросил он. — Абби. Абрахам поддался ему, лег рядом и увидел, как Бак морщит нос. Но он так ничего и не сказал, просто еще крепче вцепился и глубоко задышал.