***
Началось всё, как водится, тоже нехорошо. В ноябре, во время рождественских распродаж, бандиты решили захватить заложников в одном из манхэттенских торговых центров. Только по счастливому совпадению рядом оказались Сорвиголова и оба-два Хоукая в полной боеготовности. Проникли в торговый центр, пока бандиты вели переговоры с полицией, зашли с тыла и обезоружили преступников. Никто не пострадал — разве что заложники натерпелись страху, особенно дети. Но это проходит. Мэтт даже не сразу осознал, что в тот день среди заложников была его маленькая соседка Элис с мамой. Только когда он услышал в воскресенье игры за стеной, то догадался: девочка, впечатлённая спасением, сочла героев достойными того, чтобы играть в них и придумывать им приключения. Сначала Мэтт, признаться, умилялся. Не каждый день становишься героем для маленькой девочки, таким, чтобы твоим именем назвали куклу и возились с ней. Красоты истории добавляло то, что эта семья знала его как слепого из соседнего подъезда — ну не книжный ли добрый и таинственный сюжет? Потом он начал иронизировать про себя над тем, что игрушечному Сорвиголове достались самые скрипучие шарниры, и у него постоянно отваливалась то нога, то рука. Элис тогда говорила, что он ранен — а живой настоящий Мэтт искренне радовался, что малышка не практикует вуду. Вскоре Дьявол проклял всех, кто пихает в детские мультики излишне драматичные повороты и всякие глупости про любовь. Потому что Элис проявила задатки успешного, но безжалостного сценариста. Раз за разом повторялся в разных вариациях один и тот же сюжет: кукольные Хоукай и Сорвиголова попадали в опасную для жизни ситуацию, игрушечная Кейт не могла вытащить двоих и выбирала своего возлюбленного — ха, слышали бы это сами лучники! — а Дьяволу предстояло пожертвовать собой. — Тебя никто не любит, и поэтому ты умрёшь, — печально провозглашала Элис, и Мэтт содрогался, когда слышал, как шмякается на пол откуда-то пластиковое тельце.***
Во второй половине декабря, когда терпение Мэтта уже на исходе, а голос Элис начинает слышаться в беспокойных снах, провидение снова сталкивает его с Кейт. Вот уж никто не знает, что она забыла в этот раз в Адской кухне: может, снова какие дела с Джессикой Джонс, а может, они там в Бруклине уже всех русских на пару с Бартоном перестреляли. На этот раз достаётся местному «бро», временно контузившему Сорвиголову битой. Мэтт только и слышит левым ухом короткое «фьють», когда правое звенит и набухает горячей кровью. Русский орёт своим витиеватым матом и отступает; Мэтт, едва подлетев на крышу и убрав дубинки, встречает знакомое уже обнажённое плечо. Вот и не холодно ей в декабре в этом дурацком костюме? Хотя, наверное, на хорошей охоте не мёрзнут. — Не за что, — говорит Кейт Бишоп вместо приветствия и затаскивает его на чердак. Чтобы пришёл в себя в относительном тепле, пусть и среди окурков, голубиных перьев и помёта. Пока мир перекашивает на одну сторону, а другую уравновешивает не противный Хоукай, Мэтт смеётся. — Сильно по голове двинули? — сочувственно спрашивает Кейт. — Я не поэтому смеюсь. И Мэтт зачем-то, пока равновесие восстанавливается, рассказывает ей про соседские игры. Кейт не перебивает. У неё только почему-то горячо приливает к щекам кровь и ускоряется пульс, но от этого она только прямее держит спину. Как леди, которая старается держать лицо. Перед слепым. — Так что спасибо, что ты меня не любишь, но всё равно выручила, — заключает Мэтт почти весело. — Я и Бартона не люблю, — торопливо и пылко сообщает Кейт. — Но ты прав, с этим надо что-то делать. Особо изощрённое издевательство над психикой. Уверена, где-то на Востоке примерно так и пытают. Типа, капли по темечку. — Это даже не капли, Кейт. Это ведро холодной воды. Каждый выходной. — Ну, от холодной воды хотя бы закаляешься.***
Утром двадцать четвёртого декабря Сорвиголове, несомненно, предстоит умереть в очередной раз — и Мэтт готовит себя к этому почти без содрогания, помешивая кофе. Но раньше, чем Элис начинает свои геройские игры, в соседскую квартиру звонят — а следом Мэтт, ещё не до конца оправившись и не совсем разбирая тихие слова, с удивлением слышит, как нежданная гостья шепчется с хозяйкой голосом Кейт Бишоп. А потом весело и громко подзывает к себе Элис. На шапке и мягких туфлях звенят бубенчики — рождественским эльфом, что ли, вырядилась?.. — Санта дал мне особое поручение и особый подарок для тебя, Элис, — говорит Кейт. — Чтобы твой Сорвиголова больше не умирал. — А откуда вы знаете? — Санта всё-ё-ё знает, — загадочно тянет она. В следующий миг пальцы Элис уже рвут подарочную бумагу — так же бесцеремонно, как та привыкла распоряжаться пластмассовой жизнью Сорвиголовы. Но на этот раз такая решимость — к лучшему. — Какая рыжая! — восхищается Элис. — Это Чёрная Вдова. Она любит Сорвиголову и будет его спасать. Как Хоукай спасает Хоукая. Мэтт второй раз кладёт себе в кофе сахар — и вдруг думает: жаль, очень жаль, что магией вуду не владеет Кейт Бишоп, и настоящая Чёрная Вдова давно уже не появляется в Нью-Йорке. Только из-за стены вдруг веет не только ароматом имбирного печенья и апельсинов, но и верой в настоящее рождественское чудо. И Мэтт, сам не зная зачем, тоже хочет верить.