Дорога из листьев

Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как Шанта последний раз вот так запросто сидела на кресле у себя дома. Она осознавала, что в ее положении не очень разумно здесь появляться. Организация продолжает на нее охотиться и наверняка держит дом под наблюдением. Хуже того, теперь они уж точно не оставят ее маму в покое. Но сейчас это все равно не играло роли: настало время покинуть Торонто. — Получилось с Алхеной, мам? — Да, все в порядке, Шанта. Зарегистрировали ее с сыном как беженцев. Будут платить вэлфер, пока не устроится на работу, разрешение сейчас делают. Жилье уже подыскали — тут недалеко, в Этобико. Интересная женщина. Мы пока в очереди на регистрацию стояли, она мне столько всего рассказать успела! И про себя, и про эту жуть в Эль-Карьятайне… — Я же просила ее не рассказывать! — Ну и напрасно. Шанта, я, конечно, волнуюсь и переживаю за тебя, но… Я знала, на какие опасности обрекаю тебя, подтолкнув к тому, чтобы идти дорогой мага. Дорогой из листьев, как говорят наши. Я сделала свой выбор давным давно, и прекрасно знаю, что не может быть спокойной жизни ни у меня, ни у моих близких. Это осознавал и твой отец. Его многие считали наивным идеалистом, и отчасти так оно и было. И тем не менее, он всегда понимал, чем рискует, и догадывался, чем все это закончится. — Папа? Он… тоже? — Нет, он не был магом, если ты об этом. Но он знал. И его деятельность была напрямую связана с тем, что написано в этом манускрипте. Он бы много отдал за то, чтобы прочесть его. Олег Коротайкин… — Муж Алхены? — Да. Олег был другом твоего отца, еще когда работал в институте имени Келдыша. Они исследовали… — Что?! Мам, я, понимаю, магия — загадочная штука, но двойное совпадение — это уже слишком! Не может быть таких случайностей. Или ты всерьез веришь, что Рейстлин отправил меня в город, где совершенно случайно обнаружился манускрипт его давнего приятеля из погибшего мира, и где — столь же случайно — оказалась жена человека, который был другом папы? — Шанта, ну конечно же, я не знаю. И ты права: магия — загадочная штука. У нее нет своей воли, но теорию вероятностей в ее присутствии использовать следует осмотрительно. Мда. Так вот, Олег был одним из тех, кто работал в области теоретической истории. Он занимался исследованием асабии на территории постсоветских стран и обнаружил что-то, о чем сказал твоему отцу. Это было нечто настолько важное, что изменило жизнь обоих. Олег в итоге ушел в археологию, а твой отец… Ты знаешь. Антиправительственная агитация, оскорбление чувств верующих и все прочее, что назвали экстремизмом. Шанту мало радовало то, что и без того редкие минуты домашнего отдыха оказались омрачены поднятой темой, но она не попыталась ее свернуть. И без того она непростительно долго игнорировала возможность докопаться до истины и выяснить, кто и зачем убил ее отца. И воздать по заслугам, конечно. Шанта отнюдь не была уверена, что способна на хладнокровную месть, пусть даже за близкого человека. Но она все равно разберется с этим вопросом, а там — будь, что будет. Не исключено, что мир в любом случае рухнет в ближайшие дни, и мстить тогда будет некому. Она вновь пробежала глазами по заголовкам лежащей на столе газеты. Временное правительство Южной Кореи стягивает войска к границе. Вооруженные силы Турции оккупировали Хомс. Серия терактов в крупнейших городах Европы. Неустановленная подводная лодка торпедировала американский эсминец. Россия вторглась на территорию Сумской области Украины. Очередной государственный переворот в Конго. Геноцид в Ираке. Черт, да что с ними творится? Мир никогда не был идеальным, но все же ощутимо улучшался с каждым столетием, пусть даже со скрипом и периодическим откатом на прежние позиции. Росли уровень жизни и ее продолжительность, а сами люди, что бы там ни твердили мизантропы, все же становились капельку добрее и чище. И вот теперь налицо повторение Карибского кризиса. Только масштаб теперь — не чета прежнему, и нет веских оснований для надежды на то, что все само собой устаканится. Если только Рейстлин сможет что-то сделать… Но зачем ему понадобилась ученица? Она многое освоила за прошедший год, но помощница в деле спасения мира из нее, прямо скажем, неважная. Только отвлекать на себя внимание будет. Наверное, ее учитель просто не предполагал, что кризис разразится настолько быстро, и рассчитывал к его началу передать Шанте намного больше знаний. — Пойду я, наверное, мам. Очень здорово было побывать дома, но ты ж видишь, что творится. Я мало чем могу помочь Рейстлину, но попытаться просто обязана. — Шанта встала, ощутив покалывание в затекших ногах, и с усилием потянулась. Привычно очистив сознание и, как говорят буддисты, остановив внутренний диалог, она вытянула перед собой руку. Огненные линии быстро складывались в руны, руны — формировали Знак, открывающий Врата. Знак почти был готов, когда Шанта ощутила болезненный укол в шею, похожий на укус пчелы. Ее рука дрогнула, но не остановилась, чтобы отогнать насекомое: прерывать заклинания в процессе их порождения — небезопасно. Она качнулась, почувствовав головокружение. Что с ней? Вычерчивающий изгибы рун палец скользнул в сторону и необратимо испортил картину. Огненная вязь символов запульсировала нездоровым багровым светом и растворилась в воздухе с тихим шипением. Руки Шанты безвольно повисли, сама она бессильно опустилась в кресло, успев отметить периферийным зрением, как ее мама, прислонившись к стене, сползла на пол и осталась лежать без движения. Шанта попыталась произнести слова заклинания, но смогла издать только невнятное мычание. Мир перед глазами поплыл в сторону и завертелся в безумном танце, погружаясь во тьму. Последнее, что она услышала, был спокойный мужской голос, деловито отдавший указание: — Берите обеих, и грузите в машину. Быстро. Звуки растворились во тьме, и Шанта осталась одна в звенящей тишине. Тьма не была кромешной. Вокруг роились смутно знакомые ей тени. Она их уже видела. Когда-то давно, целую вечность назад, в раскаленной пустыне, когда они сказали ей… — Иди дальше, сестра. — Иди по дороге из листьев. Она попыталась ответить, но одурманенное сознание путалось, и нужные слова не приходили в голову. Нужно сказать им, что она в беде. Или они и так это знают? Тогда они должны знать, что она слаба и не может выполнить поставленную перед ней задачу. Не сейчас, во всяком случае. Может быть, через несколько лет. Но через несколько лет мир, наверное, уже будет лежать в руинах, опаленных небесным огнем. Надо как-то сказать им все это. — Возьми нашу силу. — Огради мир от Зверя. — Смерть на пороге. — Будь сильной, сестра. — Делись своей силой. — Иди по дороге из листьев. — Иди по ней до конца. Голоса наплывали, смешивались, перебивая друг друга, отзывались эхом. Она перестала понимать что бы то ни было и только силилась сказать в ответ хоть слово. Все было тщетно. Голоса стихли, и снова наступила мертвая тишина. Она ничего не видела, не слышала и не ощущала, но каким-то образом сохраняла сознание, пусть даже спутанное и эпизодически проваливающееся в небытие. Мысли хаотически блуждали, снова и снова возвращаясь к последним событиям. В памяти всплыла Алхена, читающая ей обрывочный текст «Хатимы», который столетиями лежал в подземном тайнике старой мечети. Текст, ради которого немало людей расстались с жизнью, включая и того, кто смог его обнаружить. Что такого скрывалось в этих строках, что оправдывало убийство? «…Найдя источник, я закрыл его от внимания тех, через кого асабия изливается на эту несчастную землю сверх меры. Эта война закончится, и я надеюсь, что мир будет достаточно долгим, чтобы вырвать человечество из вечного круга войны и битвы за власть. Но не подобает летописцу преграждать путь самой Истории. Дверь по-прежнему открыта, даже если ее не видят. И ежели магия или точное указание направит ищущего к тайному ущелью, то более ничто не воспрепятствует…» Перед ее внутренним взором внезапно появился Рейстлин. Учитель сидел перед ней за простым деревянным столом, склонив голову, и свисающие пряди длинных седых волос не давали возможности взглянуть ему в глаза. Это был один из моментов, когда Рейстлин погружался в историю своей жизни, снова и снова объясняя мотивы своих поступков и чувства, которые им тогда владели. Хотел ли он оправдаться перед ней? Да с чего бы? Его уровень — ребята из высшей лиги, Паладайн и Гилеан, а не четырнадцатилетняя девчонка без жизненного опыта и с ограниченными магическими способностями. Скорей всего, он хотел оправдаться перед самим собой, а она — просто повод озвучить свои мысли, случайный собеседник, подобный незнакомому попутчику в поезде. Да и кто знает? Быть может, в ее отсутствие он точно так же сидел за столом и рассказывал все это окружавшей его пустоте. — Я знаю, Шанта, что ты не одержима властью. Но я был одержим — или думал, что был. Ничто не приносило мне такой радости, как возможность управлять людьми и событиями. Когда мир сворачивал в нужном мне направлении, я торжествовал. Ради чувства, которое тогда во мне рождалось, я готов был приносить новые и новые жертвы. И я приносил их. Я бросал на алтарь абсолютной власти все доступное мне время, все свои жизненные силы, я приносил в жертву открывавшиеся возможности. Я жертвовал людьми. Я жертвовал самим собой. Мне было мало этого — до последнего, когда ради власти над миром я принес в жертву сам мир. И вот тогда… Рейстлин замолчал, а Шанта подумала, что ей и не нужны никакие его оправдания. Она просто принимала его таким, каким он предстал перед ней. Пусть он хоть десять раз эгоцентричен, холоден и безжалостен, пусть он разрушитель миров и воплощение тьмы, пусть он использует ее для достижения своих целей и укрепления власти. Но он защищает мир от разрушения, он делится с ней знаниями и силой, он противостоит всему самому гадкому в этом мире. И еще он спас маму и саму Шанту. И, быть может, еще не раз будет спасать. Она не могла относиться плохо к этому богу. К этому человеку — страшно искалеченному судьбой, но оставшемуся сильным и верным себе. — И вот тогда, — продолжал Рейстлин, — я стал понимать, что мне нужна не власть как таковая, а то, что она несет с собой. Свобода — вот что всегда было моей истинной ценностью. Способность подняться выше обстоятельств, выше запретов, выше собственных ограничений, присущих смертному. Вот ради чего я стал богом и сокрушил других богов. Вот что было моей страстью, моей жаждой, самим моим существом. Она снова ощутила колющую боль, на сей раз на сгибе локтя. Сознание прояснилось, и Шанта вдруг поняла, что снова может видеть. Глаза постепенно сфокусировались, и она обнаружила себя в ярко освещенной комнате сидящей на неудобном стуле за металлическим столом со странным каменным шаром на поверхности. Сидящей? Как бы не так. Прикованной к стулу металлическим скобами, прижимавшими ее запястья и лодыжки. Ее шею охватывал стальной обруч, от которого отходил черный кабель, ведущий куда-то за спину Шанты. Ее мама находилась в аналогичном положении, занимая стул с левой стороны стола. Судя по безвольно обмякшему телу, она все еще была без сознания. — Пришли в себя, мисс Розенфельд? — услышала она голос справа от себя. Человека, стоявшего рядом, разглядеть было проблематично: яркий свет из-за его спины бил прямо в глаза, оставляя от него лишь черный силуэт. Он положил на стол шприц, посредством которого, по всей видимости, только что сделал ей инъекцию, обошел стол и уселся напротив. Мария Розенфельд со стоном пошевелилась и открыла глаза. — Вот и ваша мама к нам присоединилась. Тогда я, с вашего позволения, начну. Сразу должен поблагодарить вас, мисс Шанта, за то, что вы решили посетить свой дом в Торонто. Наши люди целый год держали его под наблюдением. Да, мы всегда знали, что миссис Розенфельд, — он кивнул в сторону ее матери, все еще пытавшейся понять, что происходит, — имеет определенные магические навыки. Мое руководство убеждало меня, что следует ее задержать, но я изначально считал, что гораздо больше пользы мы сможем извлечь из ее могущественных союзников, и ко мне прислушались. Как видим, расчет оправдался. Ах, да… Меня зовут агент Бриз. Вы знаете, на кого я работаю. Агент просто лучился самодовольством и даже не пытался это скрыть. Шанта почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и лишь малая часть ее была связана недавним пробуждением. Она с трудом разлепила губы и спросила: — Что вы от нас хотите? Покаяться и пустить Христа в свое сердце? Или превратить вам воду в вино? Во рту так пересохло, что прозвучало это довольно невнятно, но вполне хватило, чтобы милая улыбочка на лице инквизитора сменилась поджатыми губами и вспышкой гнева во взгляде. Мама, тем не менее, многозначительно посмотрела на Шанту, явно предостерегая от идеологической пикировки с тюремщиком. — Нет, я не пытаюсь склонить вас к истинной вере: вы уже продали свою бессмертную душу Сатане в обмен на жалкие магические трюки, и вряд ли вас ждет спасение, кроме как милостью Божьей. Мои цели куда прозаичней. Я желаю получить от вас информацию, только и всего. Конечно, свободу вы не получите ни при каких условиях, но зато сможете сохранить свои жизни. Как вам мое предложение? — Какую информацию вы хотите получить? Имена сообщников? У меня их нет. В отличие от вас я не принадлежу какой бы то ни было организации, да и желания такого не имею. — Ну, не совсем так… Первым делом хотел бы сразу предупредить: не пытайтесь произносить заклинания. Если мне покажется, что кто-то из вас пытается совершить магическую атаку, я просто нажму вот эту кнопочку — агент помахал дистанционным пультом — и вы обе получите хороший электрический разряд в шею, после чего минут пятнадцать внятно говорить не сможете. Это сравнительно безопасно, но очень неприятно, поэтому постарайтесь меня не провоцировать. Кстати, если вы надеетесь быстро произнести замыкающее заклятие, то лучше не надо. Опекаемые снабдили меня вот этим милым артефактом, — он кивнул на каменный шар на столе, — который серьезно затрудняет работу с заготовленными чарами. И если ситуация вам понятна, предлагаю перейти к существу вопроса. Почему бы вам для начала не рассказать мне, что произошло в Лейкшор Клиникс год назад? Что случилось с агентом Рэдвудом? — А разве он сам не рассказал вам? — Предположим, что я просто желаю послушать вашу сторону истории. Так что тогда произошло? Шанта заколебалась. Рассказывать ли ему о вмешательстве Рейстлина? Наверняка Рэдвуд забыл какие-то детали — после такой страшной травмы это немудрено. Очевидно, что им известно далеко не все, если вообще что-то известно. Но и подсовывать им явную небылицу — не вариант. Надо бы вытянуть из него как можно больше сведений — это поможет принять решение. Похоже, ее мама пришла к аналогичному решению, поскольку ответила первой: — Если уж вы не планируете нас выпускать на свободу, тогда расскажите нам кое-что в обмен. Я знаю, что на вас работает предостаточно магов. Кем должен быть маг, соглашающийся работать на таких мразей, как вы? Где вы находите этих ущербных с нулевым самоуважением? Агент Бриз рассмеялся. — Вы правы, миссис Розенфельд, в чем-то они действительно ущербные. У них, в отличие от вас с дочерью, нет врожденного иммунитета к асабии. Доводилось вам слышать об этом микроорганизме? Инстинкт подчинения сильной власти, столь распространенный в современном мире, достигает у них предельного значения, поскольку асабия питается их магией, что дает ей возможность активно размножаться. Эти… опекаемые нами маги могут ненавидеть нас, желать избавиться, но вряд ли они смогут когда-нибудь открыто выступить против нас. А если даже и смогут, то заплатят за свое непослушание непомерную цену. Писание говорит, что смирение — одна из важнейших добродетелей, а всякое восстание против высших властей — грех, караемый смертью. Ваш хозяин Люцифер был первым бунтовщиком, за что и низвергнут с небес… — Асабия — живое существо? Микроорганизм? — прервала Шанта его благочестивые разглагольствования. — Именно так. И давайте все же вернемся к моему вопросу. Что случилось в Лейкшор Клиникс год назад? — Я пришла навестить свою маму, — пожала плечами Шанта, — когда ворвался инквизитор… агент Рэдвуд и попытался забрать меня в эти ваши казематы. Я в ответ ударила заклинанием и ушла. Вот и все. Агент Бриз насмешливо посмотрел на нее и покачал головой. — Да, мы выдвигали такую гипотезу. Но увы, не сходится. Во-первых, я ни за что не поверю, что вы успели бы прочесть даже первое слово заклинания до того, как агент Рэдвуд всадил бы вам пулю промеж глаз. И, вероятно, не одну. Вы знаете, какой у него опыт взаимодействия с магами? Даже мне еще не один год работать над собой, прежде, чем я смогу сравниться с ним. А во-вторых, он был не один. И я точно знаю, что вы никуда не выходили после того, как вошли в палату к своей матери. Отсюда со всей неизбежностью следует вывод: вам помогли. Кто-то смог одолеть нашего лучшего агента и помог вам скрыться. Кто-то невероятно сильный и опытный. Потому что вы, мисс, возможно, талантливы от рождения, но у вас пока нет ни силы, ни опыта. Так что давайте мы сделаем вид, что вы мне еще ничего не рассказывали, и вы попытаетесь это сделать еще раз. Если и вторая попытка окажется неудачной, боюсь, мне придется прибегнуть к альтернативным методам убеждения. — Агент Бриз ласково улыбнулся и снова помахал в воздухе пультом. Шанта почувствовала, как ее уверенность стремительно улетучивается, уступая место панике. Что делать, черт возьми? Рассказать правду о Рейстлине? Он, конечно, вряд ли пострадает — эти богобоязненные маньяки не смогут противостоять ему. Но предать своего учителя? Конечно, Рейстлин поймет и вряд ли ее осудит. Вот только что-то безвозвратно уйдет из их отношений в этом случае. Или, быть может, просто изменится отношение к миру самой Шанты. Сказка, пусть даже страшная сказка, утратит свои цвета, и ей на смену придет очередная версия черно-белой реальности, где все имеет свою стоимость в денежном выражении, где допустимо предать для спасения своей шкуры, объяснив это «обстоятельствами непреодолимой силы», и где сама она перестанет быть той прежней Шантой — навсегда. — Мисс? — инквизитор многозначительно поднял пульт на уровень ее глаз. — Вам помочь с мотивацией? — Вы ошибаетесь, силы у меня достаточно. Забыли, что произошло в Сирии? — Не забыл. Из того, что я успел разглядеть на записи с камеры вертолета, получалось, что агент Рэдвуд был убит выстрелом в спину, а остальных оперативников вам удалось нейтрализовать самостоятельно. Верно, за этот год ваши способности заметно выросли. И это тоже наводит на определенные мысли. Некогда тихая девочка, любящая одиночество и сюрреалистическую живопись, внезапно пропадает, а через год объявляется в кишащей головорезами Сирии, притом в непосредственной близости от Источника, где в одиночку расправляется с отрядом специально обученных бойцов. Не надо держать меня за идиота, моя милая. В течение этого года вы проходили обучение у сильного боевого мага. Он же помог вам тогда в клинике. Кто это был? Откуда он взялся? — агент Бриз наклонился, глядя Шанте в глаза, и положил палец на одну из клавиш пульта. Шанта глубоко вдохнула, шумно выдохнула и встретилась взглядом с инквизитором. Отвечать она не стала. Агент выждал с полминуты, хмыкнул и отвел взгляд. — Ну что ж, мисс… Боюсь, вы не оставили мне выбора. — Шанта… — начала было Мария, но закончить не успела. Агент Бриз с силой вдавил клавишу в пульт. Челюсти Марии с лязгом сжались, зубы заскрипели, а тело забилось в конвульсиях. — Прекратите вы, сволочь! — Шанта была в шоке. Она готовилась получить удар током сама, но ей следовало бы догадаться, что инквизитор станет бить по самым уязвимым местам. — Прекращу, когда вы выразите желание сотрудничать. Я честно предупреждал вас. Миру не следовало забывать, что такое Святая Инквизиция. Ради славы Господа мы не остановимся ни перед чем, и уж точно не перед причинением неприятных ощущений врагам Его. Ее мама не могла кричать: конвульсивно сжатые челюсти позволяли ей лишь стонать от непрекращающейся мучительной боли. — Хватит! — взвизгнула Шанта. — Я расскажу вам! Хватит! — Так начинайте же, моя дорогая, — с улыбкой ответствовал агент Бриз, не снимая палец с пульта. Шанта приготовилась говорить, но в последний момент в ее охваченном паникой и ужасом разуме родилась идея. Отчаянная до безумия, но все же… — Сула вигис!.. — начала Шанта, с яростью глядя на инквизитора и успев заметить, как гаденькая улыбка на его лице сменилась мгновенным страхом. И сразу после этого пришла боль. Ее, выгнутую дугой, швырнуло на спинку стула, зубы сжались с такой силой, что заскрипела эмаль, в глазах потемнело. В следующую секунду все прекратилось, но прошитые электрическим током мышцы продолжали адски болеть. Говорить она не могла. И вообще ничего не могла сделать, кроме как сдавленно рыдать. Лицо ее мамы рядом тоже было мокрым от слез, но при этом — искаженное неприкрытой ненавистью к стоявшему перед ними палачу. Агент Бриз убрал палец с кнопки и положил пульт на стол. Потом посмотрел Шанте в глаза и натянуто улыбнулся. — Умно и смело, мисс Шанта. Лишить себя способности говорить и тем самым сделать бессмысленными пытки — пожалуй, это и впрямь было единственным вашим выходом из ситуации. Что ж, четверть часа вы отыграли. Я буду вынужден подождать. Но только пожалуйста, не пытайтесь это повторить. Во-первых, у вас еще как минимум сутки будут проблемы с внятным произношением, что не очень способствует вербальному колдовству. Во-вторых, в следующий раз я не остановлю пытку. Вы обе будете корчиться от боли как минимум минут десять, и уверяю вас, среднему человеку этого хватает, чтобы добровольно продать в рабство родную маму и собственных детей. Конечно, после этого придется куда дольше ждать, пока вы сможете произнести хоть слово, но иного выхода… Сзади него резко распахнулась дверь, откуда хлынул поток яркого света, очертив черный силуэт того, кто стоял за ней. Рейстлин? Человек сделал шаг вперед, оставив дверь открытой. Это был не Рейстлин.