you were never mine

      Осознание того, что где-то пошло не в ту сторону и теперь в тупике, Кей Джея настигает в начале марта. Оно преследует по пятам и на каждой мысли, на каждом взгляде брошенным в сторону Коула, и отпускать не собирается, вплетается плотно под ребра.       Когда они, закончив с фестивалем в Техасе, сидят в самолете на отдельных друг от друга местах, дышать становится легче, а с мыслей слетает пелена. Коул говорит, что заедет за Лили, и совсем не спрашивает хочет ли Кей Джей присоединиться — тот не хочет, потому что Рейнхарт, но сгорает из-за Коула медленно и верно. Они прощаются в аэропорту, расходятся даже не похлопав друг дружку по плечу, как делали миллионы раз прежде — Спроус уходит быстро к автомобилю, а Кей Джей со своей спортивной сумкой бредёт к такси.       Это не больно; не настолько, что хочется вырвать сердце или закричать, нет — просто скребёт в груди и подвывает тоской. Успел привязаться настолько, что уже не выкарабкаться, по крайней мере, не сейчас. Просто колет осознанием, что так теперь будет, пока не отпустит; возможно было бы легче, если бы не было постоянного упоминания Лили, бесконечного времени с ней, и этих повторяющихся по кругу дублей с поцелуями.       С Коулом, зовущим в поездки и таким близким до невозможности, вроде бы легче и спокойней, потому что наедине и без упоминания о Рейнхарт. Также с Камилой, которая отвлекает шутками и разговорами о том, как провела последние выходные в компании Маделайн, которая деликатно не спрашивает и понимает все прекрасно.       После возвращения из Техаса, Кей Джей проводит день с матерью, обедает с ней в кафе и почти забывает о ноющем чувстве, пока женщина не спрашивает:       — Как там Коул? Вы, кажется, стали довольно близки, — она улыбается мягко, как положено матери, и намекает на инстаграм неприкрыто, потому что его аккаунт кишит фотографиями Спроуса, как и все внутри Кей Джея.       — Да, думаю, он отлично, — улыбка натянутая, и Тесса видит, чуть хмурится на это, но молчит, — на фестивале мы повеселились на славу.       Хочется сказать, что и в пустыне с ним было весело, и на пути из Ванкувера тоже не скучно, что заражался и впитывал в себя с каждой минутой, что вместе и, наконец, дошёл до того, что переполнен.       — Больше никуда не собираетесь? Ты хоть дома побыть успеваешь? — Салли, лучшая подруга матери, приехавшая вместе с ней, спрашивает мягко и с легкой насмешкой, напоминая, что постоянно в разъездах тоже нельзя. Сказать им о том, что дома теперь просто не получается, что тянет непроизвольно во все, что предлагает Спроус, у Кей Джея не выходит, слишком личное для этого кафе. Он молчит о том, что, как бы безопасно и спокойно не было бы в квартире в Лос-Анджелесе, рядом с Коулом лучше, рядом с ним горит и взрывается фейерверками.       — Мы пока не планируем поездок, — он не знает насчёт Коула, потому что тому может идея прийти внезапно, спонтанно загореться желанием позвать Кей Джея с собой, и тот согласится без раздумий.       Но Апа подобного не ждет, потому что расстались холодно, потому что тот сейчас с солнечной Лили, забирает её из Сохо и проезжает через цветастые долины. Смотреть на историю в их инстаграмах у Кей Джея не получается — слишком очевидно и слишком неспокойно в груди, слишком затапливает ревностью беспричинной, которой быть не должно.       Тесса отвлекает прикосновением к руке, когда видит нахмуренные брови и тоску в глазах сына, чувствует, что есть что-то ещё, о чем не говорит.       — Что-то не так?       Ответа у Кей Джея нет, потому что все нормально и все правильно, просто надо развернуться и выехать из этого тупика как можно скорее, но Апа не уверен, что сможет. Точно не сейчас, когда Коул непреодолимо близко и играет на публику так, будто ответное, будто есть надежда.       Кей Джей же знает, что надеяться смысла нет никакого, и знает он это прекрасно, оттого и увязает ещё глубже, свернуть не может и тонет добровольно.