you were never mine

      Коула в тупик не заводит, у него иначе и по-другому; у него поля открытые и необъятные, без стен и с дорогами бескрайними, выезжать из этого не нужно и не хочется. Для него все кристально ясно давно — с июля, когда съемки и с Кей Джеем в одной тональности, на одной волне и со взглядами, которые слишком, которые переворачивают внутренности, меняя их местами.       Спроус обыгрывает свое влечение шутками, выезжает на отмазке с желанием фанатов видеть подобные взгляды, оправдывает постоянные прикосновения дружбой. У него необъятное и тесное в груди, натянутое леской тонкой, которая от Кей Джея не отпускает, которая ранит нечаянно и едва ли не ломает хребет, потому что иначе, чем другом Апа не воспримет.       Коул зовет в поездки, потому что так будет рядом, потому что перестанет отчаянно чесаться под кожей от нехватки, а получая ответ быстрый, даже без минуты на раздумье, почти кидается на шею, уводя от Лили, улыбающейся сдержанно, и Камилы, которая смех не сдерживает, бросая вслед комментарий ехидный. Он устраивает эти путешествия едва ли не один за другим, потому что с тех пор как вернулся из Ванкувера и расстался с Кей Джеем, в Лос-Анджелесе совсем не дышится. Коулу совсем не хватает, до спазма в легких, и потому сейчас у того на пороге дома, с картой Долины Смерти и улыбкой широкой.       Они кипятятся в жаре пустыни, бродят по дюнам обширным, без признаков цивилизации и с песчаными змеями по пескам, и у Коула щекочет в груди от взгляда Кей Джея в спину. Они задерживаются в долине дольше положенного из-за сломанного радиатора, и Спроус внутренне ликует — несколько часов дольше, несколько сжигающих мгновений и разговоров, что как бальзам по ранам. Они делают привычные фото, выкладывают в социальные сети и, зависнув в забегаловке Форти-Найнер, обедают.       У Коула мысль безумная, совсем дикая, но исполнить её хочется, хочется, чтобы Апа догадался и задал вопрос, чтобы распотрошил все сердце. Спроус зависает в телефоне порядка двадцати минут, выкладывая фото затемненное и с силуэтом, и Кей Джей на это хмурится, потому что слишком тихо и слишком тянет в груди — почти уверен, что тот отвечает на сообщение Лили. Коул же сообщение пишет, но не Рейнхарт; печатает долго, подбирая слова и поглядывая на Кей Джея лишь изредка, пока тот взглядом не ловит, не спрашивает в чем дело и не отходит к машине хмуро.       Послание под фотографией остается без ответа, что не удивительно нисколько, даже не больно, потому что Коул и не ожидал иного — попытки у него всегда неудачные, а на более успешную не хватает смелости.       Покидая Долину Смерти, парни отправляются в Техас почти сразу — один день, выделенный на отдых после пустыни, едва ли считается, проносится быстро, и у Спроуса внутри вибрирует, почти клокочет дико, потому что снова вместе, потому что вновь наедине.       Они проводят эти несколько дней на фестивале на предельной близости, на пронзающем тело токе и в улыбках искренне-фальшивых. Они смеются и развлекаются, цепляя наклейки на спины посетителей, перебивают смехом горький вкус на языках, потому что ноет в груди у обоих. Коул ведет себя привычно; на фотографиях смотрит на Кей Джея, облизывая, в толпе выискивает взглядом, а на коротком интервью в три минуты почти нависает сверху и рукой в паре сантиметров от плеча. Коул сваливает на что-то больное, явно нездоровое, но не отходит ни на шаг, делает фото в инста-стори сериала, обхватив одной ладонью за шею и другой сжимая челюсть — близко до одури, сдерживая себя в тисках.       Разбивается на кусочки мелкие, что собрать не выходит, когда фестиваль заканчивается, а в самолете места отдельные. Коул ведет себя как обычно, расстраивается шуточно и снимает ролик с Кей Джеем, который камеру замечает и вытягивается на своем месте, улыбается в объектив и разносит по телу мурашки.       Кей Джей говорит, что нужно встретить маму, а Коул в ответ молчит, потому что в планы его это не входит, потому что и нечего толком сказать. Собирая вещи, бросает о том, что проведет несколько дней с Лили, а ответа не получает, лишь взгляд пропитанный тоской, когда не видит.       Прощаются в аэропорту они скудно и быстро; Спроус сбегает последним трусом, кидая напоследок обещание увидеться жалкое, а Кей Джей прямиком к такси, туда, где не так холодно, как в этом аэропорту, как рядом с Коулом сейчас. Спроус заводит мотор и сидит около минуты за рулем, собираясь и заделывая трещины. Он заезжает к Камиле, потому что та просит, восхищается новым домом на окраине Лос-Анджелеса, и спрашивает удивленно о том, почему один, а не с Кей Джеем. Спроус отвечает улыбкой, как и обычно, но Камила будто понимает и ничего не говорит; лишь губы поджимает.       Лили молчит большую часть пути, и смеха Кей Джея на весь салон автомобиля не хватает катастрофично, потому что за эти бесконечные поездки привык, уже нуждается. Она снимает без конца природу, и Коул просит не ловить его в кадр, потому что в состоянии ужасном, потому что захлебывается обилием сладкого запаха цветов и приторного аромата Рейнхарт, задыхается без нужного и свежего.       С Лили вроде бы проще и спокойнее, не кидает из стороны в сторону и не сжигает дотла постоянно, лишь угли дотлевают. С Лили так, как надо — с её мягкими светлыми волосами на плечах и платьем легким, от которого взгляд оторвать не выходит, потому что колени не прикрывает, а ткань едва просвечивает. Она ступает походкой пружинистой к цветочному полю, теряется в нем и вписывается идеально, улыбается мягко, усаживаясь на склон, и плетет венок, пока Коул настраивает камеру и выбирает ракурс. На фото Лили получается сказочно, и Спроус делает с десяток таких, потому что дух захватывает от солнечных бликов в её волосах, от тонких бретелей платья, натянутых на плечах.       К домику, в котором останавливаются уже не первый раз, они подъезжают ближе к вечеру, когда еще светло и до сумерек успеваешь сделать все дела. Пока Коул в доме, принимает душ и лбом к холодному кафелю, Лили в кресле на террасе. Она снимает закат и кота Дебби, — подруги, что позволила остановиться в доме, — кутается в красный теплый плед и перекидывается фразами со Спроусом, который уже из душа и гремит чем-то в гостиной. Рейнхарт не слепая и замечает, что с Коулом все плохо, что словно болен смертельно, и разговор она готовит лишь отчасти, потому что какими бы близкими они не были, все равно никогда не будут достаточно для подобного. Она поджимает губы и заправляет пряди волос за уши, с сердцебиением бешеным ожидает, пока тот выйдет на террасу, но со словами все равно не находится — Коул отшучивается на её вопрос о том, все ли в порядке, и она больше не предпринимает попыток.       Молчание медленно затапливает Лили, подначивает зайти с другой стороны, и, когда Спроус, сидя в плетеном кресле с ноутбуком на коленях, обрабатывает фотографии, она подает голос вновь.       — Вы с Кей Джеем поссорились?       Догадка приходит внезапно именно в эту минуту, потому что Коул не реагирует, лишь поводит плечом и даже глаз от экрана не отрывает.       — Нет, с чего ты взяла?       — А разве не очевидно? — Лили вскидывает бровь и улыбается уголком губ — наконец захватила внимание Спроуса полностью, потому что тот взгляд поднимает и смотрит внимательно, ждет объяснений. — Ты за весь день ни разу ему не позвонил и не написал. Обычно ваш обмен смсками не прекращается вплоть до поздней ночи.       Ответа у Коула не находится, потому что они не ссорились, потому что Апа занят с матерью, с покраской своих волос снова в рыжий, а сам Коул занят с Лили, вязнет в ней, потому что думает, что помогает.       Коул выкладывает фото Рейнхарт, сидящей в море ярких цветов, вслед за самой Лили, минутами лишь позже, и понятия не имеет, как вкручивает гвозди в Кей Джея этим — думает о нем, лишь когда видит имя в оповещении, что фото тому нравится. Огнем по сердцу и щеки горят так, что почти больно. Коул глядит на Лили, что сидит за просмотром видеороликов и смеется громко, почти заразительно, если бы у Спроуса не ныло все внутри. Он подходит к ней, путает пальцы в светлых прядях и до одури уже хочет вернуться в Лос-Анджелес, где Кей Джея можно будет вытащить на ужин, погреться в его присутствии так, как не согревают лучи Лили.       У Коула необъятное и живое, пульсирующее в груди и просто разрывающее. Ему, в отличие от Кей Джея, сворачивать некуда, потому что повсюду, потому что любая дорога ведет в этот омут.