Votum separatum

Михаэль сидел под деревом в самом дальнем углу райского сада, смотрел сквозь ресницы на небо и старался не шевелиться. От малейшего движения спину жгло и саднило — наказание за проступок Люцифера сегодня снова получил он. Конечно, в двойном объеме. Люциферу бы досталось намного меньше — кто ж посмеет причинить истинную боль любимому сыну Небесного Отца! А вот Михаэлю в назидание — всегда пожалуйста. Он же будущий предводитель ангельского войска и уже состоявшийся начальник хора, а также имеющий еще несколько должностей и назначений, ведь он — старший сын, подобный Богу — должен был быть везде и всюду. И непременно самым-самым, чтобы не посрамить отцовское достоинство и не дать поводов усомниться в его справедливости и всемогуществе. Вот никто и не сомневался, что с него три шкуры сдерут за малейшее нарушение правил. А меж тем, сдирали не три, а все семь, чтобы жизнь медом не казалась. Михаэль и не противился. Он был хорошим сыном, беспрекословно подчиняющимся приказам Отца. И если он велел наказывать так сильно, что Михаэль потом без помощи подняться не мог, значит, это правильно и справедливо. В конце концов, чем больше ответственность, тем выше требования. Михаэль это знал, но все равно брал вину братьев на себя, защищая их от праведного отцовского гнева и храня в его глазах их образ кротких праведников. Хотя Рафаэль отличался ответственностью и покладистостью, так что за него Михаэль почти никогда не страдал, а вот за Люцифера и Габриэля — частенько. Вот и теперь Михаэль, сидя под деревом и едва дыша, мысленно радовался тому, что повадился носить поверх хитона доспех — так хотя бы далеко не сразу можно было обнаружить, что он снова поплатился за легкомыслие своих братьев или свою собственную ошибку. Это было ему на руку, ведь Габриэль, к примеру, даже не догадывался, что Михаэль жертвует собой, лишь бы не наказывали его — ангела милосердия. Впрочем, не только Габриэль не знал о самоотверженности — или глупости? — Михаэля. Почти никто не ведал об этом. Рафаэль догадывался, но не был до конца уверен. И только Люцифер знал. Однажды увидел окровавленный хитон Михаэля и вынудил рассказать всю правду, а не отделываться общими отговорками. С тех пор Михаэль и начал прятаться за доспехами. К тому же, так он выглядел внушительнее, что выделяло его среди прочих еще больше. Как правило, сразу после наказания Михаэль облачался в свои одежды и возвращался к работе, но иногда ему было слишком больно, настолько, что требовалось время, чтобы собраться с силами и продолжить делать вид, что не происходит ровным счетом ничего необычного, выходящего из ряда вон. — Я принес тебе кое-что, — рядом с Михаэлем приземлился Люцифер. От взмахов его крыльев потревоженный воздух обдувал лицо, принося облегчение, и Михаэль улыбнулся, чувствуя, как ему становится лучше, пусть и совершенно ненадолго. — Яблоко, — Люцифер протянул его брату, улыбаясь во весь рот и сверкая, как звезда, в честь которой он был назван. — Я же просил тебя не делать этого, — Михаэль нахмурился, но подношение все же принял, правда, есть пока не торопился. — Ну я же не с Дерева Познания его сорвал, — Люцифер рассмеялся и плюхнулся на траву рядом с братом, слабо толкнув его плечом. — Из корзины унес. Наш праздничный ужин не обеднеет без одного яблока! — Ты знаешь, что того, кто их доставляет, могут обвинить в воровстве? — Да брось! Кто их считает? — Люцифер улыбался так искренне и радостно, так светло, что Михаэль не мог не улыбнуться в ответ, а когда он это сделал, Люцифер засиял еще ярче и с восторженным вскриком всплеснул руками. — Да снизойдет на нас благодать Всеотца, ты умеешь улыбаться! Я-то уж думал, тебя при рождении забыли наделить этой способностью, мой хмурый брат! Михаэль покачал головой — Люцифер не упускал возможности пошутить по поводу постоянной сосредоточенности и некоторой мрачности старшего брата. Отчасти это было действительно забавно. По крайней мере, Михаэлю всегда поднимало настроение, даже когда он был близок к тому, чтобы задохнуться от боли, как сейчас. — Как твой хор? Что нового выучили? — Люцифер, хитро улыбнувшись, положил голову Михаэлю на колени и теперь смотрел снизу вверх, отчего его взгляд казался еще более невинным, еще более трогательным и проницательным. — Очередную хвалебную песнь для Отца Вседержителя, — отозвался Михаэль, зачарованно глядя в глубину голубых глаз. Он считал, что они прекраснее и чище неба над райским садом и глубже и холоднее вод чудесного водоема. Грешно было так думать, поэтому Михаэль всегда корил себя за такие мысли и молился истово во славу Господа и искупления своей души. Но когда Люцифер был рядом, Михаэль не мог думать ни о чем другом. — Должно быть, на тот же мотив... — Люцифер изобразил смертную скуку и даже зевнул. — Может, пора внести оживление, я тут давеча... — Брат! Сколько можно тебе говорить, чтобы ты так не шутил! Ты не должен ставить под сомнение слово Божье и его выбор, — разозлился Михаэль, но Люцифер протянул руку, коснулся ладонью плеча и виновато улыбнулся, отчего гнев сразу прошел, а его место заняла усталость. — Прости, я лишь хотел развеселить тебя. Что мне сделать, чтобы ты не сердился? — Люцифер сел, накрыв ладонями ладони брата, аккуратно сжав пальцы и заглядывая в глаза. — Не играй с огнем, Люцифер, я не смогу прикрывать твою спину вечно, — ответил Михаэль, высвобождая руки и поднимаясь. Он ушел, оставив брата сидеть под сенью дерева, а так и не тронутое яблоко бросил рядом с ним на траву.

***

Люцифер явился без приглашения. Как, впрочем, и всегда. Он распахнул дверь в келью Михаэля и вошел, будто в свою. — Ты готов? — спросил Люцифер, окидывая взглядом темное помещение, оснащенное лишь огромной кроватью (что для ангелов было не роскошью, а необходимостью из-за их крыльев) и рабочим столом. Под потолком кружило несколько сияющих божественным светом сфер. Михаил резко обернулся, но от внимания Люцифера не ускользнул тот факт, что хитон был пропитан кровью насквозь. — Ты что? Опять целый день ходил весь израненный? Дай посмотрю! — Люцифер, даже не реагируя на протестующие возгласы, подошел к Михаэлю и, развернув его к себе спиной, отогнул край одеяния, заглядывая под него и ужасаясь: — Да ты ненормальный! Я сейчас все исправлю. Люцифер вырвал из крыла перо, игнорируя вспышку острой боли, и протянул его Михаэлю. — Подожги! — Не буду, — Михаэль развернулся, теперь глядя на Люцифера со смесью гнева и досады. — Почему? — Люцифер опешил, удивленно хлопая ресницами. — Я заслужил это наказание и не должен облегчать себе жизнь, — чеканя каждое слово, отозвался Михаэль. — Тем более при помощи твоих крыльев. — Хотя бы мне ты можешь перестать говорить эту чушь? — Люцифер выдавил улыбку, но по лицу было видно, что он расстроен и огорчен. — Ты идеальный сын и лучший из всех служителей Отца нашего. Ты не заслуживаешь этих наказаний, ты берешь их на себя за других. Поэтому, пожалуйста, позволь мне помочь. — Ты поможешь, если перестанешь совершать глупости. Пойми, Люцифер, мне не жалко подставить спину за тебя. Мне за тебя не страшно умереть, но я боюсь, что этого будет недостаточно, что наступит день, когда моей добровольной жертвой будет не искупить твой проступок, и тогда... Люцифер подался вперед, прикладывая палец к губам Михаэля. — Прошу тебя, не говори об этом, даже не думай. И, умоляю, прости меня. За ту боль, что тебе приходится терпеть из-за меня, за то, что я такой, какой я есть, и за то, что я сейчас сделаю. Михаэль удивленно приподнял брови и на всякий случай отступил на шаг. Люцифер преодолел разделяющее их расстояние, вцепился в плечи Михаэля, до боли впиваясь ногтями, прильнул к груди, сейчас не закованной в жестких доспех, и коснулся губами губ в робком поцелуе. Видимо, Михаэль опешил от такого, потому что иначе Люцифер никак не мог объяснить, почему он не отшвырнул его от себя, не ударил или хотя бы не накричал. Но, не получив отпора, Люцифер осмелел, отпустил плечи, обнял Михаэля за шею, запустил пальцы в его волосы, одновременно с этим делая поцелуй чуть откровеннее, касаясь приоткрытых губ языком, надавливая, скользя по внутренней стороне, нежно прихватывая тонкую кожу зубами, тут же сжимая их, но не делая больно. Михаэль не отталкивал, но и не делал ничего, даже не дотронулся до Люцифера. И равнодушие, с которым он принимал ласку, делало так больно, что Люцифер не мог сдержать слез. Но и отстраниться, упуская свой, возможно, единственный шанс, не мог тоже. Он даже почти перестал дышать, только давился слезами и целовал самозабвенно, словно Михаэль был источником его жизни, воздухом, благодатью, небом. То ли Михаэль сжалился, то ли просто вышел из ступора, но в один момент он не только обнял Люцифера, но и укрыл его своими крыльями, заключая в защитный перьевой кокон, словно желая избавить от всех бед, спрятать от остального мира, спасти. И слезы хлынули с новой силой, но теперь от счастья. А сам Люцифер все никак не мог отстраниться. Ему казалось, если он остановится, он умрет если не от руки разгневанного брата, то от стыда. — Я люблю тебя. Больше жизни люблю, больше... больше всех, — срывающимся, дрожащим голосом прошептал Люцифер, не осмелившись сказать "больше Отца", и отпустил. — Прости, если когда-нибудь сможешь. Он хотел убежать, но Михаэль удержал, поймал за запястье, не позволяя уйти. — Останься, — попросил он, сжимая пальцы крепче. — Не оставляй меня одного сейчас. — Ты не сердишься? — осторожно уточнил Люцифер. — Сержусь, но... Останься, — он все же отпустил, желая, чтобы Люцифер сам сделал выбор. Люцифер колебался, но не дольше секунды. Стоило им с братом встретиться взглядами, и он согласно кивнул, садясь на край кровати. — Ты позволишь мне залечить твои раны? — слезы полностью высохли, и больше ничего не напоминало о них, кроме солоноватого привкуса, оставшегося на губах. Михаэль задумчиво нахмурился, но все же кивнул, стянул с себя хитон, бросив его на пол и сел рядом с Люцифером, повернувшись к нему спиной. Люцифер коснулся пальцами кожи рядом с вспухшим следом от удара и тихо вздохнул, представляя, как этот след мог красоваться на его спине. Не такой глубокий, конечно, но тем не менее. Люцифер хотел спросить, больно ли Михаэлю, но это и так было очевидно, конечно, больно. — А я ведь целую речь приготовил, чтобы оправдаться, — Люцифер достал заранее приготовленную заживляющую мазь (ну, конечно, он не просто так пришел к Михаэлю) и стал осторожно покрывать ею раны. — Хочешь послушать? — Говори, — вопреки ожиданиям голос Михаэля звучал вовсе не строго и не холодно, и это вселило в Люцифера надежду. — О, для начала я хотел сказать, что ты забыл яблоко в саду. И я пришел его вернуть. Да, спустя целый день. Предположим, раньше я просто не мог к тебе вырваться. Потом я собирался поведать тебе историю одной своей прогулки, а ты бы непременно рассердился и отчитал меня. Потом я должен был подойти ближе, положить руки тебе на грудь и, преданно глядя в глаза, начать свой монолог о том, что, если ты помнишь, меня зовут Люцифер, что значит, несущий свет, и что ты также знаешь, что ученье — свет, а неученье — тьма. И вот он я — несу тебе свет, желая научить тому, чему научился сам. И в конце я должен был добавить, что с первого раза не получится, поэтому нам надо будет обязательно продолжать обучение, чтобы ты окончательно просветился, но, скорее всего, в этот момент ты уже избил бы меня и выгнал прочь, — Люцифер описывал весь свой план действий с кривой усмешкой, словно только теперь начал понимать, как абсурдно он звучит. — Скорее всего, так бы и было, — отозвался Михаэль. — Почему же ты пошел иным путем? — Слова вылетели из головы, когда я увидел твою спину, — признался Люцифер, виновато хмыкая. — Но ты же принес мазь, значит, знал, что я ранен. — Да... ммм... то есть не совсем... Я... — Люцифер сильно смутился, поперхнувшись своими же словами, и покраснел, попутно вознося хвалы Господу, что Михаэль не видит его сейчас. — Хотел просвещение нести в массы? — Михаэль улыбнулся, и Люцифер расслабленно выдохнул. — Да, вроде того. Люцифер молчал и мысленно корил себя за глупость, за то, что вообще посмел надеяться, что Михаэль бы согласился. Тут и с поцелуем проблемы возникли, а что было бы, предложи Люцифер нечто большее?! — Готово, — шепотом сообщил он, отстраняясь и поднимаясь с кровати. — Мне нужно идти. Увидимся на празднике? — Да, — коротко ответил Михаэль, не оборачиваясь. Он поднял свой хитон — снова идеально чистый и сверкающий белизной — и тут же принялся его натягивать, Люцифер торопливо выскользнул в коридор, беззвучно прикрыв за собой дверь.

***

Оставшись в одиночестве, Михаэль сначала еще пытался восстановить дыхание, но все же не смог успокоиться и с размаху ударил кулаком в стену, пробивая ее насквозь. Этого ему показалось мало, он призвал свой меч и стал крушить все, что только видел. Когда кровать, стол, стул и резные ставни превратились в прах, Михаэль остановился. Меч исчез так же быстро, как и появился, оставив лишь легкое покалывание в ладони и жжение в пальцах, а сам он стек на пол, прямо в кучу обломков. На полу оплотом безмятежности и спокойствия лежало перо, вырванное из крыла Люцифера, которое он, наверно, обронил, когда Михаэль запретил исцелять его подобным образом. Подобрав перо, Михаэль долго смотрел на него, вертел в пальцах, ловя блики света, льющегося из ничем не прикрытого окна, скользил по краю, размышляя над тем, как — такое мягкое сейчас — оно может стать безмерно острым и ранить так сильно, что кровь будет ничем не остановить. Непостижимым образом это его успокаивало, и скоро Михаэль полностью пришел в норму. Он поднялся на ноги, и в этот же момент учиненный им бардак превратился в идеальный порядок. Михаэль спрятал найденное перо в подушку и закончил со сборами. Безусловно, он был идеальным сыном, поэтому не опоздал ни на мгновение. Наблюдая за тем, как проходит церемония, как доволен его работой Отец и как все кругом полны воодушевления и радости, Михаэль думал о том, что вполне сможет хранить на одну тайну больше. Во имя Отца, и его возлюбленного сына, и укрепления собственного духа. Аминь.