Votum separatum

Михаэль отпер двери ангельской тюрьмы своим ключом и направился вниз по коридору. Он шел мимо камер, в которых в скором времени запрут мятежников вплоть до объявления приговора, и сердце его обливалось кровью. Ему было искренне жаль тех, кто усомнился в Законах Божьих, поставив его решения и выборы под сомнение. Но куда больше ему было жаль, что он уже ничего не мог для них сделать. Для них и для Люцифера. — Здравствуй, брат, — Михаэль остановился напротив входа в расположенное вдалеке от прочих отделение, глядя сквозь прутья на Люцифера. — Что тебе здесь надо? — огрызнулся тот, щерясь, будто попавший в капкан дикий зверь. — Я пришел поговорить с тобой, — Михаэль открыл замок и переступил порог. Люцифер мог бы броситься на него, мог бы даже попытаться убить, но не стал. Гневливость почти мгновенно сошла на нет, уступив место ворчливому недовольству. — Уходи. Я не хочу, чтобы ты видел меня таким. Михаэль и не подумал уйти, наоборот, подошел ближе, присел рядом с Люцифером и, материализовав плошку с водой и губку, начал стирать с лица и тела кровавые следы и промывать раны. Люцифер не сопротивлялся, но и не рисковал смотреть брату в глаза. Михаэль догадывался, почему. Не хотел увидеть там жалость или сочувствие. Оно и понятно, никто, оказавшийся на его месте, не хотел бы такого. — Ты еще можешь отступиться. Отец простит тебя, если покаешься, — проговорил Михаэль, мягким движением смывая развод со скулы. — Никогда не бывать тому, — мрачно отозвался Люцифер, поджимая губы. — Я знал, что ты так ответишь, но не мог не попытаться, — вздохнул Михаэль, беря его за подбородок и с легким усилием вынуждая повернуть голову. — Посмотри на меня. Люцифер нехотя подчинился. — Я умру? — спросил он с ядовитой усмешкой. — Да, — Михаэль кивнул, неотрывно глядя в некогда полные света и тепла глаза, от которых теперь веяло лишь невыносимым холодом. Вместо неба там теперь виднелась толстая корка льда, а глубины водоема из кристально чистых стали мутными и темными. — Мне... — О нет, избавь меня от этого нытья, — лицо Люцифера исказилось гримасой презрения. — Мне плевать, что тебе жаль. Толку-то? — Ты прав, — Михаэль чуть заметно улыбнулся, дернув уголком губ, и продолжил стирать кровь. — Я говорил с Отцом. И из всех присутствующих на совете единственный дал показания в твою пользу, просил пересмотреть решение в отношении тебя, дать тебе шанс. — Как мило с твоей стороны, — оскалился Люцифер, выдергивая руку из ладони брата и снова отворачиваясь. — Только кому есть дело до твоего особого мнения? Конечно, ты меня защищаешь. Мы же спим вместе. И уже все вокруг знают это. — Никто не знает, — Михаэль отложил губку, взял Люцифера за плечи и повернул к себе. — Прости, что не смог ничего сделать. — Мне было бы легче, если бы ты ненавидел меня, если бы отвернулся и проклял. Меня душит твоя нежность, выламывает ребра, вырывает сердце. Меня тошнит от твоего всепрощения и от твоего лицемерия! Ты говоришь, что любишь меня, а сам преклонишь колени перед этими тварями — отцовскими новыми игрушками! Будешь защищать их, а мне позволишь умереть! — Люцифер... — Михаэль прикрыл глаза, замирая, словно ему отвесили пощечину, но все же не стал ничего говорить в свое оправдание. — Все в порядке. Ты же лучший сын. Никогда не ослушаешься папочку, никогда не пойдешь против его воли. Тебя он сделал идеальным, а меня экспериментальным. И, погляди, что из этого вышло, — Люцифер рассмеялся, но звук его голоса больше не звенел колокольчиками, возносясь в небо, а осыпался на пол треском бьющегося стекла. — Откуда ты знаешь, что это не часть отцовского плана? — Михаэль снова взял Люцифера за руку, сжимая пальцами его холодную ладонь. — Какая разница? Даже если и план, мне в нем отведена роль вечного злодея, которому вот-вот придется проститься с жизнью, — Люцифер все еще избегал смотреть в глаза, бездумно сверля взглядом темный угол за плечом Михаэля. — У тебя много последователей, — отметил он, чуть склонив голову набок и пытаясь поймать взгляд Люцифера. — Я тоже не сидел без дела, пока ты занимался продвижением по службе. Оказалось, склонить ангелов к мятежу не так-то сложно. Они же не наделены способностью думать своей головой. Все только по указке. А, чтобы убедить их, что моя идея лучше идеи Отца, много стараться и не пришлось. Легковерные, — Люцифер закусил губу, а потом все-таки посмотрел на Михаэля так отчаянно и безысходно, что у него защемило в груди, и отчаянно захотелось выть. — Ты будешь меня помнить? — Клянусь. Я ни на мгновение не перестану думать о тебе, — Михаэль дотронулся до щеки Люцифера, погладив ее так осторожно, словно боялся, что от прикосновения кожа обратится в прах — такой холодной она была. Холодной и сухой. — Божественный свет покидает мое естество. Благодати почти не осталось. Ничто не принесет мне тепло: ни огонь, ни покрывало, ни горячий напиток, — Люцифер, чуть слышно хмыкнув, хотел еще что-то добавить, но Михаэль не позволил ему, лишь накрыл поцелуем губы, обнял руками и крыльями, прижимая к себе так крепко, словно хотел вплавить его в себя. Они пробыли вместе почти до утра. Михаэль ушел в самый темный — предрассветный — час, унося с собой холод, обиду и боль. В эту ночь Люцифер смог согреться в последний раз.

***

Мятежников и их предводителя было решено казнить на закате. Палачом был назначен Рафаэль, и Михаэль выдохнул с облегчением — не ему придется смотреть в затухающие глаза, не ему потом они будут сниться в кошмарах. Может, это было малодушно, но Михаэль и так не мог себе многого простить, а уж за убийство брата он бы и вовсе лишил себя крыльев, чина и всех сопутствующих привилегий. Среди присутствующих Михаэль отыскал взглядом Уриэля, но с ним не было Габриэля. Он любил Люцифера едва ли не так же сильно, как Михаэль, и, наверно, не смог найти в себе сил прийти на его казнь. Михаэль не смел винить его за это. Он бы и сам не пришел, но долг обязывал, поэтому Михаэль был здесь. — Принимая во внимание особое мнение архангела Михаэля, Всеотец пересмотрел свое решение. Мятежник не будет казнен, лишь низвержен с Небес в пучины подземные, отныне именуемые Геенной Огненной. Вслед за ним отправятся и те, кто встал на сторону лжи и поставил под сомнение величие владыки нашего, Господа Бога. Приказ надлежит привести в исполнение немедленно, — вещал глашатай, а у Михаэля перед глазами потемнело, и перехватило дыхание. Он и понятия не имел, радоваться ему или печалиться, но, когда подошел к нему ангел — один из его войска — и протянул копье, коим следовало свергнуть изменника, Михаэль не колебался. Он прошел мимо расступающихся ангелов, херувимов и серафимов и замер лишь напротив Люцифера. Тот посмотрел на него и легко улыбнулся. — Кто, если не ты? Тебя запомнят, тебя будут боготворить, тебе будут молиться, — шептал он так тихо, что разобрать мог только Михаэль. — Властью, данной мне Отцом нашим Небесным, я действую не по своему уразумению, а исполняя волю Его. Да будет так! Михаэль ударил основанием копья, и под ногами его и мятежников разверзлось Ничто, лишенные возможности летать, они все устремились вниз на безумной скорости, лишь Михаэль спускался степенно и плавно. Солнце отражалось от его доспехов и крыльев, бликовало у навершия копья. Люцифер смеялся, и чем ниже он оказывался, тем сильнее преображался, превращаясь из прекраснейшего архангела в уродливого нечестивца. Падшие кричали и корчились от боли, но никто из них не молил о пощаде, они оставались верны своему предводителю. И в глубине души Михаэль гордился ими. Когда и земля расступилась перед отступниками, открывая зев Геенны Огненной, Михаэль на мгновение отвел взгляд, обернулся к небу, и только потом продолжил путь. Нагнав Люцифера, он пронзил его копьем, пригвоздив к ближайшему скату расселины, и тогда все вокруг поглотила тьма. Небо затянуло тучами, пошел дождь. Михаэль выдохнул с облегчением, отпуская оружие и бросаясь к Люциферу. — Я помогу тебе. Прости. Я должен был это сделать, — шептал он, ломая древко и стаскивая с него Люцифера, который уже почти никак не реагировал. Опаленные, изломанные крылья висели за спиной безжизненным полотном, исказившиеся черты лица напоминали уродливую маску, спутавшиеся, потемневшие от копоти волосы обрели причудливую форму рогов, но для Михаэля все это не имело никакого значения. Он перенес Люцифера в каменную нишу, уложил там, укрывая от дождя, а потом стал одно за другим выдергивать свои перья, поджигать их и заливать раны, которые пусть и с трудом, но все-таки начали затягиваться. — Оставь меня, дай умереть спокойно, — шептал Люцифер, и скрип его голоса причинял Михаэлю боль. — Ты не умер бы в любом случае, но я хочу, чтобы ты скорее поправился, — Михаэль все выдергивал и выдергивал перья, хотя уже не мог их поджигать из-за влаги. И Люцифер схватил его за руку, останавливая. — Тсс, перестань, иначе не сможешь взлететь и вернуться домой, где тебя ждут с почестями и восторгами, — Люцифер не улыбался больше, и глаза его постепенно заливала краснота. — Ты все сделал правильно. Ты был очень хорош. Величественный, в сияющих доспехах. Непоколебимый. Я люблю, когда ты такой. Когда в тебе горит огонь, когда в ярости ты уничтожаешь все на своем пути. Обещай, когда мы встретимся в следующий раз, ты все еще будешь таким. — Я обещаю, — Михаэль слабо кивнул и потянулся к Люциферу, но тот мотнул головой, запрещая к себе прикасаться. — Не надо. Это причинит мне боль. Уходи сейчас. Уходи, ладно? Я справлюсь. Астарот и Асмодей присмотрят за мной, — Люцифер первым убрал руку, отпуская Михаэля. И ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он поднялся на нетвердых ногах, подобрал свое копье и взлетел, хоть и не с первой попытки. Ослабевшие крылья не сразу вознесли его на небо. Пришлось еще немного передохнуть на Земле. И лишь потом лететь выше. На Небесах, как и говорил Люцифер, его встречали с почестями, как настоящего героя, все кругом благословляли его, славили и предрекали большое будущее. Михаэль же, выдержав полагающееся на все празднества и церемонии время, скрылся от посторонних глаз сразу, как только смог. У него еще не было сил злиться, пока ему нужно было принять случившееся, поэтому всю ночь он просидел в райском саду, задумчиво глядя в глубины водоема и пытаясь отыскать там одному ему понятный знак. Многие сказали бы, что они с Люцифером постоянно ссорились, потому что чаще всего их видели кричащими друг на друга, но Люцифер просто пытался доказать, что у него есть право выбирать, а Михаэль желал уберечь своего строптивого брата, осадить, остановить, чтобы тот не наделал глупостей. Но не вышло. Он оказался прав, в один далеко не прекрасный момент его добровольной жертвы оказалось недостаточно, чтобы искупить вину Люцифера. Вздохнув, Михаэль провел ладонью по зеркальной водной глади, запустив реакцию из появляющихся друг за другом кругов. Так и Люцифер сделанным выбором пустил по отлаженной системе рябь, за что и поплатился. Михаэль закрыл глаза, вспоминая улыбку, которую редко кому доводилось видеть. Улыбку Люцифера, полную мягкости и тепла. Он был внимателен, заботлив и ласков, но другие видели в нем только ершистость и непокорность, заносчивость, гордыню. Об этом было больно думать, и Михаэль попытался отвлечься на боль иного плана — физическую. И снова досталось крыльям. Он выдернул все белые перья, но на их месте тут же медленно начинали проклевываться, принося ужасные страдания и мучения, новые. — Думаешь ли ты, что я несправедлив и немилосерден? — раздался в его голове голос Отца, и Михаэль вздрогнул от неожиданности. — Нет, не думаю, — отозвался он, качая головой. — Ты милосерден, справедлив и добр. Ты помиловал того, кому не было прощения, и оставил в живых его свиту. Ты достоин восхваления и любви, ты достоин почестей и даров, что подносят тебе твои верные слуги и дети. Как прежде, так и теперь. И во веки веков. Видимо, Бога удовлетворил ответ, потому что Михаэль перестал ощущать его присутствие и только тогда заметил, что по щекам его текут слезы от горечи, скопившейся в сердце. Отерев лицо подолом хитона, Михаэль поднялся на ноги и ушел к себе в келью, где мгновенно забылся тяжелым сном и проспал вплоть до тех пор, пока у него не выросли новые перья. Черные, как хранимая в душе печаль.