Votum separatum

Алекс был мертв. Совершенно точно. Михаил нашел его в Стратосфере, лежащим в луже собственной крови, уже впитавшейся в покрывало и простыни. По приступку вокруг кровати были расставлены свечи, и ритуальный нож валялся рядом. И никаких следов борьбы. Был ли Алекс в сознании, когда Нома его убила? Михаил надеялся, что нет. Он смотрел на бездыханное тело, но не видел ничего — слезы застили взгляд. Вот он, самый страшный кошмар, случился с ним наяву. Когда в окно Стратосферы влетел Гавриил, Михаил сидел на кровати, обнимая Алекса, прижимая его голову к своей груди и раскачиваясь вперед-назад, словно пытаясь успокоить и убаюкать ребенка, увидевшего плохой сон. — Михаил, — Гавриил встал за спиной и протянул руку, чтобы положить на плечо, но не сделал этого, лишь тяжело выдохнул, — я знаю, что ты чувствуешь. Мне очень жаль. От звука чужого голоса, Михаил вздрогнул, сморгнув, и по щекам потекли слезы. Если бы Гавриил спросил, больно ли ему, Михаил бы ответил, что нет. Ему не было больно, ему было пусто. До перехваченного дыхания, до пропускающего удары сердца, до стиснутых зубов и щемящего нытья в груди. И от этого становилось по-настоящему страшно. Когда к Михаилу вернулась способность более-менее адекватно воспринимать реальность, он почувствовал, что место пустоты заняла ярость, которая теперь требовала выхода. И не просто крушения всего, что попадется под руку, а мести. Кровавой. Только жизнь Номы могла искупить ее поступок. — Ты как? — спросил Гавриил, когда Михаил отпустил Алекса, уложив его на подушки и накрыв чистым краем покрывала. — Нужно вернуться в Мэллори, — спокойно отозвался он, взял Алекса за правую руку и закатал рукав его форменной куртки до локтя. — Видишь? Михаил указал на татуировку, ту, что осталась у Алекса даже после того, как Джулиан прижег одну на лопатке, отчего вся остальная вязь послания исчезла. — Она движется, несмотря на то, что Алекс мертв. Значит, это послание для меня. Вот тут, — Михаил ткнул пальцем в темный круг, — Утренняя звезда, а вот здесь, — он прочертил пальцем линию до другой точки, — координаты. Трижды я был не просто в одном из городов, находящихся под защитой Люцифера, я был в том, где находился он сам. Понимаешь? Все это время я был рядом с братом, но не почувствовал его присутствия. — Очевидно, он не хотел этого. В прошлый раз наша встреча закончилась не самым приятным образом. Думаю, он не стремился ее повторить, — Гавриил посмотрел на татуировку и нахмурился, а потом заглянул в горящие злобой глаза Михаила и нахмурился еще больше. — Что ты собираешься с ним сделать? — С ним? С ней! Мне нужна Нома. И пока она жива, весь остальной мир меня не волнует, — Михаил фыркнул, растянув губы в кривой улыбке маньяка-убийцы. Такая была хорошо знакома Гавриилу. С такой Михаил истреблял род людской в самом начале времен. И Гавриил знал, пока Михаил своего не добьется, он не успокоится. — Ты бросишь Алекса тут? — он попытался воззвать к здравому смыслу, напоминая, что есть вещи важнее расправы. — Я уверен, ты воздашь ему все необходимые почести, но я не могу присутствовать, у меня есть срочное дело. Михаил выскочил из окна, на ходу расправляя крылья, и на всей доступной ему скорости устремился в Мэллори. Второй долгий перелет после драки с Гавриилом должен был ослабить его, но Михаила питала ненависть и ярость, поэтому он не чувствовал ничего, кроме всеобъемлющего желания отомстить. Мэллори встретил его пронзительным воплем, вспоровшим гробовую тишину и тут же потонувшим в ней. — Нома! — крикнул Михаил, приземлившись, отчего в воздух взметнулся столп пыли. Он побежал в сторону церкви, мимоходом отметив, что костер не горит. Двери были распахнуты, а внутри происходила какая-то возня. Михаил вошел внутрь, прищурившись. После яркого дневного света сложно было привыкнуть к полумраку церкви сразу. Но если глаза немного подвели его, то слух был все так же остер, а рефлексы — молниеносны. Михаил не дал себя оглушить, обернувшись и перехватив занесенную для удара балку. — М-михаил? — дрожащим голосом спросила Лорел, разжимая руки и бессильно осев на пол. Михаил отбросил балку в сторону и опустился рядом с девушкой. — Что ты здесь делаешь? — Пророк велел мне вернуться. Сказал, у нашего Отца еще есть планы на меня, — сбивчиво объяснила Лорел. — Но как? Ты же был мертв... — Я — архангел, меня не убить простым ножом, — Михаил поднялся и потянул девушку за руку вверх. — Ты все еще слышишь голос? Лорел кивнула, глядя на Михаила с подозрением и недоверием. — Что он говорит? — Что ты лжешь. Что ты не тот, за кого себя выдаешь. Что ты не можешь быть жив, значит, твоим телом завладел низший ангел, и сейчас он управляет им, — Лорел отступила на шаг, приготовившись не то атаковать, не то бежать. — Посмотри мне в глаза. Видишь? Они не черные. Взгляни на зубы, — Михаил оскалился, давая Лорел шанс убедиться, — обычные. Я не низший. Не одержим. И не мертв. И Бог твой никакой не Бог, а мой брат. Лорел казалась сбитой с толку, а от того еще более опасной. Михаил разозленно фыркнул, собираясь сказать нечто неприятное, но промолчал, лишь медленно выдохнув. Он подождал, пока волна злобы уляжется, а после спросил, не особо рассчитывая на ответ: — Ангел. Здесь был еще один ангел. Точнее, была. С белыми крыльями. Ты видела ее? Лорел потрясла головой, и Михаил отвернулся, направившись к алтарю. Он точно слышал возню. Не могла же Лорел имитировать шум борьбы, если только это все не ловушка. Но кто тогда кричал? — Здесь был кто-то еще. Ты знаешь, кто он и где он сейчас? — Михаил обернулся и тут же замер. Нома держала Лорел за горло одной рукой, а другой прижимала к ее спине кинжал. — Сделаешь шаг, и я убью ее, — предупредила Нома, зло щурясь. — Убивай, — пожал плечами Михаил, но все же не двинулся с места. — Ты не позволишь мне это сделать. Разве нет? — Нома издевательски усмехнулась. — Почему я должен тебе мешать? Кто она такая, чтобы я переживал за ее жизнь? — Михаил склонил голову к плечу, внимательно глядя на Ному. Он не испытывал ни сожаления, ни сопереживания, его действительно не волновало, что Лорел могут убить. Он бы и сам ее прикончил, соверши она глупость и попытайся снова на него напасть. — Тогда зачем ты защитил ее в день ритуала? Зачем отдал свою жизнь в обмен на ее? — Нома, кажется, была удивлена и обескуражена, не зная, во что ей верить. — В тот момент мне казалось, что это правильно, что так будет лучше. Что невинная душа не должна умирать в угоду ненастоящего Бога. Теперь я вижу, что это было зря. Я не должен был решать за Лорел, жить ей или умереть. Пока я занимался спасением жизней жителей этого дрянного городка, я потерял то, что действительно было важно, — Михаил говорил ровно и спокойно, ни один мускул на его лице не дрогнул, даже бровь не дернулась. Он смотрел на Лорел, и взгляд его был насквозь пропитан безразличием. — По твоей вине умрет не только она, но и ребенок, которого она носит под сердцем. Твой ребенок, Михаил, — Нома сильнее сжала горло Лорел и оцарапала кинжалом спину. — Это невозможно, — отозвался Михаил холодно. — Я позаботился о том, чтобы ничего подобного не произошло. А если бы она вдруг оказалась беременна от меня, я был бы первым в очереди желающих ее убить. — Пожалуйста, не надо, — прошептала Лорел, скребя слабыми пальцами руку Номы и умоляюще глядя на Михаила. — Прошу, помоги мне. — Ты жестокий, Михаил, — Нома криво улыбнулась. — Отчасти в том, что это так, виновата ты. — Я отдала все за Алекса. Я стала из-за него никем. Я перестала быть ангелом, но, потеряв крылья, и человеком не сделалась. Я отдала за него кое-что больше жизни. Я отдала за него всю свою суть, свою благодать. Я еще дышала, но уже была мертва изнутри, уже была обречена на вечное увядание и гниение, — Нома выплевывала каждое слово, словно надеялась, что хотя бы одно из них заденет Михаила, но он оставался полностью равнодушен. — Ты не знаешь, что это такое — потерять себя. — Да что ты?! — внезапно огрызнулся Михаил, выпуская крылья и делая рывок вперед. — Ты ничего не знаешь обо мне и моей жизни. Ты и представить не можешь, что я потерял. Но даже после этого не отступился, даже после этого не перестал верить. А ты недостойна быть ангелом, Нома. Ты не заслуживаешь крыльев. Ты не заслуживаешь жизни! Пока они говорили, Михаил достал клинки и уже замахнулся, чтобы ударить Ному, но та закрылась Лорел как щитом и сама вонзила в нее кинжал, проткнув насквозь. — Кровь от крови, плоть от плоти. Прими эту жертву, Люцифер, приди и защити дитя свое от гнева Божьего, гнева праведного, очищающего огня. Лорел вскрикнула, несколько раз дернувшись, словно бабочка, насаженная на иглу, и затихла. И в ту же секунду церковь залил ослепительно-яркий свет. И Михаилу, и Номе пришлось заслониться от него, чтобы не ослепнуть. По ушам ударил раздражающий писк на грани слышимости, словно радиопомехи или ультразвук. Нома болезненно охнула, падая на колени и склоняясь в три погибели, Михаил лишь закусил губу и потряс головой, стараясь отделаться от неприятных ощущений. Но слабость сковала его тело, и он даже пальцем пошевелить не мог, не то что сделать шаг или повернуться. Когда все стихло и успокоилось, а Михаил пришел в себя, он увидел странную картину. Люцифер стоял напротив. Живой. Во плоти. Не как часть больной фантазии или галлюцинация, а такой, каким Михаил не видел его уже очень давно. — Рад встрече, брат, — Люцифер улыбнулся, протянул Номе руку и помог подняться. — Не ожидал меня увидеть, не так ли? А я вот очень ждал. Если бы ты сохранил Лорел жизнь, я бы переродился в теле ее ребенка. Рос бы, как растут все дети, учился чему-то, познавал бы мир. Кто знает, может, я бы стал другим. Избранным. И еще лет через двадцать пять развязал бы новую войну. Или помог завершить нынешнюю. — Нет, ты бы этого не сделал, — покачал головой Михаил, скользя мутным от подступающих слез взглядом по знакомому и в то же время незнакомому лицу, чуть дольше необходимого всматриваясь в не затянувшиеся еще ожоги и покрытые подсохшей сукровицей раны. — Возможно. Однако меня бы воспитывал ты, поэтому, кто может поручиться за то, как все сложилось бы, — Люцифер развел руками и негромко хмыкнул. — Но нет смысла гадать, ведь ты позволил ей умереть, так что придется работать с тем, что есть. Я чувствую себя гораздо лучше. Две последние жертвы буквально вернули меня к полноценной жизни. И я должен отплатить тебе за добро, Михаил. Глаза Люцифера блеснули красным, и он, положив руку Номе на плечо, резко надавил, заставляя ее встать на колени и опустить голову. — Ты хотел расправы, хотел забрать жизнь в обмен на отнятую жизнь. Что ж, давай... — Но как же так? Ты же обещал! — крикнула Нома, дергаясь под рукой, но не имея возможности высвободиться из стальной хватки. — Да, и, в отличие от тебя, я свое обещание выполнил. Я сказал, что верну тебе крылья. И вот они, уже у тебя. Но я не сказал, что после содеянного ты будешь жить долго и счастливо, — улыбка сошла с лица Люцифера, и теперь он смотрел на Ному с презрением и отвращением. — Кроме того, дорогуша, ты предала моего брата. Но никто на всем белом свете не имеет на это права. Не считая меня, конечно же. — Пожалуйста, пощади, — взмолилась Нома, обращаясь не то к Люциферу, не то к Михаилу. — Я просто хотела снова попасть домой. — О, милая, как только папочка вернулся бы на Небеса, он подарил бы тебе новые крылья. Потому что больше всего на свете ценит верность и чистоту помыслов. А ты убила последнего, можно сказать, святого человека на Земле. Ты уничтожила последнюю незапятнанную тьмой душу ради возможности летать. Глупая, глупая девочка. Неужели ты надеялась, что после такого тебе позволят вернуться? — голос Люцифера звучал нежно, но слова обжигали, яд так и сочился сквозь каждое из них, причиняя невыносимую боль. — Прошу тебя, не убивай меня, Михаил. Я сделаю все что угодно, только не отправляй меня в Пустоту, — Нома трясла головой, закрывая лицо руками, и уже даже не пыталась вырваться, понимая, что это бессмысленно, что ее никуда не отпустят. И даже если Люцифер сжалится и даст ей фору в несколько минут, Михаил не позволит ей уйти далеко. — Ты сама определила свою дальнейшую судьбу в тот миг, когда сделала выбор, — чеканя каждое слово, проговорил Михаил, глядя на Ному с ненавистью. — Властью, данной мне Господом Богом, я изгоняю тебя, Нома, из этого тела и из этого мира. Михаил не колебался. Его рука не дрогнула ни на секунду. Одним выверенным движением он вогнал меч в шею сзади по самую рукоять, а потом так же легко вынул его, отер о край плаща и сунул в ножны. — Аминь, — со смешком отозвался Люцифер, хватая тело Номы за волосы и таща во двор. — Сожжем ее, чтобы не было соблазна вернуться, да? Он подмигнул Михаилу, щелкнул пальцами, снова заставляя кострище полыхать ярким огнем, и с легкостью, словно у него в руках был не труп, а щепка, швырнул то, что осталось от Номы, в костер. Михаил, остановившись в дверях, оперся плечом о косяк и смотрел на это пустым отстраненным взглядом. — Что? Не знаешь, как теперь жить дальше? Отомстил, потерял, проиграл... — Люцифер присел на ступеньку перед входом в церковь и искоса взглянул на брата. — А я тебе скажу. Отец скоро вернется и все расставит по местам. Даст тебе новый смысл жизни, а меня снова сошлет куда-нибудь подальше. Отблагодарит тех, кто остался ему верен, накажет тех, кто, по его мнению, поступал недостойно. И построит на руинах новый дивный мир. Знаешь, как говорят? Если все в жизни рушится, не паникуй, просто представь, что построишь на освободившемся месте. — Видимо, пора задуматься над тем, что буду строить я, — заметил Михаил, неотрывно глядя на огонь, — ибо все, что я знал и любил до этого, превратилось в руины. — Твое сердце болит по тому ли, что ты потерял? Или по тому, что никогда не имел? Или по тому, чего жаждешь сильнее всего? — Люцифер, поднявшись по ступенькам, встал напротив брата, задумчиво всматриваясь в запачканное кровью, испещренное ссадинами и разной глубины ранами лицо. — Посмотри на меня и скажи, что не рад меня видеть, что не счастлив и что отдал бы все на свете, чтобы Алекс был жив, а я оставался твоей галлюцинацией. Скажи это, глядя мне прямо в глаза. Михаил с большим трудом заставил себя взглянуть на Люцифера, но как только встретился со знакомой до сладкой истомы в груди и перехваченного дыхания небесной синевой и водной глубиной, как только позволил себе осознание, что Люцифер не плод его воображения, а действительно стоит здесь живой и практически здоровый, все сомнения ушли прочь. Глаза снова наполнились слезами, но уже не от боли и безысходности, а от счастья. И Михаил покачал головой, отказываясь что-либо говорить. — Тогда не стой, как истукан, а обними меня, идиот, — прошептал Люцифер с такой нежностью, на которую был способен только он один, и раскрыл руки для объятий. Уже позже, когда они лежали на полу среди осколков разбитых святынь и в обрамлении покосившихся алтарей, когда Люцифер, подперев голову рукой, смотрел на расслабленного и успокоенного Михаила, кончиками пальцев водя по коже и, как и прежде, холодными прикосновениями уменьшая жжение в ссадинах и ранах, Михаил спросил: — Так ради чего все это было? Я имею в виду все вообще. Начиная с рождения Избранного и заканчивая сегодняшним днем? — О, Михаил, мой возлюбленный брат, ты так близок к Отцу, но не видишь дальше собственного носа... — Небо лучше видно из Ада, — обиженно фыркнул тот, нахмурившись. Но, конечно, он не мог слишком долго дуться на Люцифера, тем более, когда он подвинулся еще ближе и прижался к боку так трогательно и уютно, что Михаил невольно улыбнулся, ловя теплый ласковый взгляд. — Конечно, лучше, вот я и объясняю тебе. Смотри, Отец ушел за несколько недель до того, как должен был родиться Избранный ребенок, но ты же знаешь, как правило, дети из ничего не делаются. Ну, не считая Иисуса, конечно же, но Чарли уж точно не тянула на пресвятую деву Марию, так что вариант с непорочным зачатием отпадает. В общем, посуди сам, восемь месяцев беременности, а до этого выбор подходящего кандидата на роль отца, места и времени... Улавливаешь, к чему я клоню? — К тому, что это все было спланировано? — Михаил удивленно приподнял брови, глядя на Люцифера с недоумением. — Бинго! Именно так. Папочка все это подстроил. — Но зачем? Почему он так поступил со своими творениями? И с нами? — Нет-нет, ты не понял. Он с вами никак не поступил. Он не предал вас, не разлюбил. Но дал вам возможность самим решать, что делать дальше. И ты только посмотри, к чему привело это ваше самоволие! К тому, что вы начали ругаться, развязали войну друг против друга, войну, которой даже не предвиделось конца. Да такую глупую, что мне пришлось вмешаться, чтобы спасти хоть немного людей от ваших распрей, чтобы примирить вас, объединив одним общим горем, — Люцифер улыбался так светло и трогательно, что у Михаила совсем не получалось злиться на него, поэтому он только сосредоточенно сопел, злясь уже на себя. — Как же я мог быть таким слепым? Как я мог допустить подобное? — Я отправлял тебе сообщения, чертя их на руке Алекса. Но ты бросил его на произвол судьбы, а волею своей собственной оказался в Мэллори. Это было даже лучше, чем если бы ты прочел мои знаки. Только ты оказался глух, не внял моему призыву. Пришлось действовать по ситуации, выводить тебя на эмоции, но ты опять, как всегда, прибегнул к излюбленному способу — затыкать всех вокруг поцелуями и сексом, — Люцифер погладил брата по щеке и легко усмехнулся. — Что же теперь делать? До того, как Отец вернется? — Михаил был мрачен и тих, излишне тих — Люцифер заметил в его взгляде подступающую волну самообвинений. — Исправить все. Хотя бы попытаться. Перестать воевать, объединить всех выживших людей, защищать их от того зла, что еще придет за ними. Защищать себя. И вынести урок из произошедшего, — Люцифер неопределенно повел рукой, намекая на то, что работы предстоит много, что война не выиграна и что самое трудное еще впереди. — Избранный не помог. Да и не смог бы помочь. Ведь вся его жизнь — эффект плацебо. Он не был создан для того, чтобы вывести мир из тьмы, наоборот, он стал своего рода яблоком раздора. Теперь яблока нет, и стоит подумать об объединении. Нужно восстановить позиции, снова отстроить разрушенный город. У вас есть небольшая фора. Если вы с Гавриилом будете все делать сообща, у вас получится. — А ты? Как же ты? Ты поможешь нам? — Михаил повернул голову, глядя на Люцифера серьезно и вместе с тем растерянно, поймал его ладонь своей и крепко сжал пальцы, уже предчувствуя, что Люцифер уйдет прямо сейчас и снова оставит его одного, но страстно желая отсрочить этот момент хотя бы еще на немного. — Если хочешь, то у вас будет пара костров с пламенем, не дающим низшим ангелам подойти к городу. И я могу поселить в Веге одного из своих пророков. Но я не останусь, а огонь придется поддерживать жертвоприношениями. Одна душа в пять лет на каждый костер. Но, Михаил, собрать грехи в таком большом городе будет непросто. И где ты найдешь добровольцев, которые захотят умереть за Вегу и всех ее жителей? — Люцифер осторожно высвободил руку из цепкой хватки и немного отстранился. — Даже сейчас, когда Отца нет, когда никто не может решать, что тебе делать, ты не останешься со мной? — Михаил приподнял брови в удивлении и несколько обиженно поджал губы. — Вы с Гавриилом отлично справитесь вместе. Возможно, позже к вам присоединится Рафаэль, если посчитает, что вам нужна помощь, — Люцифер торопливо облизнул губы и опустил взгляд, что значило, что он сожалеет. — Пожалуйста, Люцифер. Ты не можешь сейчас уйти, не можешь оставить меня одного. Ты отнял все, чем я дорожил хоть немного, а теперь хочешь бросить меня опять? — Михаил начинал злиться, но скорее от бессилия, чем от действительно подступающей ярости. — Если все это отцовский план, значит, и то, что мы сейчас здесь с тобой — тоже какая-то его часть. Значит, он хочет, чтобы мы были вместе. Разве нет? — Если бы он этого хотел, то не заставил бы тебя свергнуть меня с Небес. — Это было его испытание, он хотел убедиться... — начал Михаил, но Люцифер прервал его, прижав указательный палец к губам. — Ничего не говори, ладно? Если ты скажешь, что готов все бросить и пойти вслед за мной, я скажу тебе — нет. Ты должен помочь жителям Веги, ты должен найти для них нового лидера. Ты сам можешь стать для них лидером. Ты это умеешь. Ты превосходный полководец. А люди, если честно, не так уж сильно отличаются от ангелов. Мозгов у них тоже не хватает, они всегда перекладывают свою ответственность на кого-то другого. И ты, Михаил, ты и есть этот самый другой. Я приду, когда тебе будет нужна моя помощь, когда беда подступит к воротам твоего нового дома. И мы будем биться плечом к плечу, как ты любишь, как люблю я. — Мой дом там, где мое сердце. А мое сердце всегда с тобой. — Не лги себе, Михаил. Ты любишь не меня, а мятежный дух, противоречие, жажду запретных знаний и стремление к свободе. Все то, чего у тебя никогда не было. Все то, чего ты так страстно желал. Ты любишь не меня, а свое представление обо мне. Я же уже давно не такой, каким ты меня помнишь. Полвечности в Клетке сделали свое дело, — Люцифер болезненно улыбнулся и поднялся, подбирая с пола свою одежду, которую для него заранее приготовил Пророк, ожидая возвращения своего господина. — Ты хотел знать первопричину всего этого, верно? И я скажу тебе. Просто все должно вернуться на круги своя. Рай, Ад, люди на Земле, снова верующие в Бога, снова боящиеся его и подчиняющиеся его воле. Добро, зло, свет, тьма, гармония, баланс. Важнее всего, Михаил, соблюдать баланс. Он был нарушен, но сейчас самое время его восстановить. И ты тот, кто должен сделать это. А я тот, кто будет поддерживать его после. Во веки веков, Михаил, во веки веков. Люцифер закончил одеваться, обернулся, взглянув на Михаила, улыбнулся ему и кивнул, после чего расправил крылья и улетел, оставив брата одного. У Михаила даже не было сил, чтобы гневаться, чтобы разнести всю церковь по камешку. Да и не виновата она была в том, что все снова вышло не так, как он полагал. Похоронив Лорел и развеяв прах Номы над морем, Михаил вернулся в Вегу, где его все это время ждал Гавриил. — Горожане в отчаянии. Все ждут тебя и твоего решения. Что ты им скажешь? Кого назначишь правителем? Михаил посмотрел на брата устало и мрачно, но все же кивнул и отправился решать вопросы о том, что делать дальше, с еще живыми сенаторами. Михаил был не настроен спорить, но пришлось. И споров вышло много. В итоге было принято решение сделать так, как того хотела Клэр, — вернуть городу демократию, отменить деление на касты и позволить всем людям жить в относительном мире друг с другом, а не устраивать революцию внутри городских стен и не доводить больше Вегу до настолько плачевного состояния. Как только все было согласовано и задокументировано, Михаил записал объявление к горожанам, пообещав не только изменить все устои города, но обеспечить работой на ближайшее время абсолютно всех. В конце концов, следовало восстановить то, что было разрушено в ходе войны. И это касалось не только зданий и подземных ходов. Убедившись, что все в каком-никаком, но порядке, Михаил ушел, желая побыть в одиночестве. Он не отправился в Стратосферу, а полетел на ту крышу, где они впервые говорили с Алексом, где Михаил рассказывал ему о своем Отце и слушал о Джипе. Сидя под железной балкой и глядя на искусственные огни пережившего потрясение города, он не сразу заметил, что в какой-то момент оказался на крыше не один. Михаил настолько устал, что его сознание едва улавливало присутствие кого-то еще. — Уходи, у меня сейчас нет желания разговаривать, — Михаил, краем уха различивший шелест крыльев, устало выдохнул и с трудом расправил свои, собираясь, если потребуется, снова куда-нибудь улететь. — А мне казалось, ты хотел, чтобы я пришел, — раздалось сбоку, и Михаил резко обернулся, едва не ударившись виском о балку. Рядом с ним действительно стоял Люцифер, настоящий, а не плод истосковавшейся фантазии. Или..? Люцифер как будто догадался, о чем он думает, впрочем, все сомнения просто были написаны на лице Михаила. — Я подумал, мои люди не переживут краха иллюзий, когда узнают, что я не тот Бог, на которого они рассчитывали. Поэтому я продолжу поддерживать с ними связь издалека. Система отлажена и работает хорошо. Мне не стоит вмешиваться, иначе я все только испорчу, — Люцифер усмехнулся, присаживаясь рядом с Михаилом. — Ну а тебя я не видел слишком давно. И одного раза мне точно не хватит, чтобы возместить все упущенные возможности. Михаил схватил Люцифера за воротник рубашки, притягивая его к себе и злобно сверкая глазами. — Я убью тебя! Я клянусь, что убью тебя! — рычал он, сжимая пальцы до судороги. — Сколько раз за ночь ты сможешь меня убить? Сколько ночей подряд? — со смешком поинтересовался Люцифер, вопросительно приподняв бровь. Михаил набрал в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться многословной тирадой, но Люцифер самым наглым образом заткнул его поцелуем. И Михаил снова почувствовал себя в Раю. Он ощутил кожей дуновение теплого ветерка и щекотание травы, он расслышал шелест листьев и щебетание диковинных птиц, он вдохнул одуряюще сладкий запах райских яблок, и осознал, что смех Люцифера даже сквозь поцелуй звенел серебряными колокольчиками, возносясь в небо. Михаил улыбался, чувствуя себя таким счастливым, каким не был уже целую вечность. Это и стало первопричиной. По крайней мере, для всего, что делал Люцифер.