Семейка

...туда, где я не бывала

Над головой заунывно плыли облака, кажется, собирался дождь. Несмотря на это, на улице было душно, влажно и все время хотелось отдернуть узкий ворот футболки. Еще больше подогревал раздражение гул самолета, в который сейчас я и еще кучка народу пытались погрузиться. Люди маленькими шагами продвигались ближе к лестнице, ведущей внутрь салона. Сзади толкались, что-то шипели и неустанно пытались протолкнуть других вперед. Никогда не любила Этот Город. Наверху нас встречали стюардессы и стюарды, безукоризненно одетые в надлежащую форму. Одежда слегка смялась из-за движений, зеленые платки немного выбивались. На лицах персонала сверкали натренированные улыбки и с губ поминутно слетало "Здравствуйте" и "Рады Вас видеть". Я мельком улыбнулась в ответ и вежливо поздоровалась, думая о том, что у них должны бы смозолиться языки. В салоне стоял тихий гул. Глаза почти болели от хаотичности картины сейчас было лето, нередко встречались и яркие неоновые футболки и шорты у девочек. Мне помогли с нахождением моего места, а позже и с погрузкой ручной клади, за что я была очень благодарна. Плюхнувшись в кресло, я угнездила свой рюкзак у себя на коленях, кратко отписалась маме о том, что я в порядке, на самолет успела, скоро взлетаем, никто не обижает. Получила сотню целующих и подмигивающих смайликов перед тем, как перевести телефон в авиационный режим. Последующие инструкции относительно поведения на время полета и на случаи непредвиденной посадки прошли быстро и почти не запомнились. За иллюминатором на ровной поверхности асфальта расплескались лучи заходящего солнца. Хмурый день неожиданно подарил один из самых ярчайших и сочнейших закатов, которые я могла вспомнить в Этом Городе. Он горел так, словно бы на той стороне неба, для меня недосягаемой, проводился фестиваль с бумажными красными фонариками, костюмами драконов и, несомненно, восхитительными танцами. Я легко улыбнулась. Казалось, что Этот самый Город, в котором меня не ждала даже пустая квартира, решил на прощание махнуть мне рукой и тепло сказать: "И не возвращайся сюда больше, кислая мина". Я по-глупому махнула ладонью в сторону заката и сфотографировала его на телефон. Самолет тронулся. Уже спустя минуту так тронувший меня закат я наблюдала с невероятной высоты. Вздохнув, я отвернулась, заткнув уши наушниками. Спустя два или три часа салон стал постепенно погружаться в темноту, наполняться сонным сопением и тихими переговорами. Стало по-уютному приятно. Я плотнее завернулась в старую любимую кофту, затянула волосы в пучок и, немного повозившись, заснула. Во сне в самолете я летела одна. Был такой же полумрак, рассеиваемый лишь едва заметным освещением из-под кресел. Все иллюминаторы были открыты, в их глазах плескалась темнота неба с проблесками белейших звезд на его полотне. Железная птица издавала лишь едва заметным шум, который успокаивал, синхронизировался, казалось, с каждой клеточкой тела, успокаивал дыхание и головную боль. Я слышала стук своего сердца, слышала шепот ветра за иллюминатором и тихое сопение людей, про которых я не забывала, но которые вдруг стали столь едиными. Я успокоилась и расслабилась, словно не было иссушающей сессии, вечных недосыпов и непрекращающейся спешки. Когда я открыла глаза, снаружи уже светлело. Пастельные тона, столь же невесомые, сколь дыхание бабочки, накрывали небо. Облака полусонно парили словно лежа на бархатных одеялах. Мягкие цвета не впивались в еще не привыкшие глаза. Люди спали, было тихо. То волшебное чувство единения меня не покидало, и я, потянувшись выскользнула из своего кресла, ступая голыми ступнями по ковру. Вытащив из ручной клади тапочки, я их надела, радуясь мягкости и комфорту. Освежившись после сна, я вновь уселась на свое место. Откинула голову, завернулась в кофту, сложила по-турецки ноги. Сонное сопение меня успокаивало. Я замерла, заметив первый луч начинающегося рассвета. Это был маленький, робкий луч, скользнувший по иллюминатору и окрасивший часть стены в оранжеватый цвет. Сердце зашлось в почти детском восторге, глаза широко раскрылись, а кончики пальцем закололо. Едва ли не не взрываясь от переполнявшего нетерпения, я осторожно выглянула в иллюминатор. И в то же мгновение меня едва не снесло целой волной эмоций и чувств, которых вдруг стало слишком много в грудной клетке, которые выплескивались одновременно и на меня и из меня. Снаружи сиял рассвет. Сиял, выглядывая из-за горизонта, словно ребенок из-под пушистого одеяла рано утром. Сиял, словно раскаленное золото выливалось из хрустальной чаши. Он светло улыбался, подмигивая и уверенно говоря: "Вот он - новый день!" Я улыбнулась, ощущая мягкое прикосновение к щеке, затем огладившее лоб и волосы, скользнуло по пальцам. И там, внизу, освещаемое этой энергией, сиял - совсем-совсем как рассвет! - Город. Он лежал там, среди степей и рек, словно самый драгоценный камень, самый восхитительный минерал, словно не ограненный пока рукой мастера, но еще более прекрасный от этого. Я в восторге слушала как бьется быстро-быстро сердце и теплом отдается одна мысль. "Меня ждет Город. Меня ждут в нем". И, я могла поклясться, в моей грудной клетке, где не так давно плескалось море из переливающихся эмоций, поселилась птица. Певчая, ранняя и очень счастливая. Она пела моим голосом и дышала моим дыханием. И она очень сильно рвалась наружу вместе со всей своей радостью. Раздался звук, оповещающий о том, что с нами собирается говорить капитан этого самолета. Он слегка сонным голосом высказал свои надежды о нашем хорошем самочувствии, сообщил о температуре, нашем местоположении и о том, что мы пребудем в аэропорт очень скоро. Мне хотелось кинуться в его кабину и заблагодарить до смерти, выливая на него весь тот восторг и счастье, которые бурлили во мне. Я нее чувствовала подобного уже полтора года. И я была рада тому, что у меня есть тот, благодаря кому я испытываю эти чувства. Оставшееся время я подпрыгивала на месте, маячила во все стороны улыбкой, весело болтала со стюардами и стюардессами. Они хоть и были уставшие, но были очень довольны и счастливы очередным хорошо закончившимся полетом. В момент соприкосновения самолета с землей я замерла. Казалось, словно сердце вздрогнуло и устремилось в одну единственную сторону. Я не знала, как, но там, недалеко от посадочной полосы стоял человек. Он смотрел на самолет, на меня. Я едва не споткнулась, спускаясь по лестнице и взбудоражено прощаясь с персоналом. Вставая дрожащими ногами на сырой асфальт, я неверяще смотрела в его сторону, боясь, что он вот-вот исчезнет. Там меня ждал брат. Невыспавшийся, сонный, с щетиной, небрежно одетый, в футболке, натянутой задом наперед. Кажется, он не спал. Но он был вовремя. Он был ближе, чем должен был находиться. Он ждал меня. Я неуверенно качнулась в его сторону. А в следующее мгновение, подавшись порыву, я уже бежала со всех ног, чувствуя, как с меня слетает один тапочек. За спиной развивалась кофта, волосы развязались. Где-то за спиной слышались чьи-то одобрительные выкрики и хлопанье. Холодный воздух скользнул по легким, уколол горло, подтолкнул вперед. В ушах громко билось сердце, дыхания, казалось, у меня не осталось. Я видела только едва заметную улыбку и силуэт, стоящий в лучах солнца. Родной силуэт не испарялся, стоял все там же, ожидая. Из меня вырвалась та самая птица вместе с взлетевшим в небо счастливым смехом. И я была готова умереть прям на месте, когда брат развел руки, готовясь меня ловить.