The real you

      Внутри обстановка была не менее нервная, чем снаружи. Слуги носились туда-сюда, сбивая друг друга с ног и второпях кланяясь принцессе, которой, кажется, на это было решительно плевать. Бедный оруженосец так извелся от этого жуткого внимания, что даже начал подергиваться от каждого восклицания, раздававшегося где-то рядом. Постепенно голосов стало так много, что они глушили друг друга своим эхом, которое создавали гигантские своды замкового коридора. Так что весь шум-гам слился в один гул, от чего, правда, все равно было немного не по себе. Оруженосец занял себя рассматриванием замкового убранства и доспехов стражников, ведь на родине ему не суждено это увидеть вообще. И, конечно, шик и роскошь золотых канделябров с десятками свечей, огромных картин в золоченых рамах и невероятной длины бархатных штор винного цвета с гербом Короля вгоняли бедолагу в какое-то ощущение бесконечной незначительности и мизерности всего его существа. Он решил совсем отвлечься от общего окружения и спросил свою госпожу, которая, кстати, была внешне абсолютно спокойна и беспристрастна: - А почему мы идем к Королеве, а не к Королю? У меня на родине жена императора не правит государством и не решает никаких вопросов...       Женщина обернулась, и оруженосца снова окатило могильным холодом, но не таким сильным, как в прошлый раз. Парня передернуло, он нервно сглотнул и поспешил принять серьезный вид. - Да не рисуйся ты, - серьезно попросила она, - перед Королевой будешь это делать, со мной не надо. А что до Короля... - женщина сделала паузу и показала пальцем, на котором был крупный серебряный перстень в виде головы орла, в потолок. - Покушение? - уточнил слуга. - Нет. Никто не знает, отчего он умер. Просто однажды ночью уснул и не проснулся. И сдается мне, сестричка моя его со свету сжила. Но я тебе этого не говорила, - снова прокатилась волна холода от взгляда особы и чуть не сдула оруженосца. Действительно, пора бы уже привыкнуть за год службы у своей госпожи. - Понял, - отозвался слуга и тихо вздохнул.       Дальше они шли в тишине, только то тут, то там раздавались голоса слуг, которые бегали между дверями, как муравьи, и старались все привести в порядок к прибытию гостьи. Только им невдомек, что эта самая гостья приехала сюда вовсе не за деньгами и не за роскошью... Оруженосец немного пообвыкся и перестал вздрагивать от каждого возгласа, хоть и по-прежнему чувствовал себя несколько ущемленным в этом золотом шике, среди этого блеска драгоценных камней и шелеста дорогущего заморского бархата. Однако, в обществе своей неприступно холодной и спокойной госпожи ему было... Нет, не уютнее, потому что все ее существо источало колючий холод, какой уж тут уют, но и не сказать, что спокойнее, ибо он запомнил, что спокойствие его госпожи есть спокойствие кобры перед смертельным броском, который она может совершить в любой момент и в кого угодно. Он не знал, как назвать это ощущение равновесия и какой-то внутренней тишины, которое возникало, когда он был рядом с госпожой. А тем временем, пока оруженосец внимательно разглядывал дракона на спине халата своей госпожи, проглядывающего через сетку плетения доспеха, сама она просто шла вперед, прикрыв глаза, и явно будучи незаинтересованной во всем происходящем.       В конце концов парочку остановила стража у огромных ворот в тронный зал для одиночных приемов. Эти врата были не менее шикарными и внушительными, что и входные, но по размерам все же уступали. "Видимо, виноградные лозы - какой-то фамильный символ... раз они здесь везде, на воротах, на подсвечниках и на шторах..." - подумал оруженосец, разглядывая причудливую вязь виноградных веток, едва не гнущихся от внушительных размеров гроздей. Выглядело это позолоченное великолепие несколько аппетитно, даже будучи металлическим. На сей раз перед стражей представляться не пришлось, принцессе достаточно было просто гордо вскинуть голову и окатить стражу волной жуткого, кого-то потустороннего холода. Сразу после этого солдаты поприветствовали венценосную гостью железными из-за тяжелых шлемов голосами и открыли путь гостям, подняв свои пики со знаменами вверх. Принцесса обернулась на своего слугу.       В этот момент стража раскрыла ворота и силуэт особы был теперь резко очерчен желтым солнечным светом, в котором, казалось, весь ее образ приобретает что-то, не побоюсь этого слова, божественное. Слуга приоткрыл рот, с восхищением разглядывая свою как-то не по-земному прекрасную госпожу. Та лишь одарила его снисходительной улыбкой и, изящно развернувшись, проследовала прямиком в Зал, в это облако яркого желтого света.       Среди сверкающего золотого великолепия на высоком троне, которых охранял огромный позолоченный или даже полностью золотой тигр, вцепившись своими мощными лапами в спинку. Под защитой грозного зверя на винного цвета дорогущем бархате восседала, собственно, Королева Азалия: чернявая красотка со жгучим взглядом карих глаз, ухоженная кожа которой казалась бронзовой, а шлейф алого платья, расшитого золотом,стелился по подиуму и ступенькам, достигая пола. Соблазнительно припухлые алые губы скривились в какой-то презрительной улыбке. Оруженосец сразу понял, что Королева моложе своей сестры, притом лично для он отметил: взрослая, но абсолютно обычная принцесса все же была красивее разрисованной холеной молодушки. Особенно в глаза бросалась высокая острозубая золотая корона, усыпанная драгоценными камнями, что, конечно, завораживающе сверкали в золоте и дневном свете, но выглядели приторно, если не сказать, смешно. Слуга почувствовал, как от его госпожи потянуло ледяным презрением, хоть ее лицо сохраняло полное равнодушно спокойствие. Королева смотрела на своих гостей полуприкрытыми глазами, ожидая первого шага именно от них. Принцесса еле слышно вздохнула и глубоко поклонилась венценосной особе, не без недовольства, правда. - Приветствую тебя, сестра, - зал был огромным и пустым, потому голоса здесь отскакивали от стен жутковатым эхом. Королева на миг скривила личико в гневной гримасе. Как так? Ни тебе "Ваше Величество", ни тебе "о, милейшая"! Что за фамильярность... - Готова поклясться всем святым, что с твоей величественной красотой не сравнится ни одна женщина на белом свете, - принцесса, словив намек, принялась открыто льстить, разумеется, не без нотки презрения в голосе, которой, впрочем, эгоистичная и самолюбивая королева не услышала. - Ты - солнце среди тусклых планет, - наконец она вышла из поклона, выпрямилась и как-то по-хозяйски скрестила руки на груди. - А теперь отбросим эту пошлую лесть. Получив твое послание, я была очень сильно удивлена тем, что про меня вообще здесь кто-то помнит, а уж тем более в венценосной семье. Казалось бы, прокляли, изгнали... - от принцессы волнами стал исходить колючий холод. - Так забудьте! Но нет, для чего-то я все-таки тебе понадобилась. Для чего же?       На несколько секунд повисла мертвая тишина. Оруженосец ни слова не понял из речи принцессы, но догадывался, что она произнесла что-то такое, что очень сильно ударило по самолюбию венценосной особы, выпавшей после слов своей сестры в осадок. Наконец Королева отошла от ступора, взвилась, как встревоженная змея и зашипела: - Да как ты смеешь! Никому не сходит с рук такое обращение ко мне! Стража! - капризный голосок окончательно убедил обоих гостей дворца в избалованности и скандальности венценосной особы. По приказу в Зал явились стражники, гремя своими тяжелыми латами. Принцесса даже бровью не повела. - Зачем устраивать этот балаган? - холодно спросила последняя, оглядываясь на стражников с абсолютным равнодушием. - Я могу на правах офицера армии Империи Риса объявить тебе войну и на этом наш разговор будет закончен. Так что не стоит так горячиться, дорогая сестра. И лучше ответь на мой вопрос.       Королева не смогла ничего сказать в ответ. Ни у кого прежде не хватало наглости так вести себя с капризной правительницей, но принцесса была уже пуганая, да и знала, к какой змее идет на аудиенцию. Она с самого начала не была намерена с ней сюсюкаться. Азалия одарила полным ненависти взглядом свою сестру и села на место, грубым жестом приказав страже удалиться. Все же совсем глупо будет сейчас отправлять эту мелкую выскочку на плаху, ибо вместе с этой дурной головой полетит и та, что носит на себе корону. Она решила перенять тактику принцессы. - Знаешь ли, сестра... - обращение было приправлено ядовитой улыбкой, на которую маленькая принцесса лишь добродушно улыбнулась вместо ответа. Это снова обескуражило Азалию. - Те люди... Тот народ, из которого мы... - теперь уже жуткий взгляд со стороны гостьи дворца заставил Королеву замолчать. Здесь она решила отступить, игры с огнем никогда не были безопасными. Особенно с таким, как этот. С ледяным огнем, который нельзя потушить. - Из которого происходят наши семьи... С ним у меня отношения не сложились с самого начала правления, - Шанг (так зовут оруженосца принцессы) услышал, как его госпожа еле слышно фыркнула "еще бы". - И мною было принято решение великодушным жестом вызволить тебя из рабства, дабы ты помогла привести в порядок обстановку внутри нашего родного Игдарсила. народу нужна покровительница, которая сможет предотвратить назревающую гражданскую войну и помочь найти согласие между мной и моими подданными, - королева сделала горделивый жест головой и сверкнула глазами. Принцесса медленно моргнула, приподняла одну бровь, чуть помотав головой, будто усмехаясь: "Ну и ну!"       Пока госпожа обдумывала свой ответ, Шанг для себя отметил, что между этими двумя женщинами не заметно решительно никакого родства. Королева высокая и невероятно стройная, на ее гладком бронзовом лице блестят черные глаза под опахалами густых длинных ресниц, а роскошные, но непослушные почти черные кудри то и дело выбиваются из сложной прически под короной, украшенной к тому же живыми цветами. Принцесса же невысокая, коренастая и слегка полноватая, бледное лицо изрезано мимическими морщинами, приходящими с тридцатью - тридцатью пятью годами, огромные синие глаза смотрят на тебя с пронзительной печалью, а в мягких каштановых волнах невероятно длинных волос виднеются выгоревшие на солнце пряди, но седины пока еще нет. Они не похожи, как внешне, так и внутренне. О королеве Шанг особо не мог судить, ибо не только не знал ее, как человека, но еще и не понимал того языка, на котором они общались. Однако, первое впечатление о ней у него сложилось достаточно неприятное. В правительнице этой многонациональной провинции он увидел капризного ребенка с переходящим все границы эго. А вот свою госпожу он знал очень хорошо. Она виделась ему полной противоположностью своей сестры. В буквальном смысле, как лед и пламя. - Что ж, за то время, пока ты просидела на троне, по крайней мере тебя научили красиво говорить неприятные и пошлые вещи, - принцесса вдруг резко сделалась агрессивной: нахмурила брови и скрестила руки на груди, чуть отклонившись назад. - Ладно, мне понятно, что дела у тебя с хандорами неважно, и тебе нуден посредник, который будет их задабривать, мол, посмотрите, один из вас прямо под бочком Ее Капризного Величества, она будет ваши интересы представлять у нее на ковре.       Королева взвилась, вновь задетая за безграничное эго. Она вскочила с трона, вцепившись крючковатыми пальцами в куче перстней в подлокотники до побеления костяшек и вскричала: - Да как у тебя хватает наглости так со мной разговаривать!? Ты, несчастная простолюдинка, слышишь?! Рабыня! Безродная! Чернь! Ты должна целовать мне ноги лишь за то, что я вытащила тебя из рабства! - капризный голосок так скрипуче надрывался, выкрикивая эти оскорбления, что принцесса невольно морщилась. Когда волна гнева сошла на нет, последняя отозвалась: - Дорогуша... - ее голос стал ниже и тоже заскрипел, но не от надрыва, а скорее от излишнего напряжения, вызванного нечеловеческим самоконтролем. Шанг был почти уверен в том, что принцесса, дай только волю, задушила бы свою сестру. - Я не намерена разговаривать с тобой в другом тоне. Во-первых, ты мой кровный враг, не забывай об этом. Моя мать прокляла тебя и весь твой род до десятого колена. Во-вторых, какая бы ты не была здесь главная, я все равно главнее тебя. Если ты не понимаешь, почему, а я вижу по твоему лицу, что не понимаешь, то лишний раз убеждаюсь в вышесказанном. В-третьих, ты хамишь мне гораздо больше, чем я в ответ. Раз уж я такая вся из себя безродная, то уж тебе не престало так себя вести. Ну что ты мечешься, - как-то по-доброму уже вздохнула принцесса. - Сядь, успокойся и усвой одну вещь: в ноги падать я тебе никогда не буду. А теперь вдох-выдох и продолжаем конструктивный диалог, - принцесса Юнона обернулась на своего оруженосца и сделала шаг навстречу обалдевшей королеве. - Каковы первостепенные задачи? Остудить пыл моего народа? Или наладить снабжения солдат на Южном Фронте?       Юнона - прекрасная актриса. Нет, она не лицемерна. Хотя бывает и такой, но только в качестве личины. Шанг прекрасно знает об этом. Она иногда так часто и так непринужденно меняет роли, что окружающие считают ее сумасшедшей. Но вот именная эта манера общения сделала ей ее звание и высокое положение в обществе там, в рисовых полях. Кончено, ему она тоже сначала показалась дурной на голову, но позже, общаясь с ней во время вечерних чайных церемоний, он понял, что это лишь прикрытие, что-то вроде стиля единоборств на татами. На самом деле Юна была щедрым и милосердным человеком, которому достаточно трудно причинить кому-то физическую боль, не то что убить или покалечить. Она добра и благородна, но слишком закрыта и осторожна, живет исключительно под прикрытием этой самой маски. Настоящая Юна никому не выгодна, об этом Шанг тоже знал. Он даже представить себе не мог масштабов того чувства одиночества, которое гложет его госпожу. Впрочем, это было не его ума дело, и это он тоже понимал. Вообще сам Фа Шанг, хоть и вышел из простолюдинов, не был глуп. Ну, во всяком случае, рассуждал и поступал он умнее королевы. Как раз за этот покорный ум и полюбила его Юна, с которой, кстати, они были примерно одного возраста. Разве что слуга был немного младше своей госпожи, это делалось на всякий случай, чтобы между ними не случилось брака, но это им не грозило. Шанг не понимал точно, почему, но принцесса ни к кому не питала романтических чувств. Он не знал ее истории, не знал о ее похождениях на любовном поприще, но по тому факту, что и в двадцать два ей было как будто тридцать, и в тридцать четыре ей было будто был тридцать, и в сорок пять ей будет как будто бы тридцать, можно было судить о какой-то личной трагедии. Конечно же, углубляться в это не полагалось, да и принцесса старательно избегала разговоров на эту тему, хоть Шанг мог бы поклясться, что видел на ее безымянном пальце левой руки обручальное кольцо в течение примерно двух месяцев. Впрочем, это совершенно другая история.