Bittersweet

— Ей здесь не выжить. — Нам нужно сдать её Джанин. — Ты издеваешься, Джон?! Она наша единственная дочь! — Она — дивергент! Дивергент. Тогда Айла Хантер впервые услышала это слово. Ей было двенадцать, и весь её маленький мир умещался в руках двоих людей. Они смотрели на неё чужими глазами, улыбка на их резиновых лицах отдавала кислятиной фальши. Мама и папа, они словно боялись её. Они не знали, что делать с ней дальше. ― Стену воздвигли не просто так. Не просто так они глушат все сигналы. Мы здесь, как в клетке, Джон. Обрывки разговоров метались по стенам беспокойным эхом, Айла сидела под дверью их спальни и жадно внимала каждому слову. Синее платьице измялось на коленках, пышный бант у пояска растрепался и запутался в ногах, пока она елозила по полу, собирая ладошками пыль. Паника росла, туго сжимая в груди лёгкие так, что она боялась сделать вдох. ― Мы погибнем. Она погибнет ― здесь или с нами. Она обречена. ― Пока у нас есть хотя бы мизерный шанс дать ей нормальную жизнь, я не буду сидеть, сложа руки. Или сегодня, или никогда. Тревога заполонила весь дом удушливым смогом, впиталась в каждую щель, въелась в белоснежные шторы, пахнущие приторной лавандой. Дни шли один за другим, безвкусные, мертвенно-серые; семейные ужины стали тихими, как поминки. Мать избегала смотреть ей в глаза, отец не смотрел на неё вовсе; отчуждение росло, как снежная лавина, грозясь раздавить в пыль всё, к чему Айла привыкла. — Айла, послушай, солнышко. Если мы не вернёмся, ты должна выбрать другую фракцию. Здесь небезопасно. В тот день мама привезла её в школу и отвела в сторонку, прежде чем отпустить на урок. Она говорила быстро, тихо, бесконечно оглядывалась по сторонам, словно преступница, мгновенно замолкала, когда рядом пробегали другие дети. Сердце колотилось, как бешеное, Айла никак не могла поймать за хвост ускользающий смысл её слов, но предчувствие беды терзало детскую душу по-взрослому. — И запомни — проходи тест, как Эрудит. Ты всё поймешь. ― Я ничего не понимаю. Что со мной не так?! Что такое дивергент? Мама дёрнула её за рукав, утаскивая дальше от входа, к зарослям шипастых, полудиких роз, о которые Айла не раз колола пальцы. Горло душили слёзы, страх неизвестности сковал по рукам и ногам; сутулясь, она волочилась за матерью безвольным мешком — маленький, растерянный ребёнок, выброшенный на обочину жизни из-за дефектного набора генов. ― Никогда. Никогда не произноси это слово вслух, — мама дотронулась до её дрожащих губ. — Просто ты очень умная девочка. Не показывай этого. После школы её никто не забрал. В её доме случилось несчастье — мать и отец пропали без вести, не оставив никаких зацепок. Вереница чужих следов изуродовала лужайку, отметины грязных сапог дознавателей-Бесстрашных въелись в идеально чистый паркет, а долгие, равнодушные допросы ранили ей душу день за днём, пока гнойные раны не зарубцевались до железобетонной твёрдости. С детством пришлось попрощаться — Айла осталась одна, а вместе с ней страх, вина и злоба. Хантер вспоминает тот день перед финальным тестом. Её имя в таблице напротив цифры семь, она — крепкий середняк с перспективой попасть в патруль Стены, подальше от управляющей верхушки, чтобы не мозолить никому глаза. Стена — место, где бы она предпочла оказаться. Мама верила, что там есть жизнь, Айла верит — став патрульной, она узнает это наверняка. — Её — в штаб. На церемонии распределения Макс разбивает её надежды, даже не взглянув ей в глаза. Теперь она мерит шагами пятачок пола возле двери его кабинета — ввод в должность Старший Лидер назначил ей в этот же день. Неофитам не дают выдохнуть — за дармовой паёк, положенный на время подготовки, с них теперь дерут три шкуры. Она выбрала Бесстрашие, как меньшее из зол. Дружелюбия в ней ни капли, альтруизма за ней не водилось, идти в Искренность с таким багажом за спиной — самоубийство, а от цепкого взгляда стервы Метьюс хотелось бежать, даже не имея на то железных причин. Однако инициация в Бесстрашии не поддавалась логике. Айла не понимала, зачем гробить новобранцев, не дав им добраться даже до условного входа во фракцию — прыжок с поезда на полном ходу унёс не одну жизнь, не один неофит уехал к изгоям, так и не решившись прыгнуть. Она не понимала, почему психологический этап подготовки вызывает у новобранцев священный ужас, ведь это всё нереально. Слова матери намертво въелись ей в память — пресловутый пейзаж страха есть не более чем моделирование критических ситуаций, и она проходила его, как Эрудит — рационально и взвешенно. Айла не понимала многого, а больше всего — людей. Они, словно зомби, принимали на веру весь этот бред и даже не думали возмутиться — пропаганда Джанин об идеальности системы выполоскала им последние мозги. — Зачем системе фракций Бесстрашные? Макс листает её личное дело, застывшее голограммой над его рабочим столом. У него нечитаемый взгляд и тёмные круги под глазами; день теста — тяжелый день, как для неофитов, так и для их командиров. Его вопрос походил на последний экзамен перед выпуском. Хантер могла бы зачесть наизусть весь манифест — после изнуряющих тренировок она предпочитала спать или зубрить устав. Ей, бывшей Эрудитке, привычнее изучать материал вместо того, чтобы с одуревшими глазами носиться по Яме и ставить рекорды тупости, рискуя собственной шкурой. — Бесстрашие обеспечивает безопасность внутри периметра всем без исключения. — А ещё Бесстрашные поддерживают целостность системы, — подытоживает Макс, хлопая ладонью по столу. Картинка с её смурным фото сворачивается в мелкую мерцающую точку. — Что ты знаешь о дивергентах? Кончики пальцев немеют, словно обмороженные; Айла с трудом глотает колючий ком, прежде чем просипеть в ответ наспех выдуманное враньё. — Только слухи. В общей библиотеке Эрудиции Хантер провела ни один вечер, пытаясь выяснить, что это за проклятье и как теперь с этим жить. Айле попадались лишь скудные обрывки информации — изъяны системы никогда и никем не афишировались. — Система фракций работает, как часы, а дивергент — бракованный винтик, из-за которого может полететь весь механизм. Я приписал тебя к Отделу внутренних расследований, твоя задача — находить и изымать их. — Изымать? — Айла перебивает речь Лидера, изумлённо хлопает глазами. — Изымать, — он глядит на неё так, что желание открывать рот отпадает само собой. Значение этого слова было совершенно определённым — бракованные изделия отправлялись в утиль. — Я могу отказаться? — Я в курсе, что ты записалась в патруль. У тебя баллов маловато, потому боюсь, что нет. Однако путь за ворота всегда открыт, — уголки его губ тянутся в резиновой улыбке, при этом лицо его, лицо матерого хищника, выражает лишь усталость и равнодушие. Макс знает — ещё ни один из тех, кто рождён во фракции, не выбрал жизнь изгоя добровольно. — Ещё вопросы? Её место занял парень с напрочь отбитой башкой, шедший с ней ноздря в ноздрю. Наличие яиц оказалось приоритетом. Хантер мотает головой, переводит взгляд на носки своих ботинок. Шнуровка грубых военных берцев вьётся вдоль тонких щиколоток, жесткая ткань форменных штанов заправлена за голенище и трёт нежную кожу под коленками до красных отметин — чёрная форма Бесстрашия на воздушное синее платьице не тянет. Айла чувствует, что ступает на лезвие бритвы — заниматься охотой на таких же несчастных совсем не то, чему она хотела посвятить жизнь. Хантер не знала, как договариваться с совестью, а глухой отказ вёл в неизвестность. Страх попасть в изгои вдалбливался жителям Чикаго с раннего детства, а надежда сбежать за Стену и в одиночку искать за ней жизнь призрачна, как молочный туман над озером Мичиган. От родителей не было никаких вестей, они погибли или забыли о ней, других вариантов Айла не видела. Злоба двигала Хантер по жизни — какой бы не была их цель, они бросили её одну, лицом к лицу с непростыми решениями и бесконечным страхом разоблачения. — Пока это всё висит на Эрике. Его надо разгрузить. Эрика Айла видела лишь раз. Она стояла в планке лицом в пол, пока молодой Лидер обводил их взглядом, полным презрения. «Тупое стадо. Смотреть противно», — вердикт, который он вынес её потоку, словно мордой в грязь окунул. Местные старожилы говорили, что им повезло избежать его садистских методов воспитания — Эрик в то время был по уши занят какими-то архиважными делами в Эрудиции. — У тебя неделя чтобы войти в курс дела, — Макс вручает ей рабочий коммуникатор и кивает на дверь. Крошечный закуток напротив зала совещаний теперь её рабочий кабинет — стол, стул, кофемашина и ни одного окна. Ответственный за внутреннюю безопасность выдаёт ей ключ-карту и доступ к скрытым цифровым архивам Бесстрашия. Информация, которую она так желала получить, вылилась на неё сплошным потоком. Главным признаком дивергентности считалось поведение, отклоняющееся от нормы. Дивергенты имеют в своем наборе генов качества всех пяти фракций, они подходят каждой из них равнозначно. Одно их существование противоречит всем принципам системы — дивергенты не умеют подчиняться, устраивают мятежи, слишком много думают и всячески пытаются нарушить порядок, созданный Отцами-основателями на благо выживших после Великой войны. Вопросов становилось больше, чем ответов, Хантер читала архив запоем, пока перед глазами не поплыли строчки. Она отрывается от дела, когда пялиться в ядовитый, мерцающий экран становится больно. Шея затекла, онемевшие ноги едва держат тело, застывшее в позе рыболовного крючка — организм, привыкший за время инициации к физическим нагрузкам, такой резкой перемене не рад. Часы показывают шесть утра, за пределами её каморки занимается кроваво-алый рассвет, Айла пересекает Яму, как лунатичка, на автомате доходит до столовой и топает обратно, обходя сонных лихачей по большому радиусу. Мозг, переполненный терабайтами данных, уходит в спящий режим против воли, любая попытка думать пресекается острой болью в висках, она толкает плечом дверь своего кабинета и понимает, что не одна. — Ноги с моего стола убери, — слетает с языка быстрее, чем она осознаёт кто перед ней. Ей не отвечают, но по одному лишь взгляду, брошенному в её сторону, Айла понимает, что едва не подписала себе смертный приговор. Он не понравился ей сразу. Слишком нарочитый, слишком вычурный — от причёски до чёрной геометрии тату на громадных предплечьях, открытых наверняка специально для демонстрации физической силы. У таких людей самоутверждение — жизненная необходимость, Айла насмотрелась на это ещё в родной Эрудиции. Мериться длиной айкью там обычное дело. — Какие-то вопросы? — она застывает в дверном проёме, ей и двинуться-то некуда, комнатка мизерная, а Эрик вблизи выглядит гораздо крупнее, чем издали. — Да вот интересно, кого Макс выбрал себе в ручные собачонки. Айла на секунду теряет дар речи. Под его пристальным взглядом хочется закрыть дверь с той стороны — его раздутое эго грозится вытолкнуть Хантер прочь с её законной территории. Она складывает на груди руки и гордо выпрямляет спину, готовясь защищаться. Первый день в назначении начинается более чем хреново. — Отчёт оформи, — Эрик небрежным щелчком перебрасывает ей файлы, достаёт из разгрузки ворох каких-то мятых вещдоков на описание и ноги со стола убирать не спешит. — Я помощник Лидера по внутренним расследованиям, это не моя работа. — Айла смотрит на засохшие плевки грязи, тянущиеся веером вдоль голенищ его сапог, чувствует, как против воли и всех правил субординации начинает закипать. — Ты не попутала? Это приказ, — он говорит почти ласково, а за этим бархатным тембром слышится угроза; Хантер передёргивает плечами, прогоняя прочь внезапно охвативший её озноб. — Меня Макс назначил, не ты. Я исполняю его приказы. Айла чувствует, что её несёт, хотя стоило бы поступить по уму и заткнуться, как того требует чёткая военная иерархия. Расхлябанная поза, снисходительный тон, вызов во взгляде — Эрик словно упивается своим превосходством в силе и властью во фракции силы, а Хантер взбешена до предела и столько же беспомощна. Здесь никто не станет подтирать ей сопли и защищать от произвола высшего руководства — для неё Макс, Эрик и ещё трое Бесстрашных Лидеров — потолок, выше которого ей не прыгнуть, и это выводит из себя ещё сильнее. — Слушай и запоминай, девочка. У Лидеров Бесстрашия равные полномочия, так что если я сказал, чтобы ты оформила отчёт, ты сделаешь это своими нежными ручками, аккуратным каллиграфическим почерком и ленточку сверху повяжешь. Эрик балансирует на двух ножках, и стул жалобно скрипит под его весом, он спокоен, как чёртов айсберг, а глаза мечут молнии. Айла подозревает, что на неё попросту пытаются сорвать зло, за нарастающей яростью она не чувствует страха, до одури желая вцепиться ему в глотку зубами. — Ты чокнутый? Кажется, стрелки на часах замерли, а от напряжения вот-вот заискрят лампы дневного света. Стул с грохотом возвращается на все четыре ноги, Эрик неспешно, как хищник перед атакой, встаёт во весь рост. — Эрик, там свежее мясо притопало, глянешь? — в дверь просовывается голова, увенчанная кроваво-красным ирокезом. Инструктор новобранцев сработал, как громоотвод. Айла чувствует себя крошечной, и весь её запал постепенно сходит на нет, оставляя после себя гадкое послевкусие неприязни. Мудак. Своё мнение о молодом Лидере Бесстрашия Хантер сформировала весьма чётко, ровно, как и то, что за оскорбление вышестоящего лица ей придётся нести ответственность. Эрик молчит, и эта тишина стоит десятка самых изощрённых ругательств. Не сводя с неё взгляда, он аккуратно задвигает злосчастный стул и выходит вслед за инструктором, Айла с досадой понимает, что помимо вороха проблем, которых она решить не в силах, ей придётся разбираться ещё с одной.